– Все в порядке?
Взволнованный голос подействовал похлеще воздушной сирены. Я настолько сильно потерялась в окружении, что даже не заметила, как уже половину минуты хищно пялюсь в лицо друга. Видела ли я голубые глаза, спросите меня?.. нет. Я видела карие, темные. Я видела насыщенного цвета волосы, видела все те же совершенные черты RK800, видела его уверенную осанку, чуть вздернутый подбородок. Видела желтый диод. Жаль только одно – все это было исключительно в моей голове.
Выскочивший из подсознания облик вот так просто стоящего напротив Коннора, что теперь, повторяя движения Майлза, надевает серую футболку, сработал как кнопка тревожного вызова. Я молниеносно стянула с головы противную резинку, и волосы, ворохом спадающие на плечи, протяжно отозвались электрическими уколами в коже головы. Не могу точно сказать, что осознавала свои действия. Здесь, как пять минут назад напротив Коннора, я чувствовала себя машиной, единственной задачей которой является преодоление похоти и выедающего желания стать ближе. Ближе не только телом, но и душой… прямо как тогда, прямо как с бывшим мужем.
Майлз все не сводил с меня обеспокоенных глаз, и его взгляд становился более тревожным, когда я решительно двинулась в его сторону. Вчера, прижимаемая к столу, я видела взгляд изголодавшегося хищника, который позже признался в одурманивающем эффекте прикосновений. И вот, хищником становлюсь я, напрочь забыв о неприятном для машины прошлом, о своей совести, о репутации в глазах друга. Мне срочно требовалось заткнуть пробоину в своей флегматичной стене, которая с каждым мысленным возвращением в подвал все сильнее трещит по швам! Увы, способ был один. Пусть нечестный, пусть столь мерзкий по отношению к девианту. Иначе я не могу. Иначе я сойду с ума.
Свет в комнате был более, чем подходящий. Тусклый, приглушенный из-за включенного телевизора, что отливал зелеными лучами очередного дурацкого шоу. Я радовалась этим лучам, ведь они позволяли представлять кого-то другого, кого-то, чье присутствие вызывает не просто желание заботиться и оберегать, но желание пропитываться обоюдным теплом двух совершенно чуждых друг другу существ. Расстояние было сокращено в одно мгновение, и Майлз, не успев среагировать, был откинут мягким, но настойчивым толчком в грудь на холодную постель. Все, как в тот день, когда мы впервые встретились. Разве что поменялись декорации и чувства, сочащиеся из нас обоих.
Пока девиант не успел осознать происходящее, я с завидной сноровкой оседлала бедную машину, которой явно была непонятна моя реакция. В голубых глазах смешивались тревога, волнение и все то же возбуждение, с которым андроид прижимался ко мне на кухне. Только теперь первого и второго было больше, и потому Майлз, попытавшись увернуться от моих поцелуев, спешно остановил уже пробирающиеся под футболку женские руки.
– Дженнифер, что ты делаешь? – обеспокоено осведомился девиант, с каждой секундой теряющий желание сопротивляться.
Я не могла терпеть – у меня не было сил. Я не могла остановиться – впервые за долгие годы отказывали тормоза. Тело содрогалось от нарастающего желания, языки адского огня полыхали в груди, и все это ощущалось так броско, так сочно, словно бы кто-то опрокинул яркие краски на белое полотно, знаменующее привычный флегматичный характер. Вырывая запястья из удерживающих меня мужских рук, я все сильнее жалась к машине, скуля точно маленький, просящий ласки щенок. Мне не хотелось открывать глаза, ведь тогда я увижу того, кто никак не вяжется с фантазиями и потребностями. Губы на инстинктах находили шею Майлза, дабы покрыть ее влажными поцелуями, однако когда девиант грубо схватил меня за плечи и оторвал от себя, я все же с мольбой во взгляде заглянула в тревожные голубые глаза андроида.
– Прошу… – охрипший голос не позволял говорить слова полностью, однако я постаралась совладать с ним, дрожа всем телом от прерывистого дыхания. – Обними меня…
Дважды просить не пришлось. Что именно прочитал в моем лице Майлз остается загадкой, однако девиант, вдруг прижав меня к себе за талию, резко повалил на кровать, оказавшись сверху. Так яростно одежда не летела в стороны даже несколько дней назад. В этот раз я, опьяневшая без вина, смело срывала с губ стоны, смело закрывала глаза, призывая в разбушевавшемся воображении иной облик, смело двигалась в такт светловолосому андроиду, что намерено запустил систему учащенного дыхания. Он накрывал меня своим теплом, точно одеялом, и я позволяла себе раствориться в нем, пропуская мимо ушей звуки телевизора, гуляющего по дому сквозняка, едва различимых мужских стонов. Насколько же сильно он ощущал присутствие женского тела, что неосознанно позволял себе издавать звуки? Неужели и Коннор так же ярко чувствовал мое тепло?..
Волны накрывали меня длительно, скоротечно. Каждый раз, рисуя в фантазиях чужой облик, я буквально улетала в облака, рассудком летая под потолком. Шорох постельного белья и двух переплетающихся в неистовом танце тел доносился, словно из тумана, но как же сильно он отзывался в напряженном, словно струна, женском теле! Минуты перерастали часы, часы – в дни. Или это у меня совсем крыша поехала от нескончаемого потока воображаемых картин в холодном подвале на хирургическом столе?.. стоило только пройти одному пику удовольствий, как вновь начинающий свои пытки Майлз в реальности и смотрящий покрытым пеленой взглядом Коннор в мыслях вынуждали тело отвечать взаимностью на сжимающие руки машины. Кажется, мы рушили свои стены дружелюбия здесь и сейчас, окончательно запутывали нашу нить в крупный клубок с отсутствием возможности в последующей разборке образовавшихся узлов. Но разве это может волновать погрязший в потребность избавиться от напряжения разум? И, самое главное, смогло ли это утолить голод по тому, что сейчас «спал крепким сном», ни о чем не подозревая?.. конечно, нет.
Шум телевизора и шелест фильтра в аквариуме вот уже двадцать минут обволакивали нас со всех сторон. Я слышала биение своего получившего разрядку сердечного органа, ощущала нарастающий стыд, что вскоре был поспешно спрятан за коркой привычного льда. Одеяло, которым никогда никто не укрывался, согревало тело, но напрочь отказывалось согревать душу. Морально я осталась голодна, пусть и не показывала этого тому, кто лежал рядом, точно так же пялясь в потолок.
Прошло не меньше пяти минут с того момента, когда я полноценно осознала покой своего тела. Мужские пальцы больше не сжимали кожу, ничье холодное дыхание не заставляло покрываться мурашками. Часов у Майлза в комнате не было, а спрашивать у самого девианта сейчас было как-то глупо. Благо мне еще хватало мозгов не задавать такие банальные вопросы после длительного секса, иначе бы это звучало как брошенное очередной проститутке «я вызвал такси, деньги на столе».
Натянув одеяло почти по самое горло, я закрыла глаза и прислушалась к собственному организму. Каждая мышца протяжно ныла от длительного напряжения, сил совсем не осталось. Где-то в глубине сознания уже проклевывались ростки сонливости, и я была готова отдаться им прямо здесь, не в своей комнате. Минуты и впрямь переросли в часы. Организм, полностью вымотавшийся, требовал воды, отказываясь от мыслей о еде. Если совсем недавно желудок урчал, то теперь он покорно дремал под воздействием множественных гормональных взрывов.
Было так страшно нарушать молчание, точно одно произнесенное вслух слово, и на этом можно ставить точку. Майлз не смотрел на меня, он даже не пытался как-то позаботиться обо мне, ранее бережно укрывающий мое тело. Может, ощущал недосказанность, может, задавался вопросом, почему я сорвалась, выйдя из подвала. Чем бы оно ни было, это я смогу побороть, прибегнув к старой доброй методике – ко лжи и нейтральности, что даровала мне природа при рождении.
– Не хочу идти в комнату, – блекло произнесла я, не сводя взора с потолка. Даже физически я была близка к тому, кто лежит ниже уровнем. Такой же смотрящий в потолок, разве что теперь лежащий с закрытыми глазами. – Позволишь мне остаться?
