Просить совета у кого-либо Финвэ не привык. И без того его отец и прародитель татьяр, сколько Финвэ себя помнил, диктовал ему, как поступать. Теперь он — вождь народа и ему решать, как должно действовать.
Наказав матери и ее прислужницам ни на миг не оставлять Мириэль одну, Финвэ вышел из шатра и направился туда, где размещались лошади.
Эльмо ждал его у коновязи. Теперь, как ни странно, он казался спокойнее, став свидетелем очередного потрясения, обрушившегося на вождя второго народа и его семью.
— Я видел твою невесту, вождь, — проговорил лалдо, устремив рассеянный взор куда-то вглубь леса, что простирался вокруг них.
В ответ Финвэ непонимающе взглянул на него.
— Мать говорила мне, что когда родился Эльвэ, наш отец подолгу стал отлучаться из их дома, — загадочно произнес Эльмо, — Никто не знал, куда он уходит, но мать чувствовала, когда он возвращался, следы другой, что он приносил на себе…
— О чем ты? — насторожился Финвэ.
Младший сын Энеля взглянул, наконец, на него, снова ища на дне ярко-синих глаз нечто.
— Твоя невеста — плод тех долгих отсутствий отца, — отрешенно молвил лалдо.
Не сразу, услышав это, Финвэ сумел осознать смысл его слов. Полон тяжелых мыслей, он опустил голову и задумался. Столько надежд возлагалось на него, столькие рассчитывали на его защиту и опеку, на его мудрость и силу, а он чувствовал себя слабым и потерянным.
То, что высказал ему юный лалдо, было очень странно, но объясняло поразительное сходство между Эльвэ и Мириэлью. Видя, что Эльмо садится на коня, чтобы покинуть их стан, Финвэ счел необходимым последовать за ним.
— Я еду с тобой, — предупредил вождь татьяр своего собеседника.
Тот молчаливо кивнул.
Отряд под командой Тульвэ, тем временем, готовился к походу на север. Назначив одного из самых сильных и рослых соплеменников руководить обороной и всей жизнью лагеря до своего возвращения, Финвэ отправился вместе с Эльмо на стоянку нельяр. Оттуда, как предполагалось, они должны двинуться на поиски исчезнувшего Эльвэ. Хоть его младший брат и говорил, что последний, уходя, не оставил следов, Финвэ рассчитывал обнаружить хоть что-то, на что мог бы опираться в своих поисках.
Рядом с лагерем третьего народа они были встречены крайне опечаленными и встревоженными нельяр. Несколько отрядов прочесывало прилегающие к их стоянке участки леса. Никто не желал думать, что прекрасный вождь сгинул навеки, или намеренно сбежал, оставив их всех на произвол судьбы и ставя под угрозу выполнение возложенной на него самими Валар миссии.
— Он надел самую простую одежду, взял с собой подаренный ему отцом кинжал и ушел, усыпив меня с помощью чар, — говорила Энелье, когда они пошли осматривать шатер Эльвэ, — Ты, вождь, всегда был его другом и советчиком, которому он верил, как себе. Ты знаешь его лучше, чем мы, его семья. Скажи же, где мне искать моего старшего сына? Где Эльвэ? — вопрошала прародительница нельяр, устремив застилаемый пеленой слез взор на покинутое отпрыском ложе.
Финвэ тоже смотрел на лежанку, на которой спал его друг, и воспоминания о проведенных наедине с Эльвэ мгновениях вновь и вновь яркими образами мелькали перед его мысленным взором. Он чувствовал, что друг его добровольно, а не по принуждению неизвестной злой силы, покинул шатер. Однако это не означало, что уйдя в неизвестном направлении в лесную чащу, блуждающий в одиночестве Эльвэ не мог стать ее жертвой, как ими стали шестеро татьяр.
Чтобы не нагнетать страхов на и без того испуганных и подавленных соплеменников друга, Финвэ ни словом не обмолвился о случившейся в стане его народа беде. Он решил, что отправится немедля искать Эльвэ и хотел пойти в лес один.
«Я найду его, чего бы мне это ни стоило!» — решил он.
Блуждая, уходя все дальше от стоянки третьего народа, Финвэ внимательно осматривал каждое дерево, каждый куст и каждый встречавшийся овраг. Он чутко прислушивался к доносившимся из чащи шорохам.
По мере того, как он продвигался все глубже, отдаляясь от лагеря нельяр, Финвэ перестал различать звуки, что были слышны оттуда. Теперь остались только голоса леса: редкие вскрики птиц, скрип ветвей, шелест травы, звон капель росы, скатывавшихся с листьев и падавших в холодные воды ручьев.
В этом лесу царили вечные сумерки. В часы света Серебряного Древа они становились чуть светлее, когда же наступал час мягкого золотого свечения Лаурелина, эти сумерки сгущались, а небольшие участки небесного свода, видные сквозь непроглядную толщу древесных ветвей, приобретали желтоватый оттенок.
Долго, очень долго он шел, продираясь сквозь чащу. Финвэ начало казаться, что он сам окончательно заблудился, потерялся в этом зачарованном, ревностно хранящем свои тайны, лесу. Отчаяние мало по малу стало одолевать его дух.
«Зачем ты ушел от меня, мой серебряный цветок?» — звал он в осанве друга, — «Почему не дождался моего возвращения? Откликнись, мой ненаглядный, моя серебряная звезда! Приди ко мне, Эльвэ, и клянусь Валар, мы будем неразлучны! Мой дух навеки связан с твоим, как бы далеко ты не убежал. Прошу, отзовись! Откликнись мне, Эльвэ!»
Так он шел, ни на миг не переставая звать лалдо в осанве, продолжая надеяться, что тот смилостивится над ним и откликнется на его призыв. Но никто не откликался, словно бы между ним и прекрасным вождем третьего народа сам лес, с его массивными платанами и раскидистыми кленами, воздвиг невидимую преграду, завесу, не позволявшую его отчаянному зову доходить до слуха Эльвэ.
Окончательно убедившись в том, что безвозвратно заблудился, Финвэ опустился на бревно, в которое превратился со временем поваленный ствол некогда крепкого платана, и в последний раз, со слезами страха и отчаяния на глазах мысленно позвал Эльвэ.
«Приди ко мне!» — звал он, — «Приди, не оставляй меня одного, Серебряный Плащ… Знай, мое сердце лишь тебя признает своим господином, тебя одного оно впустило в свои чертоги и двери его навеки закрылись. Ты остался замурован внутри, бесконечно любим. Прости меня, Эльвэ…» — шептал вождь татьяр в сгущавшуюся вокруг кромешную темноту. Горькие, обжигающие щеки слезы в любой миг готовы были пролиться из глаз Финвэ.
Постепенно, по мере того, как отчаяние и горечь от невозвратной потери друга овладевали его душой, страх за себя улетучился, остался только страх за несчастного лалдо, который тоже сейчас был в лесу один… Один ли?
Не успел сидевший недвижно с низко склоненной головой Финвэ так подумать, как в голове будто зашуршали с невероятной быстротой крылья маленькой пташки, а вокруг него заблестели, закапали с ветвей золотистые отблески, похожие на капли застывшего янтаря или дикого меда.
Подняв в беспокойстве голову, вождь татьяр оглядывался вокруг, приложив руку к отчаянно колотившемуся в груди сердцу, не смея дышать.
«Слишком поздно рыдать!» — отчетливо прозвенел над самым ухом торжественный, сильный женский голос.
Финвэ вскочил от неожиданности и взглянул вверх, на причудливую густую сеть из черных древесных ветвей, скрывавшую темное, с золотистым оттенком, небо.
— Кто здесь?!
Только едва различимый чуткому уху квенди шелест частых взмахов крыльев где-то у самых верхних ветвей, да падающие с неба золотые капли.
— Я пришла из садов Ирмо от Эстэ, услышав воззвания квенди о помощи, — продолжала невидимая глазу дева, — И моя миссия — оберегать и защищать тех, кто останется навсегда в этом лесу. А твоя, вождь второго народа, в том, чтобы продолжать вести татьяр на запад, к Великому Океану. Следуй твоему предназначению, забудь обо всем, кроме него, и стань для твоих квенди настоящим вождем и владыкой!
— Покажись! — Финвэ широко раскрыл глаза и непрестанно оглядывался, кружа на месте, рискуя свалиться наземь, зацепившись одеждой за торчащую ветку или древесный корень.
— Забудь об Эльвэ, вожде нельяр! Не ищи его! — раздалось громогласно откуда-то сверху, — Его судьба отныне отделена навечно от твоей. Не тревожься о нем. Серебряный Плащ обретет все самое прекрасное, чего заслуживает, и получит все, чего пожелает. Иди на Запад, Финвэ! Веди народ в Благословенный край! И да будет твой путь осиян звездным светом!
