– Мне странно осознавать, что люди готовы уничтожать любое, непонравившееся им явление. Даже если это касается заимевших самосознание андроидов.
Это заявление шло в разрез всем внутренним установкам Коннора. Он знал и искал хоть какой-либо изъян в этом человеке, чтобы опровергнуть и отпустить собственное чувство родства с ним, однако даже сейчас, рассуждая о девиантах, девушка не использовала эмоциональных эпитетов. Она просто говорила то, что думала, но не ощущала.
– Вы хотите сказать, что девиация – это положительное явление?
Оба напарника обернулись на голос Коннора.
– Очнулась спящая красавица.
– Нет, я не говорю, что это хорошо. Но уничтожать невинного – это как выходить маленького котенка для того, чтобы чуть позже бросить его в бурный речной поток. Это не гуманно. К тому же, среди людей гораздо больше реального насилия, которое почему-то часто спускается с рук. Зато андроидам, которые пытаются защититься, не дают проходу.
– Надо же… – протянул Хэнк. Девушка аккуратно сняла катану и села на стул напротив офицера, прижимая ручное оружие к коленям. Коннор решил присоединиться к ним, водрузившись на стул рядом с полицейским. – И это говорит хладнокровный убийца…
В глазах Анны блеснуло нетерпение. Она буравила своим взглядом офицера, при этом поддерживая идеально сложенную осанку. Коннору стало неуютно. Восприняв это на свой счет, андроид слегка откинулся на спинку стула, чтобы хоть как-то отличаться от Анны.
– Хладнокровные убийцы используют разные извращенные способы убийства, чтобы потешить свое эго и психические отклонения. Они убивают всех без разбора, не преследуя какую-то определенную цель, кроме самоудовлетворения. Я не хладнокровный убийца.
– Да брось. Вы все там такие.
Хэнк бросил эти слова в лицо Анны и вновь присосался к бутылке. Он внимательно наблюдал за реакцией силовика, и Коннору перестала нравиться атмосфера в доме. Девушка терпеливо смотрела на своего собеседника глаза в глаза, не пытаясь уклониться от зрительного контакта. Андроид почувствовал странный зуд в голове. Противное ощущение вклинившейся лишней шестеренки в программе. Непривыкшие системы старались вытолкнуть, уничтожить, избавиться от нее, но на каждую попытку шестеренка отвечала еще большей активностью, разрастаясь и заражая других. Ему это не нравилось. Тем не менее, он не мог оторвать взгляд от сидящей в идеальном положении тела Анны.
– Вы это на личном опыте решили или все же ваше мнение сложено социумом? – спросила Анна. Она слегка наклонила голову, и ее блестящие темные волосы в хвосте качнулись в такт.
– Мне пришлось работать с одним таким, – Хэнк вновь присосался к бутылке, – мерзкий тип. Вроде, Карсон звали. Я работал над делом по наркотикам, но в какой-то момент в расследование протянули свои загребущие лапы ФБР. Среди них был этот придурок.
– Лейтенант, вы же говорили, что не имели дело с данным подразделением? – Коннору не нравились не точности, и он, с силой оторвав взгляд от Анны, обратился к офицеру.
– Такими вещами не разбрасываются кому попало. Этот парень ни слова не проронил за всю работу. Но однажды показал себя во всей красе. ФБР прижали к стенке какого-то подростка, торгующим в школе наркотой. Парень пытался сбежать, но эта сволочь пристрелила его, даже не подумав. Якобы выполнял чей-то приказ. Надеюсь, эта мразь кормит своим телом червей.
– Кормит, не сомневайтесь.
– О как. Что же с ним случилось? – интерес и переживания в голосе Хэнка были наигранными. Коннор, поймав этот театральный тон, повернулся к Анне. В его глаза бросился глубокий, короткий шрам под ухом. Как странно, подумал Коннор. Даже этот шрам по каким-то причинам не портит общую идеальность женщины.
– К нему вернулась эмпатия. Он настоял, чтобы ему сделали повторную операцию, но исход в такой ситуации всегда был одним.
– Хоть одна прекрасная новость за сегодня.
На минуту в доме повисла тишина. Сумо мирно похрапывал на своем пуфике, по телевизору шла реклама чипсов. Коннор пропускал все посторонние звуки мимо ушей. Он наблюдал, как вздымается грудная клетка Анны, слушал, как скрипит ткань тугого черного комбинезона. Смотрел, как бликует в свете лампы собачка на замке у шеи девушки. Ему нравилось все, и не нравилось ничего. Он испытывал странное чувство визуального удовольствия, однако вместе с этим чувством возрастала срочная потребность избавиться от причины обнаруженного прошлой ночью сбоя.
– Ну а ты? Хочешь сказать, не убивала невинных?
Анна вдруг опустила взгляд. Она подняла катану с колен и положила на стол. Блестящая поверхность выглядывающего из саи лезвия игриво кидала блики в глаза.
– Я не убивала детей или подростков, если вы об этом. Однако однажды мне пришлось по приказу убить старика этим оружием, - Анна выдвинула меч еще сильнее, и блеск начищенного металла заполонил комнату, словно еще один источник света, - но он не был невинным. Он состоял в департаменте Белого дома, был приближенным к военной части правительства. Ему было шестьдесят лет, и он сливал всю важную государственную информацию Китаю. Я помню его глаза. Он знал меня, по крайней мере, однажды жал мне руку. Они были испуганными. Но он осознавал, за что я была ему прислана.
– Так ты считаешь, что я старик? – с толикой оскорбления в голосе воскликнул Хэнк.
– Это единственное, что вас смутило?
Разговор продолжался, казалось, бесконечно. Коннор не хотел влезать в беседу, он слушал беспечное общение людей, отмечая, что ему приятно слышать позитивные нотки в их голосах. Однако в голове просигналил датчик о прибытие такси, и андроид все же нарушил разговор.
– Извиняюсь, что вклиниваюсь, но такси прибыло.
– Отлично! – Хэнк потянулся к бутылке, но, почувствовав внутри нее пустоту, поставил бутылку на стол и хлопнул себя по коленям, – поеду с вами. У меня сегодня важная встреча.
– С капитаном Фаулером? – настороженно поинтересовалась девушка. Андроид не был удивлен ее настороженности: на часах было почти час ночи.
– С Джеком Дениелсом.
Офицер побрел в свою комнату. Ему предстояло сменить одежду, а это еще минут пять. Анна, встав следом, побрела по гостиной. Ее спина подтянулась, как натянутая тетива лука. Катана вновь покоилась за спиной, описывая зигзаги с каждым шагом солдата.
– Я не понимаю, – Коннор, как всегда, начал разговор с тихой нотки. Его брови встретились на переносице, он вовсю изучал лицо собеседницы, – вы сказали, что не считаете девиацию чем-то опасным, ссылаясь на насилие среди людей. Вы пришли к этому личным опытом?
– Можно и так сказать. Был один человек, который оставил шрамы.
– Вы о шраме на лице?
Анна смолчала. Она дернула головой в сторону Коннора, но смотреть на него не желала. Коннор чувствовал крупную стену недоверия напарника, но он и не думал ее разрушать. Так безопаснее.
– Некоторые шрамы гораздо страшнее тех, что остаются на теле.
Коннор встал со стула. Он внимательно наблюдал за девушкой, за ее движениями, за ее манерой поведения. Его приковывало все, даже самая мелочь в виде поворота головы. Она была странной, в его понимании. Никак не укладывалась в привычную рациональную логическую цепь. Ее тело состояло из крови и плоти, ей требовались пища и вода, она нуждалась в воздухе. Ее кожа была настоящей, а плоть не могла изменять свои внешние данные. Но кое-что не позволяло Коннору отнести ее к человеку: отсутствие чувств, эмоций, психических ощущений. Недавний инцидент в заброшенном доме он мог расценить, как обычное стремление к самосохранению. Мог, но не хотел.
Девушка аккуратно перебирала пальцами виниловые диски, сохраняемые Хэнком бесчисленное количество лет. Каждый диск, попав в ее руки, изящно переворачивался, словно это происходило не в руках человека, а в невесомости. Сама Анна была неестественно для нее мрачна.
– Что-то не так? – учтиво поинтересовался андроид. Он поправил свой галстук, когда тот предательски сполз с шеи.
– До всей этой истории с генетикой я собирала виниловые диски. Правда, я любила классику, хоть иногда и слушала Луи Армстронга. У меня былая целая полка. Бетховен, Бах, Вивальди, даже Балакирев Милий, – Анна аккуратно сложила все диски на место и провела по ним кончиками пальцев, – это было так давно, что я уже и не помню куда все это делось. Странно. Человек, который всю жизнь посвятил себя военной деятельности, любил успокаивающую классику.
