Сильмарил был в Дориате, но, принимая во внимание уже начавшийся поход армии Ногрода на столицу Лестанорэ, Маэдрос и Морьо решили выждать, чем кончится распря между казар и синдар, и просили посланника гномов сообщить им, разумеется, за умеренное вознаграждение, как только у него появятся свежие новости относительно исхода военной вылазки государя Ногрода.
В то же время, через сохранившиеся у близнецов связи с лаиквенди и нандор Южного Оссирианда, Маэдрос решил разузнать, как обстояли дела в самом Дориате. Информация, полученная от «лесных дикарей» оказалась хоть и скудной, но чрезвычайно полезной. Оказывалось, согласно их донесениям, что Сокрытое Королевство с недавнего времени потеряло этот статус, его Владыка был убит гномами Ногрода из-за ожерелья с дивным камнем, а на его место претендовал молодой принц Диор, сын старой знакомой Келегорма и ее возлюбленного смертного. Именно Диора осведомители назвали новым владельцем сильмарила.
Услышав имя синдарской принцессы, Турко подскочил как ужаленный, кровь бросилась ему в лицо, и он побагровел не хуже, чем Морьо в гневе.
— Чего мы ждем? Нужно немедля отправиться туда и взять то, что наше по праву! — кричал он, хищно сверкая ярко-голубыми глазами.
— Мы напишем Владыке Лестанорэ бумагу, в которой попросим его вернуть нам сильмарил, — не терпящим возражений тоном отвечал ему Нельо.
— Что? Ты еще собираешься церемониться с этим смертным выблядком?! — вскочил Турко, которого Курво не успел удержать за рукав кафтана.
Маэдрос лязгнул по столу сжатой в кулак железной перчаткой на правой руке и так посмотрел на Келегорма, что тот замер. Курво, тем временем, потянув брата за пояс, снова усадил того рядом с собой на широкую скамью.
Маглору было доверено составить письмо к Владыке Дориата. В нем второй сын Феанора прежде всего выразил от имени всех их соболезнования по поводу кончины Эльвэ Синголло и пожелания долгого царствия и процветания новому государю Сокрытого Королевства, а так же напомнил, что тот удерживает в своих руках нечто, а именно один из сильмарилов, что по праву принадлежит им семерым — сыновьям и наследникам Феанаро. В заключении автор послания говорил об уверенности в скорейшем возвращении сильмарила к ним, в крепость Амон-Эреб, прося передать его доставившим послание воинам, и уверял Владыку Дориата и их благом расположении. В подписи значилось «Маэдрос, сын Феанора».
Как только стало известно, что Диор, разгромив при Сарн-Атрад войско наукар Ногрода, уходившее после разграбления Менегрота, вступил в столицу и утвердился на престоле Дориата, к новому государю Маэдросом была отправлена группа доверенных воинов из его свиты. Их миссией было — передать Королю послание князей феанорингов и получить от него сильмарил.
Никто из семерых не надеялся на успех этой миссии. Даже искуснейший дипломат, каким был Белег Куталион, не смог бы добиться успеха в ее осуществлении. Предстояло сражение за сильмарил. И не с Моринготто и его нечистью, а с жителями Лестаноре, с сумеречными квенди, прозванными «серебряными» из-за цвета волос. Им предстояла вторая Альквалонде. Кто знает, понимали ли они это?
Как и ожидалось, на выдвинутый вежливый ультиматум из Менегрота не последовало никакого ответа. Воины нолдор, привезшие его, были выдворены за пределы города ни с чем.
Карантир в последние предшествующие началу похода недели старался уделять Мирионэль больше времени. Йельдэ беспокоилась и терзалась из-за предстоящего им дела. Она подходила к нему, молча брала за руки, заглядывала умоляющим взглядом в глаза: «Не ходи туда, вы не должны этого делать…» читалось в ее печальных сине-серых глазах. Морьо на эти безмолвные мольбы только отводил взор, хмуря брови. От Клятвы и от отцовских заветов нельзя было скрыться и в Мандосе, не то что здесь, в Эндорэ.
К атаке на Дориат Маэдрос решил подготовиться со всей основательностью. Он не желал быть опознанным кем-то из бывших там арквенди*, когда они ворвутся туда, чтобы убивать всех, кто воспрепятствует похищению сильмарила. Еще во время Нирнаэт Арноэдиад он увидел на Владыке Белегоста Азагхале, его военачальниках и страже страшные боевые маски-шлемы, которые гномы надевали во время боя. Эти маски были призваны устрашить противника, укрепить боевой дух и решимость носивших их воинов и давали надежную защиту от ударов в голову и лицо. Такая маска-шлем полностью закрывала всю голову воина, надевавшего ее. Чаще всего, он заметил, маски-шлемы изображали оскаленную голову ужасного дракона.
Согласно его плану, отправляясь в Дориат за сильмарилом, они с братьями и их приближенная стража облачатся в одинаковые доспехи и наденут одинаковые драконьи личины, призванные скрыть их истинные лица.
У наукар Туроста были заказаны двенадцать дюжин одинаковых боевых масок-шлемов, а в кузницах Амон-Эреб началась работа над изготовлением ста сорока четырех* одинаковых комплектов боевых доспехов.
Чтобы отличать друг друга от прочих воинов, пока они будут находиться в подземных переходах Менегрота, братья феаноринги повязали на правое плечо ленты из цветного шелка. Маэдрос выбрал ярко-зеленую, Маглор — темно-синюю, Келегорм надел небесно-голубую, Карантир — огненно-красную, Куруфин — угольно-черную, Амрод — золотисто-желтую, а Амрос избрал себе серебристо-белую. Волосы каждого были тщательно убраны под шлем. Теперь их можно было различить лишь по росту и телосложению.
В последний свой вечер в крепости Амон-Эреб, после прошедшего в гробовой тишине ужина, Морьо постучался в дверь покоев Кано. Тот открыл ему не сразу. Входя, Карантир заметил в руке у брата какой-то потрепанный стихотворный сборник. Лицо Макалаурэ было грустным, но спокойным и как всегда было отмечено какой-то неуловимой отрешенностью.
— Морьо, проходи, — пригласил его Кано с усталой улыбкой.
— Слушай, я хотел просить тебя… — Карантир не знал, как сказать ему, — Мог бы ты написать Нэрвен про Мирионэль, чтобы она взяла ее к себе в нисси*?
— Что ты говоришь?! — Кано отбросил книгу и схватил брата за плечи.
— Что слышал… — опуская голову, отвечал тот, — Сделаешь?
— Морьо, не смей даже думать… — шепотом проговорил Кано.
— Сам ведь знаешь, как это бывает… — отвечал Карантир, стараясь не встречаться взглядом с братом.
Маглор обнял его и прошептал:
— Напиши ей ты, а если… — он вздохнул, — я сам отдам ей твое письмо, — его голос окреп, — Откуда ты вообще знаешь, что с Нэрвен ей будет лучше, чем с нами? — он разомкнул объятия.
— Чувствую… Эта блондинка в воде не утонет и в огне не сгорит. Рядом с ней Мирионэль будет в безопасности. А мы — ты сам знаешь зачем здесь торчим вот уже пять с лишком столетий! — глаза его замерцали красноватым светом.
— Хорошо, напиши ей, — Маглор пристально глядел в огненные зрачки Карантира.
Уже выйдя в коридор, Морьо различил подавленный всхлип, донесшийся из-за двери Кано.
Садясь за письмо, Карантир думал про себя, сказать ли напоследок кузине Нэрвен, что он думал об ее отправившемся к Намо братце Финдарато, или промолчать? Ему до сих пор претило и возмущало то, какого мудрого айну* корчил из себя этот ханжа, вечно совавший нос не в свои дела и портивший жизнь братьям и сестре. «Амариэ, Амариэ…, а задницу-то ты подставлял Турондо, лицемер несчастный…» — пронеслось в голове феаноринга. Решив, что, пожалуй, такое начало письма скорее отвратит гордую и воинственную кузину от его драгоценной дочери, он ограничился тем, что выразил Галадриэль пожелание счастливой жизни с ее супругом, прося принять Мирионэль в число своих приближенных нисси.
====== Namarie… Дориат – Диор ======
Комментарий к Namarie… Дориат – Диор Evanescence – My Immortal (Rock Version) – сцена прощания Мирионэль с Карантиром
Hervenn (синд.) – муж, супруг
Erhamion (синд.) – (Однорукий) Берен Освободитель
Arannin (синд.) – Мой король
Не находя себе места в последний вечер перед тем, как отец с дядями должны были отправиться в Дориат, я решила во что бы то ни стало поговорить с отцом. Выждав немного времени после ужина в моих комнатах, где рядом со мной была старавшаяся успокоить меня Тулинде, я вышла в тускло освещенный горящими по стенам лампами коридор, и направилась к двери в покои отца. Сердце мое сжималось в груди от тоски и страха. Сознание неправедности готовившейся дядями и отцом вылазки возмущало меня, но я не смела открыто возражать никому из них, зная, что они сами не хуже меня понимают, что пойдя туда, совершат нечто противное добру и воле Высших Сил, чем еще больше запятнают себя, окончательно отрезая путь к прощению.
