Шум ветра заглушал разговор андроидов и детектива. Я не решалась подойти, так и стоя с пистолетом в руках. Время от времени попутный ветер бросал в мое лицо вместе со снежинками юный мальчишеский голос, умоляющий его не трогать и старческое, наполненное сожалением «Все будет хорошо».

Вскоре мальчика привели к машине. Он посмотрел на меня с ненавистью и страхом, но больше всего в этих зеленых глазах отражалось мое собственное смятение. Когда хромающий, теряющий тириум парень был усажен на заднее кресло с наручниками на руках, я слезла с платформы. Хэнк уже садился в машину, громко хлопая дверь. Он был недоволен, и это была моя проблема.

– Коннор, – андроид обернулся на свое имя, абсолютно спокойно смотря мне в глаза. Вот кто всегда был спокоен. Вот у кого стоит поучиться хладнокровию. – Что будет с парнем?

– Он вернется на склад «Киберлайф» для деактивации.

– Но его ждут дома.

Глаза андроида изменились. Он непонимающе нахмурился, буравя меня своим взглядом.

– Он не имеет дома, мисс Гойл. К тому же в его программе системный сбой, и возвращать его в семью нельзя.

На этом разговор закончился. Коннор учтиво отошел в сторону, намекая на то, что мне пора на заднее сиденье. Куда-куда, но туда мне точно не хотелось садиться. В голове промелькнула мысль, а не отказаться ли мне и не пойти пешком, но шальная идея тут же исчезла, стоило только взглянуть на андроида. Он знал, о чем я думаю. И потому обошел меня с другой стороны, отрезая путь к побегу.

Ехать на одном сиденье с простреленным андроидом было неприятно. По его лицу струились слезы, совсем еще мальчишеские глаза с опаской косились на оружие. В салоне царила напряженная тишина. Хэнк больше не улыбался, глядя на окружающие дома, не кидал назад дружелюбных взглядов. Коннор старался не двигаться. Весь мир вдруг обернулся против меня. Осознав это, я вдруг почувствовала себя мразью. Коннор-катана был единственным моим соратником, и я крепко до боли в пальцевых суставах сжимала саю. Нагретая поверхность успокаивала, приносила удовольствие. Где-то внутри организм подал мне сигнал, что решает, не подбросить ли мне тахикардию вдогонку ко всему случившемуся. Я попыталась вымолить у собственного сердца и разума отсрочку, и, как ни странно, это подействовало.

Кататься в машине пришлось до конца вечера. Сначала мы посетили участок, где Коннор с пристрастием допросил девианта. К сожалению, в смотровую комнату меня не пустили: Хэнк вообще старался меньше пересекаться со мной, и потому я осталась сидеть у его стола в надежде, что все образуется и собственный наставник не станет долго держать на меня зло.

Позже нам пришлось отправиться в башню «Киберлайф». Коннор вел хромающего, заливающегося слезами андроида вперед уверенной походкой, словно вел девианта не на смерть, а на обычные лечебные процедуры в профилакторий. Я сопровождала андроидов взглядом, и, возможно, где-то внутри отметила удивительно совершенную походку Коннора, в любой другой ситуации вызвавшую у меня волну мурашек. Но сейчас я могла думать лишь о Хэнке и его злостном взгляде. Даже сейчас лейтенант молча отошел в сторону, не желая смотреть на меня.

Через пару часов андроид вновь вышел из здания, но уже один. Он молча подошел к нам, взглядом сказав о случившемся и мы, всей троицей, отправились в дом к семье уничтоженного андроида-девианта. Небо начинало темнеть, на часах было почти четыре вечера, когда мы достигли узкого двухэтажного коттеджа. Всем своим телом я предвкушала, как буду оправдываться перед людьми. В голову лезли разные эпитеты: «я не подумала», «я не успела», «я не хотела». Что угодно, даже самые отвратительные отговорки вроде «купите другого», но среди них не было ничего дельного, ничего адекватного.

К счастью, мне даже не пришлось выходить из машины. Хэнк бросил сухое «сиди здесь» и вышел из автомобиля прежде, чем я смогла хоть что-то ответить. Коннор бросил на меня извиняющийся взгляд и последовал за офицером. В машине мне пришлось просидеть не меньше получаса.

Вернуться в участок получилось только в пять часов вечера. Рабочая смена департамента полиции давно закончилась, но Хэнк не стал развозить нас по домам как обычно. Он приехал в участок, вылез из машины и с некоторым обречением поплелся в здание. Я чувствовала, как надвигается волна неприятного, возможно, даже конфликтного разговора, но говорить ничего не осмелилась. Это была моя работа – выполнять приказы и слушать выговоры.

Коннор следовал за лейтенантом весь день, и даже не задумывался на тему причины возвращения на участок после работы. Хэнк не любил задерживаться в полиции дольше положенного. Сейчас же холл пустовал, все давно отправились домой. Только дежурная бригада полицейских где-то в глубине здания в закутке сонно зевала, смотрела вечерние новости и ждала вызовов.

Хэнк бросил ключи от автомобиля на стол, и плюхнулся в кресло. Он тер свою переносицу большим и указательным пальцем, Коннор слышал, как в висках стучит кровь от излишне разогнавшегося сердца. Анна стояла рядом с андроидом. Ее руки были сцеплены за спиной, на лице читалась абсолютная покорность.

Молчание не могло быть долгим. Весь день напряжение нарастало с геометрической прогрессией, и насколько Коннор знал людей, это тревога между людьми рано или поздно должна была выплеснуться в конфликт. Отчасти он был согласен с ошарашенным выражением силовика, когда Хэнк буквально наорал на нее. Она выполнила приказ, использовав максимально эффективный путь разрешения проблемы. К тому же андроида настораживала реакция офицера. Он тщательно ощупывал ее, пробовал на вкус, пытался разжевать, потом вновь выплевывал и повторял процесс заново. Он знал, что в этом кроется что-то еще, что-то неправильное. И оно ускользало от него каждый раз.

– К черту это дерьмо, – Хэнк встал с кресла и, подойдя к Анне с яростным взглядом практически на метр, внезапно озверел. – Какого хрена ты творишь?! Ты пристрелила этому парню ногу, о чем ты вообще думаешь?!

– Он остался жив. Вы выполнили свое задание. Я не понимаю, в чем проблема.

Анна искренне недоумевала, и этот вопрос ее явно тревожил. Она бегала взглядом по глазам Хэнка, пока тот сверлил ее свирепым взором в упор. Коннор знал, на что способны люди в злости, и злость андроидов в этом случае не шла ни в какое сравнение с человеческой яростью. Он понимал, что в любой момент ему придется вмешаться и разрядить ситуацию, тем более, что нестабильность солдата в последнее время могла перерасти в нечто большее и ответить старому офицеру чем угодно. Коннор, осознав эту мысль, существенно напрягся, перебегая взглядом от одного напарника к другому.

– В чем проблема? А я расскажу тебе в чем проблема. Проблема в том, что такие как ты не способны использовать собственные мозги. Вы способны только слепо следовать приказам. Легла на хирургический стол и думаешь, все? На этом твоя ответственность снята? Нихрена подобного! – Хэнк ткнул Анну указательным пальцев в грудь. Его крик отражался от стен, и впервые в жизни Коннору стало не все равно, что вокруг никого не оказалось. – Ты просто очередная сраная игрушка в руках правительства, которой было легче засунуть голову в песок как сраный страус. Ты не человек. Ты даже не машина.

Завершив свою тираду, Хэнк, не спуская глаз с Анны, плюхнулся на стул. Его лицо раскраснелось, и хоть испещренное морщинами лицо само по себе было темным, краска увеличивала этот эффект. Коннор медленно перевел взгляд на Анну. Он ожидал чего угодно: слез, ярости, обиды, чувства вины – чего угодно, но только не то, что было на ее лице. Она была холодна. Холодна и спокойна. Однако ее напряженный подрагивающий голос говорил совсем о другом.

– Высказались? – тихо спросила Анна.

Хэнк сверлил ее своими злыми глазами, придавливал к месту, но она словно бы и не чувствовала этого сурового взгляда. Ее блестящие волосы тяжело спускались из конского хвоста, приспущенная собачка на черном тугом комбинезоне обнажала белую майку. Коннор смотрел на ее без эмоциональный профиль лица, и даже не постеснялся признать самому себе, насколько много идеальных очертаний человека можно было встретить в ней. С момента нападения в башне Стрэтфорд он больше не боялся ощущать это странное чувство родства и схожести, хоть время от времени и пытался задвинуть его прочь. Он даже допускал, что именно эти чувства заставили его позвонить мисс Гойл в тот вечер. Да, именно эти чувства, а не желание узнать о состоянии здоровья.