— Следуйте за мной, — сказала Миримэ, отдавая чашу оставшемуся наблюдать за происходящим охраннику, и направилась к небольшой белой двери справа от кухни.
Сопровождаемый охраной, Финвэ проследовал за ней, стараясь не упасть в сон прямо в руках своих пленителей.
Они зашли в небольшую светлую комнатку, большую часть которой занимала широкая, застеленная сверху светло-коричневым шерстяным покрывалом просторная кровать. По бокам от нее расположились маленькие деревянные тумбочки-столики.
— Оставьте нас, — скомандовала молодцам Миримэ.
Те тут же отпустили покачнувшегося от нахлынувшей слабости Финвэ и исчезли, закрыв за собой дверь.
— Прилягте, — все также, с улыбкой, предложила Миримэ.
Бывший Влабыка нолдор стоял перед ней в нерешительности. Он украдкой бросил взгляд на постель. Из располагавшегося слева от нее арочного окошка на покрывало и две лежавшие у изголовья прямоугольных белоснежных подушки падал мягкий солнечный свет. Это просторное нетронутое ложе ассоциировалось у Финвэ с его второй супругой.
Он медленно перевел взгляд на стоявшую перед ним, совсем близко, Миримэ. Взор его задержался на убранных в прическу из свободно переплетенных кос волосах, в которых кое-где виднелись яркие пятнышки маленьких васильковых бутонов.
Ее золотые волосы, ее повелительный, но, в то же время, такой женственный, такой прекрасный голос, прозрачность и белизна ее кожи, и уверенность в себе, исходившая от нее волнами, когда-то заставили его феа е роа покориться Индис Калимэ Иминэль.
— Ложитесь, отдыхайте, — она кивнула золотившейся в свете Анара головой, — И я отвечу на вопросы, что мучают вас, — она указала рукой на ложе.
Это была последняя капля, перевесившая чашу испытываемых Финвэ сомнений в разумности собственных действий.
Он вспомнил, как в их первую с Индис брачную ночь, стоя перед огромных размеров королевским ложем, чтобы взойти вместе на которое они ожидали десять долгих лет, новая королева взяла в свои маленькие ручки его широкие ладони, прижала их к груди, глядя ему в глаза, и произнесла:
— Я люблю тебя, — ее чарующий голос эхом звенел в ушах, — Сколько слез я пролила по тебе! Сколько долгих часов в свете Лаурелина я молила Элентари даровать мне тебя! — в ее глазах бриллиантами дрожали готовые вот-вот скатиться на щеки прозрачные слезинки, — Но я всегда знала одно, супруг мой, я была рождена, чтобы сделать тебя счастливым…
Увлеченный воспоминаниями о ней, Финвэ не заметил, как оказался лежащим на животе, распростертым на ложе. В полудреме он мог различить тихий голос Миримэ:
— Расслабьтесь, позвольте тревогам оставить ваш разум, — говорила она нараспев, — Ваши дети и внуки живут в Тирионе, в неведении о вашем возвращении, — она медленно разворачивала и стягивала с него полотенца, — Мы сообщим им счастливую весть, собрав всех в чертогах Нолдарана. Командир опасался, что эта новость может взволновать народ, а также хотел подготовить вас самого ко встрече с ними… — она говорила нежным, томным голосом, от звуков которого делалось очень приятно.
Вскоре Финвэ ощутил, как рука златокудрой нисс прошлась легчайшим прикосновением вдоль затылка, шеи, плеч, спины и огладила его ниже поясницы, заставив едва заметно вздрогнуть.
— Какое совершенство! — восхищенно прошептала Миримэ, наклоняясь к его уху.
Затем руки ее, на которых чувствовалось что-то скользкое, напоминавшее теплое масло, заскользили плавно по плечам, уверенно массируя, разминая уставшие мышцы, проводя вдоль позвоночника и оглаживая бока.
Финвэ приглушенно охнул от удовольствия. Где-то в глубине сознания промелькнула мысль о том, что происходящее недопустимо.
— Что вы делаете? — едва смог произнести бывший Нолдаран.
— Не беспокойтесь, — шептала она, — Я подготавливаю вас к завтрашнему путешествию. Завтра вы отправитесь в Тирион вместе с командиром. А сегодня вы должны отдохнуть… — с этими словами она нежно огладила его ниже спины.
Непозволительность подобных прикосновений почему-то не вызвала его гнев, заставив вновь вспомнить Индис. Ей тоже нравилось томить, подолгу играть с ним, обмениваясь ласками и поцелуями. Она тоже шептала ему на ухо, тоже любила массировать его тело, а потом часами, также долго, как длилась прелюдия, заниматься любовью на их широком супружеском ложе.
В их любовной игре верховодила она, а Нолдаран капитулировал перед ее казавшейся холодной настойчивостью, позволяя владеть собой, желая этой ее власти.
— Индис, — вздохнул Финвэ, — Не томи, прошу…
И он попытался перевернуться на спину. Однако сильные, уверенные руки удержали его в том положении, в каком он лежал.
— Ваша королева в Валмаре, живет при дворе брата, — говорила Миримэ полушепотом, склоняясь над ним и задевая кожу на спине нолдо рассыпавшимися по плечам золотыми прядями, выбившимися из прически.
В последнем перед тем, как сон окончательно овладел им, усилии, Финвэ потянулся рукой к руке девы, которой она опиралась на постель, дотронулся до нее, осторожно огладил, словно в благодарность за подаренную ласку и заботу, и погрузился в глубокий, спокойный сон.
— Эльвэ, — выдохнул потрясенно Финвэ.
Из-под капюшона на него глядело грустное и прекрасное лицо вождя нельяр. Капли начавшего идти сильнее дождя скатывались по бледной светящейся серебряным светом идеальной коже.
— Прости, — прошептал он, сверкнув на друга ставшими вдруг серо-синими глазами.
Финвэ оглянулся на стоящих в недоумении родичей и приглашенных во главе с его отцом, Ингвэ и Мириэль, которая сделала несколько шагов ему навстречу.
Эльве же, наоборот, медленно пятился назад. Вождь татьяр замер в замешательстве, не зная, что сказать, к кому обратить свои речи и мысли.
Еще мгновение такого промедления, как Эльвэ резко развернулся и стремительно бросился прочь с поляны, тут же растворяясь в темноте леса.
— Нет! — закричал Финвэ, выходя из оцепенения, — Подожди!
Отбросив всяческие раздумья, молодой вождь второго народа понесся, расталкивая собравшихся, в том направлении, где исчезла среди черных, блестящих золотом от костра, влажных от дождя стволов высоких платанов, одетая в белоснежные одеяния фигура Эльвэ.
Он бежал, не разбирая дороги, с одной лишь мыслью — догнать лалдо во что бы то ни стало. Его драгоценные одежды цеплялись за ветки деревьев и кустарников, пачкаясь зеленью лесной травы, смешанной с глиной, длинные волосы растрепались, на щеке ощущалась свежая царапина, оставленная хлестнувшей по ней веткой.
Среди казавшихся пугающе черными, причудливо изогнутых ветвей становившегося все более непролазным леса можно было сгинуть, напоровшись на острый сук или оступившись, зацепившись одеждой за торчащую ветвь, или за выпирающий из земли корявый древесный корень. Тревога за внезапно сбежавшего дорогого друга овладела всем существом Финвэ. Сердце бешено стучало, подгоняя его, заставляя бесстрашно пробираться все дальше в чащу, не обращая внимания на дождь, лившийся потоками и до нитки промочивший его плащ, ссадины, разорванные рукава рубахи и волосы, то и дело падавшие на лицо.
Его чувства обострились, и феа Финвэ взывала к феа его друга, а глаза отчаянно искали его силуэт.
Не зная, сколько времени он бежал вот так, забравшись в глухую чащу, Финвэ привалился к стволу платана, по которому ручейками стекала дождевая вода, и, крепко зажмурившись, в последней надежде позвал Эльвэ в осанве.
«Прошу, приди ко мне, если слышишь меня, серебряная звезда» — звал вождь татьяр, задыхаясь от охвативших его тревоги и отчаяния.
Казалось, что мир, вместе с потоками дождя, обрушивается на него. Раздался оглушительный гром. Финвэ вздрогнул и широко распахнул глаза — перед ним стоял его друг. Серебряные волосы потемнели и слиплись, свисая сосульками с которых капала вода, одеяние ярко блеснуло золотом в свете последовавшей за громовым раскатом вспышки молнии. В этот момент Финвэ смог разглядеть глаза Эльвэ — пугающе светлые, почти бесцветные, в обрамлении слипшихся стрел черных ресниц. Лалдо прерывисто дышал приоткрытым ртом, глядя в упор на друга.
