Когда мы вошли, я содрогнулся — вода в фонтане была красного цвета, вокруг повсюду на белых мраморных плитах виднелись брызги крови, ее пятна и разводы, как будто что-то тащили по ним к противоположенной двери, в углах залы я заметил валявшиеся в кровавых лужах перчатки, несколько топоров и коротких мечей. Я оглядывался по сторонам — мурашки пробегали по телу, сердце бешено стучало. Ужас охватил меня при мысли, что здесь, в сердце Дориата, во дворце Таура Элу Тингола, который я привык считать самым безопасным местом во всей Эа, могло произойти нечто подобное. Плотно заперев за нами дверь, я обнажил мечи. В этот миг дверь в противоположенном конце залы отворилась, и на ее пороге показались Маблунг и двое его доверенных воинов. За ними вошли гвардейцы, их было около двух дюжин. Доспехи всех были испачканы кровью, волосы взъерошены, а глаза лихорадочно блестели — все красноречиво свидетельствовало о том, что сейчас они с кем-то сражались.
— Что здесь случилось?! — подлетел я к нему.
— Пошли, — хрипло прорычал всклокоченный, с залитым кровью панцирем доспехов, начальник стражи и, схватив меня за плечо, потащил за собой к другому выходу из залы, попутно скомандовав бывшим с ним гвардейцам, — Идите туда, утихомирьте всех! Скажите — утром я объявлю им…
Я успел вложить в ножны мечи, Саэлон следовал за нами. Мы прошли еще один длинный коридор, уже совсем темный, почти без факелов, и по пути несколько раз сворачивали то вправо, то влево. Я неплохо знал эти переходы, но тогда мне было трудно сконцентрироваться. Мысли путались и мир вокруг, казалось, переворачивался с ног на голову прямо у меня на глазах.
Добравшись до решетчатой двери, где-то в самых глубинных коридорах дворца, Маблунг не без усилия отворил ее, и мы вошли в полутемное помещение, где пахло сыростью и каким-то сладковатым ароматом. В воздухе висел дымок от курящихся в комнате благовоний.
Осветив факелами небольшое пространство посреди комнаты, Маблунг, рукой, в которой был факел, указал мне вглубь ее, туда, где на каменном постаменте мерцающим бело-голубым светом сияло нечто.
Тотчас же за нами в комнату вошли другие гвардейцы и вооруженные, облаченные в боевые доспехи, представители самых знатных родов Дориата. Все держали в руках факелы и пространство вокруг нас сразу осветилось оранжево-красным светом. Среди вошедших были мой отец, Лорд Келеборн и несколько других знакомых мне благородных эльдар.
Маблунг обвел взором собравшихся.
— Тар-Мелиан велела мне сообщить вам, что сегодня ночью, — начал хриплым густым голосом начальник стражи, — сегодня ночью Владыка Элу был убит пришедшими сюда наугрим.
Я почувствовал, что сейчас упаду, и оперся о руку стоявшего рядом со мной Саэлона, голова кружилась так сильно, что не придержи Саэлон меня за пояс, я бы свалился к ногам Маблунга.
— Убийцы были нами схвачены и казнены, но нескольким из них удалось бежать, — продолжал Маблунг, обводя блиставшими в факельном свете глазами присутствующих, — Вас я призываю сохранять спокойствие и отправиться немедля в ваши владения, чтобы привести сюда обученных воинов, способных сражаться, — он нахмурился и опустил голову, — Нам предстоит принять удар от Владыки Ногрода.
— А ожерелье? Что будет с ним? Наугрим приведут сюда войско?! Как они доберутся сюда?! Разве нас не защитит милость Тар-Мелиан?! Но это неслыханно! — слышались голоса.
Маблунг поднял руку, приказывая замолчать всем говорившим.
— Я отправляюсь с ожерельем к аранель Лютиэн и ее сыну, принцу Диору. Они найдут ему применение. Завтра утром о случившемся будет объявлено жителям города. А сейчас можете идти, — закончил он свою речь.
Он еще раз сверкнул взором потемневших глаз и, отвернувшись, подошел к каменному постаменту, взял с него лежавшее на нем, мерцающее неземным светом нечто, и положил к себе в прикрепленный к поясу кожаный карман.
Возвращаясь по извилистым коридорам, в сопровождении Саэлона и моего отца, я не мог осознать случившееся. Отец шептал сквозь зубы:
— Мы не останемся здесь ни мгновения, в этом каменном мешке, иначе нас всех перережут как собак… Завеса… Проклятие!!!
Тело бил озноб. Я не мог отвечать отцу — меня мутило и я едва передвигал ноги, поддерживаемый Саэлоном.
====== Снег ======
Комментарий к Снег Men azan feanor/ul (кзд.) – Вы – темный сын Феанора (феаноринг)
Uzbad (кзд.) – господин
Baraz/tarak/ul (кзд.) – красноволосый
Она скакала на коне, словно прирастая к его спине, несясь через бескрайние дикие степи, окружавшие Амон-Эреб, на запад, в сторону леса Нан-Татрен. Карантир стрелой летел следом, торопя своего коня.
Подаренный близнецами молодой жеребчик черной масти ему нравился. Конечно, он еще не был таким же сильным и умным, как его предшественник вороной, но быстро учился и хорошо слушался. Карантир рассчитывал со временем сделать из него настоящего боевого скакуна, который бы не шарахался от внезапно появившегося перед ним противника, не боялся звуков боя, вида огня и прочих опасностей, которым подвергается лошадь конного воина.
Морьо захотел дать этому коню имя, назвав его Морнэмир. Своего прежнего любимого коня он звал просто «вороной», что не являлось полноценным именем. Кроме того, многие лошади его воинов имели вороной окрас. Сейчас юный Морнэмир едва поспевал за стремительно скакавшим впереди него Лапсэ.
Спешившись у кромки леса, отец и дочь решили развести костер и отдохнуть. Мирионэль, протягивающая сушеные фрукты своему Лапсэ, сейчас казалась ему особенно красивой. Она стояла рядом с раскрасневшимися от скачки щеками, жадно вдыхающая холодный морозный воздух поздней осени.
Карантир уже полностью оправился от ран и чувствовал себя даже лучше, чем прежде. Рядом с йельдэ ему легче дышалось, как будто в груди появилось новое пространство, куда можно было вдохнуть воздуха.
Они были друг для друга спасением от жестоких ударов судьбы, отдушиной, утешением. Мирионэль, казалось, уже не нуждалась в его опеке, она сама опекала его и заботилась о нем так, как не позаботилась бы его мать.
— Ты доволен сегодняшней прогулкой? — спросила она по возвращении в крепость.
Карантир был не просто доволен, он впервые за долгое время почувствовал себя счастливым в тот день. Как если бы не было никакой Клятвы, Исхода, бесконечных сражений и смертей. Ни темные, предвещающие скорый снегопад, тучи, закрывавшие плотной пеленой небо, ни пронизывающий ветер, ни увядающие степные травы не были в силах омрачить его счастье. Душа Морьо пребывала в спокойствии. Он тихо, как бывало в Таргелионе, сидел за ужином в окружении братьев, и его губы то и дело трогала едва заметная улыбка.
Единственным из его братьев, кто заметил такое необычное для Карнистиро состояние гармонии и спокойствия, был Кано Песнопевец, чувствительный к чужим чувствам не меньше, чем к своим собственным.
— Она словно ласковый луч Анара, — сказал он с кроткой улыбкой Карантиру, когда они вышли после ужина в освещенный факельным светом коридор. — Твоя дочь и для нас стала радостью, Морьо.
Его брат смутился, чуть наклонил голову, пряча улыбку и начавшую заливать его лицо алую краску. Он краснел от радости, испытать которую уже не надеялся.
— Морьо, ты мне нужен, — подошел к нему старший.
Вместе они направились в рабочий кабинет, служивший когда-то самому Карантиру, а теперь перешедший к Маэдросу согласно закону старшинства.
В кабинете их дожидался прибывший днем посланник из Белегоста.
— У него какие-то важные новости для нас, — начал Маэдрос, обращаясь к брату. — Что именно он говорит? — темно-рыжие брови феаноринга сошлись у переносицы.
Карантир во всех смыслах свысока смотрел на деловитых, вечно копошащихся под ногами наукар. Но поскольку вещи, которые гномьи мастера делали для него и его народа, жившего в Таргелионе, нравились ему, приходилось налаживать с этими карликами дипломатические контакты. Все товары, которые предприимчивые казар везли на запад, будь то Дориат или далекий Нарготронд кузена Финдарато, проходили через руки четвертого сына Феанора. Его воины охраняли перевалы Эред-Луин и все дороги, ведущие от них, взимая с гномов дань за безопасность их торговых караванов.
