Сдавленные рыдания вырывались из меня наружу вместе с потоками соленых слез. Сжимаясь в комок, я, кое-как вернув белье машины в должный вид, сползла на холодный, бетонный пол. Тепла внутри больше не было. Только мрак от вырванного куска сердца, презрение к самой себе и ненависть на Майлза – того, кто и стал причиной душевной боли.
Да, я ненавидела его. Всем своим сердцем, всей душой ненавидела, проклинала и злилась, судорожно задыхаясь в приступе аритмии на полу. Недавние от наслаждения потряхивания превратились в откровенную дрожь мышц, не получающих должную порцию кислорода. Как бы я не злилась на Майлза, мысленно осыпая его всеми оскорблениями мира, единственным, кто был во всем этом виноват – я сама.
Нельзя было выкупать RK800! Нельзя было уточнять у него подробности встречи со Златко, нельзя было лезть в его память и рассказывать о своем прошлом! Нельзя было прикасаться к нему… и теперь, благодаря всем моим ошибкам, я сижу на коленях на полу, ощущая могильный холод в душе. Вскоре всхлипы сменятся смирением, но ненависть к себе и девианту еще долго не сможет покинуть сердце. А пока я, не видя ничего перед собой, вялыми движениями надевала платье и буквально ползла наверх, подальше отсюда, цепляясь за стены.
Время утекало незаметно. Самое сложное было позади, казалось мне… глупая. Сложнее было не прощаться, сложнее оказалось собираться в дорогу после утраты львиной доли души. Я кое-как складывала какие-то вещи, даже не осознавая, беру ли я нужное или просто на инерции хватаю все подряд, лишь бы занять руки каким-то делом. Единственное, что было уложено осознанно – ноутбук. Мельком подумала об оставленной в подвале флэш-карте с кодировками и памятью, но страх увидеть Коннора не давал вернуться за важной вещью. Потому я решила забрать ее перед самой поездкой. На большее мой потускневший рассудок не был способен.
За окном начинало темнеть, когда я, все еще потряхиваясь от мрака в груди, кое-как разогрела себе еду. Увы, но первый кусок отбивной едва был проглочен. Второй и вовсе встал поперек горла. Третий был выблеван. Я не могла есть. Просто не могла. Мысли нагло лезли обратно в подвал, возвращая к оставшемуся сидеть «очищенному» Коннору, и как бы я не старалась отбросить все размышления на задний план – не получалось. Я вообще ничего больше не могла. Даже сопротивляться нарастающей ненависти к девианту, что вот-вот вернется домой.
Пурга на улице усилилась, и когда входная дверь хлопнула, я едва не подскочила на месте, затравленная и ушедшая в себя.
– Документы у меня, – беспечный тон Майлза, что старательно пытался стряхнуть снег перед зеркалом, вызвал во мне приступ отвращения. Смотреть на машину я не стала, не сводя взора с полной тарелки перед собой. – Ехать до места два часа, так что в восемь вечера мы должны покинуть дом.
То ли он не замечал моего отчуждения, то ли просто не желал его замечать – девиант как ни в чем не бывало прошел на кухню, стаскивая куртку и кепку. Все его движения игнорировались мной, старательно делающей занятой в еде вид. Если, конечно, ковыряния вилкой в отбивной можно назвать занятостью.
– Дженнифер, ты…
– Я очистила его память, – не желая слушать голос Майлза, я оборвала его речь жестким тоном.
Девиант некоторое время стоял передо мной, не шелохнувшись, глядя сверху вниз. Что у него происходит в голове впервые за долгое время не волновало. Хватит. Мне бы со своими мыслями и злостью на друга разобраться.
Послышался сдавленный, обреченный смешок, придавший теплому мужскому голосу усталость:
– Все-таки влюбилась…
– Я сделала свой выбор. И к твоему счастью, он не в пользу того, кого я знаю всего пять дней, – я холодно смотрела в голубые глаза Майлза, который виновато хмурился с каждым моим словом. Уверена, утренние слова о том, кто и кого бросает надолго засели в его голове, заставляя жалеть о поставленном передо мной нечестном выборе. – В отличие от некоторых я не собираюсь бросать близкого, поджав хвост. Чего теперь ты еще от меня хочешь?
Столько злости в моем голосе не было даже когда девиант раз за разом предлагал влезть в систему ФБР самостоятельно. Майлз открывал и закрывал рот в надежде, что найдет нужные слова. Но он понимал – таких слов нельзя найти. Их просто не существует.
Вернувшись к тарелке, я блекло посмотрела на все это время работающий телевизор. Часы показывали начало пятого, а значит, в запасе было три часа. С учетом сложенных вещей это целое море времени. Следовало бы подумать, куда девать RK800, чья полупустая оболочка теперь вызывала у меня ассоциации со смертью. Смертью собственной совести и души.
– Помнишь, я дал тебе карту с тремя фрагментами памяти.
Удрученное напоминание Майлза о забытом видео вынудили меня на некоторое время забыть о злости. Растерявшись, я посмотрела на машину снизу вверх. С полгода назад я бы многое отдала, чтобы услышать от друга пояснения на тему его нежелания воспользоваться возможностью, сбежав в открытую дверь подпольного секс-клуба прямо под дождь. Сейчас взыграл обычный элемент неожиданности, ведь злость полностью вытеснила все переживания на тему прошлого девианта.
– Там, где ты стоял напротив открытой двери? – пояснила я после секундного молчания.
– Верно, – услышав мой не такой злобный голос, Майлз ощутил прилив уверенности, усевшись напротив. Он выждал некоторую паузу, собираясь с мыслями, однако едва открыл рот, как тишину дома пронзил стук в дверь.
Мы оба подскочили, словно ужаленные. Окна на первом этаже всегда были зашторены, и только позже я поняла, как сильно спасло нас это. Переглянувшись с таким же встревоженным девиантом, мы не спешили открывать дверь. Сидели в оцепенении, словно дожидаясь повторного стука, уповая на «авось показалось». Увы. Стук повторился. И в этот раз он был дополнен грубым, приглушенным голосом, доносящимся рядом с приоткрытым на проветривание окном.
– Мэм, будьте добры. Откройте, это полиция.
Сердце бухнуло в пятки. Внутри все съеживалось, казалось, кровь сейчас окончательно остынет и образует тромбы прямо в сердце. И это было бы неплохое решение проблемы: умереть в результате инфаркта здесь, за столом. Но я лишь могла мечтать о смерти, уже представляя, как цепляются на руках холодные наручники, как Майлза пристреливают на заднем дворе. Как ушедшего в себя Коннора вытаскивают из подвала…
Я не могла встать. Но и сидеть тоже не могла. И потому, подбадриваемая тревожным взором вскочившего с места Майлза, медленно подошла к двери, заглянув в глазок…
========== Побег ==========
Люди за дверью терпеливо ждали. Неуверенно брошенное «Пять минут! Я не одета!» дало немного времени на молниеносную кооперацию действий. Майлз нашелся быстро: прихватив оставленную верхнюю одежду, андроид пулей скрылся в подвале, заперев за собой дверь. Даже если кто-то и будет из патрульных ломиться вниз, одного оправдания «я потеряла ключи» будет достаточно, чтобы оградить машины от ареста и последующего уничтожения.
Как только дверь захлопнулась, я встала напротив входной двери, сжимая кулаки. Сердце билось о грудную клетку совсем как несколько часов назад рядом с Коннором, вот только сейчас это было поистине жуткое чувство, полное страха и могильного холода.
– Все нормально, – собственный успокаивающий шепот помогал вплоть до того момента, как раздался повторный, менее терпеливый стук. Вздрогнув от этого звука, я несмело подошла к двери, стараясь унять внутреннюю дрожь.
– Добрый день, мэм, – с притворной учтивостью отозвался офицер в черной дутой куртке с золотыми офицерскими нашивками. Козырек его черной фуражки припорошило снегом, чуть полноватое лицо обрамляли густые усы и небрежная щетина. Если его лицо я могла разглядеть, то двух стоящих позади солдат в белой униформе нельзя идентифицировать, как людей. Боевые осанки, ружья в руках, отсутствие каких-либо эмоций на губах – единственного, что можно увидеть под тяжелым шлемом. – Мы осматриваем дома в поисках андроидов для изъятия и перенаправления в утилизирующие центры. У вас в доме присутствуют машины?
