Во второй раз нечто подобное он готов был пережить на Тол-ин-Гаурхот, когда в его руки попал отряд из одиннадцати эльфов и одного смертного. Сняв с них орочьи личины, Артано поразился красоте и совершенству их лидера. У него даже засосало под ложечкой, он сглотнул. Тано был далеко, в Ангбанде, который никогда не покидал, и у Таирни была полная опьяняющая свобода действий по отношению к пленникам.
Глядя в ангельское, как у него самого, лицо золотоволосого эльфа, Артано предвкушал нечто невообразимо прекрасное. Он мог заставить его хотеть себя, боготворить себя, но не хотел сразу прибегать к таким радикальным методам как чары. Ведь у него в распоряжении было много времени — майа не спешил. Для начала он решил допросить вожака смельчаков. Было нужно узнать, зачем они, так отчаянно рискуя, отправились во владения Тано.
Стоило Артано приложить ладони к вискам предводителя маленького отряда обреченных на гибель, он наткнулся на защиту. Ему пришлось повозиться с зельем, насильно влитым в горло златокудрого эльфа, чтобы сломать искусственную преграду. Прочитав, наконец, его сознание, Артано почувствовал себя почти оскорбленным тем, что его надежды после стольких усилий были так банально обмануты. Под ангельской личиной скрывался вполне заурядный, фальшивый, недалекий тип с двойной моралью. Но не это было самым худшим, в конце концов, какое Артано дело до его морали? Самым ужасным было то, что сердце прекрасного блондина было словно кусок льда. Этого Артано не выносил. Разочарованию его не было предела. Все что угодно, только не равнодушие и холодность по отношению ко всему и вся, скрывающиеся за маской высоконравственной благопристойности, неукоснительного соблюдения приличий, претензий на правоту и правильность во всем, и псевдо геройство.
Что же, с последним Артано мог помочь. Сделать из этого пресного, холодного как мрамор святоши героя и мученика всея Арды ему ничего не стоило. Тогда Артано не захотел лично марать руки и пустил все на самотек, предоставив волкам во главе с Драуглуином и Кархаротом заниматься пленниками, о чем многократно сожалел впоследствии.
Все тогда завершилось очень и очень трагически. От этого Артано только больше утвердился в мысли, что его связь с Тано была роковой ошибкой. Он не создан для такого, а сотворен совсем для иных занятий и целей. Чем больше проходило времени со дня его позора на Тол-ин-Гаурхот, чем явственней он видел ошибки Тано, тем больше убеждался в том, что не хочет более служить ему. Другое дело, что все шло уже по накатанной. Сделать Артано ничего не мог. Оставалось только ждать того дня, когда его освободят от Мелькора.
И он дождался. Смиренно кивая золотисто-рыжей головой на обвинения Эонвэ — одно тяжелее и страшней другого, Артано думал о том, как после столетий унижений перед Тано, потекут столетия унижений перед его младшим братцем и другими Валар.
— Я сознаю мои прегрешения и сам явлюсь на суд в Круг Судеб, — ответил он тихо, опустив голову, поблескивая драгоценной диадемой — подарком Мелькора.
В ту же ночь он бежал из лагеря майар. Нужно было затаиться где-нибудь в таком месте, где его в течение нескольких столетий никто не найдет и не побеспокоит. Он отправился на восток, пересек Эред-Луин и обосновался в одинокой пещере, затерянной в центральной части Мглистых Гор. Артано жил там, в полной изоляции, словно отшельник, на протяжении долгих столетий, пока однажды, когда он сидел у входа в свою пещеру, погруженный в гнетущие болезненные воспоминания, его взору не предстал тот, кому суждено было стать главным инструментом самовозвеличивания Черного Майа и причиной его окончательного падения.
====== По разные стороны ======
Комментарий к По разные стороны Brennil (синд.) – благородная госпожа, леди. Муж. аналог – brannon.
Сияющая Звезда – Gil-Galad. Эрейнион, сын Фингона и внук Финголфина, приходившийся родней как Галадриэль (по отцовской линии), так и Келеборну и Ороферу (по материнской линии).
Совершеннолетие эльфов – примерно пятьдесят солнечных лет.
Ost-in-Edhil (синд.) – Твердыня Эльфов. Столица Эрегиона.
Meldir (синд.) – приятель, друг
Peredhel (синд.) – Перэдэль. Подразумевается Элронд Полуэльф.
У меня больше не осталось никого. Матери, родных из Бретиля, отца и дядей, больше не было рядом. Кто-то давным-давно ушел из моей жизни навсегда, оставив за собой лишь след в памяти, лишь обещание помнить и любить, а кто-то, как отец, ушел, так и не сказав ничего, ничего не пообещав, не обнадежив, покинув на страшную и одинокую долю. А что отец мог сказать мне? — часто я спрашивала себя.
Я любила его таким, каким его сделал Единый — задумчивым, иногда язвительным, но больше молчаливым, склонным к одиночеству, сильным и таким отчаянно несчастным. Он не прощал другим их ошибок, не прощал и себя. И был мне опорой, стеной, за которой я всегда могла почувствовать себя полностью защищенной, оберегаемой им и дядями от любых опасностей, от любых несчастий.
Последним покинул меня дядя Кано, Лорд Макалаурэ, прозванный Певцом. Он прощался не находя слов, не поднимая на меня глаз. Держал в своих ладонях мои руки, гладил плечи, шептал что-то на ухо про то, что теперь все страшное позади, что я буду в безопасности, что ничего плохого больше не случится. А ему, видите ли, необходимо меня покинуть. Остаться невозможно. Мне так страшно было потерять и его — единственного теперь и так горячо любимого родича. Я рыдала от страха, не в силах сдержать себя, забыв об условностях, поклонах, церемонных прощаниях, речах, напутственных словах и пожеланиях. Он ведь шел умирать куда-то. Один, сознательно выбравший такой жребий, казнящий себя и терзаемый чувством вины и болью.
— Я не могу отпустить тебя… — говорила я сквозь слезы, — Куда ты? Куда? Почему ты должен уйти? Ты один остался у меня из родни. Ты и мне заменял отца, не только малышам. Не уходи, дядя, останься со мной. Останься хотя бы еще ненадолго, прошу…
-Нет, нет, не проси меня. Прости меня. Я уйду сейчас, Мирионэль. Пока я могу еще уйти…
Я не хотела понимать его, не хотела думать ни о чем. Но дядя напомнил мне о проклятии Валар. Он, оказывается, помнил все слова проклинавшего их, уходивших из Амана навсегда, судьи над всеми судьями — Намо.
— Так и случилось, милая, мы жили под сенью Смерти в Эндорэ, как он и предсказал — оружием, муками и тоской нас поразило. Но я рад, что уберег моих близнецов, и тебя мы смогли уберечь от проклятия. Вы — дети Эндорэ, рожденные здесь, в вас течет кровь не одних нолдор, а также и атани. Проклятие не коснется вас. Морьо хотел бы, чтобы ты была сильной и счастливой. Будь же сильной! — сказал он, — И я буду… — он кивал головой, обнимая меня за плечи.
Даже сейчас, в такую минуту, Кано умел убеждать, звук его голоса вселял уверенность, и я решила попытаться исполнить его просьбу. Дядя был прав — отец хотел бы, чтобы я была сильной. Мысленно, будто говоря с ним в осанве, я сказала отцу: «Я попробую, атар, но ты должен обещать мне, что мы еще встретимся. В чертогах Мандоса я разыщу тебя и скажу тебе все несказанные слова… Прошу, дождись меня…»
Леди Нэрвен и ее супруг приняли меня к себе даже не как одну из придворных дев, а, скорее, как дочь. Несмотря на то, что они уже долго были женаты, детей у них не было. Леди Галадриэль, так ее называл супруг, Серебряный Лорд синдар, не спешила обзаводиться потомством из-за бесконечных войн с Врагом. Прибыв в Эндорэ, она по праву считала себя воином наравне с мужчинами, превосходя многих из них в силе и выносливости. Сейчас трудно было в это поверить, видя ее грациозную фигуру, облаченную в летящие одежды светлых оттенков, плавно скользившую по комнатам замка.
Супруг Леди своими длинными серебряными волосами и прозрачностью серых блестящих глаз напомнил мне о Лисе. В сердце и душе моих все отзывалось болью, когда случалось вспомнить о нем. Вместе они были одной из самых красивых пар во всем Хекелмаре и относились друг к другу бережно. Лорд Келеборн со свойственной многим синдар природной сдержанностью в проявлении чувств, восхищался мудростью и красотой Леди Галадриэль. Она же всегда признавала его главенство над собой, хоть формально и превосходила его в знатности.
