Тьма расступалась постепенно, словно бы я выходила из наркоза. Конечно, это было не так. Я выходила из сна. Тело почему-то оказалось в напряженном состоянии, ступни ощущали холод гладкого паркета. Как только в глазах прояснилось, а мгла исчезла в периферийном зрении, я медленно сощурилась. Сон все еще сходил с моего тела, и осознание окружающего мира было слабым, но этого мне хватило, чтобы оценить ситуацию. На меня смотрела собственная я: темные длинные волосы ворохом струились по спине, мятая серая футболка и такого же цвета короткие шорты громоздились на миниатюрном, подтянутом теле, словно мешки. По правой стороне виднелись темные круги разного размера и очертаний, но это были не рисунки – это были следы крови. Вся белая повязка пропиталась ей, и сейчас струйки черной в свете уличного фонаря жидкости струились вниз по запястьям. Я стояла перед зеркалом. Блестящие зеленые глаза блуждали по моему телу в отражении, и каждая новая деталь ввергала меня в новые сомнения. Очевидно, правая рука двигалась, и двигалась активно, учитывая количество крови. По правую сторону на полу виднелась черная лужица, в которой постепенно спадали все новые капли. Туманно окинув взглядом комнату в отражении, я подняла руки и, уложив их кистями на широкие рамы, оперлась о напольное зеркало.
Он был так близко. Его жар ощущался повсюду, даже сейчас тело все еще ощущало присутствие чужого тепла. По моим глазам струились редкие слезы, широко открытые зрачки исследовали каждый миллиметр лица. Самым пугающим было не то, что я испытывала положительные чувства к этой оболочке, но то, что я до сих пор не могла определить реальность и вымышленность. Снов мне не снилось добрых семь лет, сразу после операций мозг, лишенный эмоциональной сферы, не нуждался в разгрузке нервной системы, и сны остались в прошлом. Каждый день, падая на подушки, я лишь проживала очередную минутную темноту, и просыпалась, когда наступал следующий день. В этот раз все было иначе. Его взгляд смотрел сквозь меня, лицо было лишено хоть какой-либо смысловой нагрузки, но он был там – в моем сне. Ворвался в него, словно ветер в заколоченный дом через пробитое хулиганами окно.
Тахикардии не наступало. Обрадованная этим фактом, я сонно сменила повязки и ночную одежду, на что ушло тридцать минут. И хотела уже пойти вновь спать, как перед взором возникла постель. Светлое белое белье оказалось перепачкано крупными лужами крови. Часы пробили четыре часа ночи, когда я, сменив еще и постель, отказалась от сна, предпочтя заготовленные заранее жаренные куриные ножки.
Утро пробудило город воем ветра и первыми оранжевыми оттенками восхода на светлых снеговых облаках. Улицы все еще дремали, лишь редкие ранние рабочие выходили из дома с первыми лучами солнца. Своих соседей я не знала. По крайней мере, ни разу с ними не разговаривала. Я знала, что напротив в высоком двухэтажном красном доме жил одинокий мужчина. Каждое утро он вставал раньше всех, садился в свой внедорожник и уезжал до позднего вечера. В доме рядом со мной жила семья матери-одиночки. Ее маленькие девочки близняшки часто играли на улице в мяч и еще какие-то детские игры. Порой их надувной шар попадал на мой задний двор. Мать их очень ругалась, пыталась вежливо дозваться меня. В силу моего отсутствия интереса к общению с соседями она всякий раз не получала ответа, и девочкам приходилось исподтишка в тайне от мамы перелазить через невысокий желтый забор за игрушкой. Я не была против. Мне было все равно.
С левой стороны жила старушка. Она часто сидела на крыльце своего высокого, серого дома, и даже когда улицы припорошил снег - ее это не остановило. Верхняя одежда лишь стала потеплее, а на лавочке красовалось клетчатое одеяло.
Встав у окна, я наблюдала за расползающимися оттенками солнечных лучей, смотрела за первыми топчущими на работу соседями и поглощала виноград. Кровь в плечевом суставе пульсировала, ткани срастались. Травма была и вправду тяжелой: за всю свою жизнь я ни разу не получала сквозную рану, и когда андроид перебинтовывал руку, где-то на затворках разума я молилась военным генетикам, чтобы это «прокатило». Как видно, мольбы были не напрасны. Измененный генетический код и усовершенствованный мозг могли починить все, за исключением полного отрыва органа или конечности.
Энергия потреблялась быстро. Стоило желудку получить порцию еды, пусть даже самой питательной и белковой, через час живот вновь урчал. За весь день я приняла пищу как минимум девять раз. В ход шло все: куриное мясо, сырые овощи и фрукты, протеиновые и злаковые батончики, молочные продукты – все с благодарностью принималось желудком, и тут же рассасывалось. Когда недельный запас потускнел, мне все же пришлось выбраться в ближайший магазин. Недельные деньги от правительства закончились, и пришлось снять с банковского счета зарплату. К сожалению, ранения правительством никак не оплачивались. Ведь, по его мнению, раз травма получена из-за прикрытия наставника, значит, это исключительно проблема солдата. В какой-то степени я была согласна.
Магазин был крупным, а его ассортимент – многообразным. Руки хватали все, что видели глаза, даже если это и не входило в мой привычный рацион. Шоколадные кексы, зефир, замороженные креветки, высокоуглеводный пирог с мясом, многочисленные фрукты и овощи, консервы. В пакеты для продуктов отправилась даже пицца. Я знала, на что был способен организм вовремя регенерации, и мне не хотелось выходить на следующий выходной день из дома. Уже на середине покупок плечо вновь заболело от нагрузок, и дома я обнаружила темные пятна на бордовой рубашке.
Связной блок-наушник пролежал все это время на обеденном столе. Я не надевала его все выходные, ведь администратор знал о моем положении, и потому не должен был звонить как минимум еще четыре дня. Однако мое нежелание его надевать было скрыто в другом. Он был мне противен. Все, что хоть как-то напоминало о подразделении вдруг стало омерзительным и пугающим. Дверь, ведущая в подвал, казалась мне дверью в чистилище, и всякий раз я старалась обратить свой взгляд в другую сторону, как только приближалась хоть на метр. Черные комбинезоны смотрели на меня гордо и укоризненно, когда дверцы шкафа оставались распахнутыми. Один из их братьев, покалеченный в башне Стрэтфорд, уже отправился по спец.почте в утилизирующие органы. Пальцы, упаковывая поврежденный комбинезон в синий пакет, ощущали его плотность и тугость, и это чувство было дискомфортным. Наушник же был брошен на столе специально. Я знала, что возникающие негативные предрасположения к подразделению не имели хорошего посыла, и потому оставила связной блок на виду, чтобы не забывать о главных вещах: кто я такая и что здесь делаю.
К вечеру плечо перестало ныть. Хороший признак, подумала я. Сосуды наконец закупорились, само ранение покрыла светлая, зарубцевавшаяся кожа. До полного заживления в условии покоя оставалось не больше суток. Вскоре плечо станет гладким и идеальным по своему внешнему виду. На деле же внутри появятся новые молодые клетки, которые время от времени будут требовать от мозга еще ресурсов в силу своей уникальности.
Несколько раз за день звонил Хэнк. Мне не трудно было догадаться, откуда человек, у которого рядом ходячая интернет-энциклопедия, достал мой номер, и потому я даже не удивилась его хриплому голосу. Он вкратце рассказал о девианте, которые скрывался в очередной заброшке. Поймать его они, к сожалению, не смогли. И хоть слова «к сожалению» были использованы самим лейтенантом, в его голосе сожаления я не слышала. Он был спокоен, даже доволен.
Мужчина несколько раз расспросил меня о самочувствии, но тут же отвергнул мое желание выйти в участок на следующий день. Было ли это навеяно чувством вины и благодарности, или он просто не хотел случайно получить по макушке – неизвестно. Но сопротивляться я не стала. Мне и вправду стоило прождать еще один день, учитывая предыдущую ночь.
Закат посадил солнце за горизонт очень быстро. В соседних домах начали зажигаться огни, с неба срывались снежинки. Все люди прятались по домам, почувствовав на своей коже температуру ниже десяти. Даже старушка сложила одеяло в несколько раз и ушла в дом. Слабаки, подумалось мне. Пожили бы они в комнате с двадцатиградусным морозом без какого-либо теплого пледа или куртки. Им бы не было преград.
