— Лето на дворе. Ты бы съездил куда, отдохнул. А то нервный какой-то стал, суетишься по пустякам.

— Ничего себе пустяки. Он затеял войну со всей уголовщиной города и считает это детской забавой. Да ты хоть представляешь, какие силы против тебя ополчились!?

— Пока я вижу, что против меня ополчился мой лучший друг, у которого внезапно развилась мания преследования.

— Глеб, с тобой невозможно серьезно разговаривать.

— А как я могу серьезно разговаривать с человеком, одержимым какими-то бредовыми страхами.

— Ладно, — ледяным тоном произнес Белов. — Посмотрим, что ты запоешь, когда я подробно опишу все твои художества. А хочешь, назову имя твоей будущей жертвы?

— Вот даже как. Значит все обдумано, взвешено и даже просчитано наперед?

— Именно так.

— Может ты даже составил рекомендации, как мне лучше действовать дальше?

— На это и не надейся.

— А зря. Раз уж ты залез в эту кучу, так не поучай, стоя с умным видом по уши в дерьме, а помоги его разгрести. Только учти: я не потерплю никакой самодеятельности. И сам погоришь, и меня за собой потянешь. Взаимодействие между нами останется прежним, ни о каких боевых заданиях даже не мечтай. Но поскольку у меня от тебя уже не будет секретов, тебе, возможно, иногда придется выполнять кое-какие щекотливые поручения.

Все надежды Белова рухнули в одночасье. Припертый к стенке, Викинг резко изменил тактику, моментально взял инициативу в свои руки и дал понять, что останавливаться не собирается, и если Георгий хочет его спасти, то единственная возможность для этого — посильная помощь в кровавых делах приятеля.

— Глеб, не лучше ли остановиться? — уже скорее по инерции, как-то безнадежно взмолился Белов.

— Нет, не лучше.

— Но почему?

Викинг на минуту задумался. Затем встал, принес шахматную доску, расставил фигуры, а затем убрал у черных по одному коню, слону и ладье.

— Представь: играют два шахматиста. Один из них, благодаря неожиданной домашней заготовке, добился вот такого преимущества. И вдруг он встает и говорит: «Ладно, мне что-то расхотелось сегодня играть, поэтому предлагаю ничью. Встретимся еще раз через недельку или месяц, когда вы разберетесь с моей заготовкой и найдете против нее контригру. Тогда и выясним окончательно наши отношения». Идиотизм, не так ли? А ведь ты мне предлагаешь практически то же самое. Оставить бандитов в покое, когда у них ликвидировано несколько ключевых фигур, нанесен мощнейший удар по финансам, посеян страх.

Белов внимательно выслушал друга, затем решительным жестом смел с шахматной доски все фигуры.

— Помнишь легенду о том, как один индийский раджа вздумал наградить изобретателя шахмат?

— Смутно. Но при чем здесь это?

— А ты послушай. Когда человек, выдумавший игру в шахматы, обучил ей одного индийского раджу, тому она так понравилась, что он решил по-царски наградить ее создателя и предложил выбрать любые ценности из своей сокровищницы. Мудрец долго думал над тем, чего же ему потребовать в качестве награды, и наконец заявил: «Мне не надо ни золота, ни драгоценных камней, о господин. Лучше прикажи положить на первую клеточку шахматной доски одно зернышко риса, на вторую — два, на третью — четыре, на четвертую — восемь, и так, удваивая, вплоть до шестьдесят четвертой. Вот этот рис, что придется на все клетки шахматной доски, и станет моей наградой. Ты согласен выполнить мою просьбу?» Раджа досадливо поморщился: этот человек не дает возможности продемонстрировать ему свою щедрость. Ну что он просит? Несколько горстей риса. Самое большее — мешок.

Но когда было подсчитано требуемое количество риса, раджа пришел в ужас. Столько зерна не было не только у него, но и на всем земном шаре. И всей его сокровищницы не хватило бы на то, чтобы расплатиться с мудрецом.

— Занятная история, — заметил Викинг.

— И только? А ты не находишь, что очень похож на этого раджу? Считаешь в жменях, когда надо в тоннах. Ведь тебе противостоит целый мир, населенный самыми гнусными существами. Смотри, что получается. Ты убрал одного с первой клеточки, а перед тобой уже двое. Ты убрал и их, а на третьей стоят четверо. Ты разобрался и с ними, а в результате заполучил восемь новых врагов. Даже если и они будут уничтожены, ты не сможешь прошагать все поле. Ты обречен с самого начала, и вопрос только в том, когда наступит конец: на этой клеточке, следующей или через одну.

— Но мне проще, чем радже. Моих врагов в миллиарды раз меньше, чем зерен. — Улыбнулся Викинг. — А если серьезно, то ты упускаешь одну важную деталь. Вон та, первая клеточка — она чистая. Ее теперь может занять нормальный, хороший человек. И вторую, и третью. А, даст Бог, — и пятую, и десятую. И еще. Если ты думаешь, что, прекратив войну, я таким образом сохраню себе жизнь, то приходится только удивляться твоей, мягко говоря, наивности. Слишком многим подонкам я воздал по заслугам. Паханы мне этого никогда не простят. Они не прекратят поиски, пока не найдут. Меня или свою могилу.

Седой был почему-то уверен, что в захваченном у Сынка чемоданчике окажутся наркотики. Дело прибыльное, отработанное, а географическое положение Глотова идеально подходило для создания здесь перевалочной базы. Наркотиком сейчас никого не удивишь, ими занимаются все, кому не лень. Просто, по расчетам Седого, Перстень с москвичами ворочают колоссальными объемами. Тем лучше. Доказав ненадежность перстневой группы, Седой всерьез рассчитывал занять их место.

Оказалось — не все так просто. Известие о том, что в чемоданчике находятся радиоактивные вещества, буквально ошарашило пахана. Люди, занимавшиеся радиоактивными материалами, соблюдали конспирацию куда серьезнее, чем наркодельцы. Они наверняка тысячу раз все просчитали, прежде чем подключили к этому делу Перстня. И можно не сомневаться, что никто в Глотове заменить его не сможет. Как бы Седому этого ни хотелось.

Изъятие чемоданчика было непростительной ошибкой. Москвичи бросят все силы на его розыск и не пощадят никого из тех, кто замешан в этом деле. Слишком большие ставки на кону. Тут уж не до попыток занять место Перстня. Лишь бы самому уцелеть. Что же делать? Хоть ты возвращай проклятый чемоданишко Сынку, униженно при этом извиняясь. Мол, простите нас, бестолковых, ошибочка вышла, не на того напали…

А толку? Если на минуту допустить такую фантастическую возможность, что они вернут чемодан законному владельцу, причем, до того, как Сынок оповестит о пропаже Москву, это ничего принципиально не изменит. Как отстреливал Перстень его людей, так и будет продолжать отстрел. А рыпнуться по-крупному в ответ, учитывая вскрывшиеся обстоятельства, и думать нельзя. Но ведь так в конце концов у него не останется ни одного человека. Интересная получается ситуация. И ответить нельзя — москвичи нагрянут, и не ответить нельзя — Перстень свое черное дело сделает. Что же тогда можно? Сдаться, признать свое поражение? Это ему, пахану города!

Мысли Седого вновь возвратились к отбитой у Сынка опасной вещи. Неужели никак нельзя воспользоваться этой добычей?

— Эй, Крест, — гаркнул пахан, вдохновленный внезапно пришедшей в голову идеей. — Сгоняй, приведи сюда Кощея…

— Здравствуй, Петя, — ласково встретил Седой третьего и последнего в Глотове вора в законе. — Как поживаешь?

Кощей насторожился. Ему очень не понравилось это обращение к нему по имени. Что-то нечисто.

— Все путем, — угрюмо, словно на допросе, ответил он.

— Вот и ладушки, — обрадовался пахан. — Приятно слышать, что хоть у кого-то дела идут хорошо. А то у меня одни неприятности. Правда, ты мне можешь здорово помочь. И себе, кстати, тоже. Хочешь стать вторым человеком в городе?

— А что надо? — пробасил в ответ Кощей.

— Нет, ты мне сначала скажи: хочешь помочь мне прибрать к рукам хозяйство Перстня, а потом занять место Жереха?

— Не знаю. А что от меня надо?

Седому очень не понравилось то, что Кощей юлит, избегает прямого ответа. Оно и понятно: он не слепой, видит, что в борьбе Седого с Перстнем первый терпит поражения буквально по всем позициям. В таком случае возникает закономерный вопрос: а можно ли положиться на Кощея, не предаст ли? После непродолжительных разговоров Седой решил, что можно, правда, не раскрывая всех карт. В любом случае Перстень не даст Кощею и малой части того, что тот может получить от него, Седого.