Они повзрослели, но Турко по-прежнему льстило такого рода внимание брата. Он тоже тянулся к нему, бессознательно выбрав Курво себе в любимцы. Они еще в детстве научились говорить в осанве. И это настолько увлекло обоих, так им нравилось, что уже, будучи юными квенди, и потом, во взрослом возрасте, здесь, в этих холодных негостеприимных землях, они мало разговаривали. За них говорили их мысли. Особенно ему нравилось разговаривать с Турко, когда они уезжали вдвоем на охоту, взяв с собой лишь нескольких гончих из его огромной своры. Ночевали в лесу, в палатке, и Турко жарко обвивал руками его шею, прижимался к нему, улыбаясь, называя его ласковыми словами, прося как всегда новую подвеску, сережки или уздечку для коня.
Курво всеми силами поддерживал внешние приличия. Его мрачный характер одиночки и привычка к работе в кузнице и без того не привлекали толпы собеседников и знакомых. А Турко мог приходить и приходил, приносил ему коймас*, воды и фруктов. Раз по весне он принес ему венок из цветов ниэнинкве*, счастливо смеясь, надел поверх кожаного ремешка, которым Курво удерживал волосы, работая в мастерской, и произнес серьезным голосом, заглядывая ему в глаза:
— Пока мы вместе, все будет хорошо…
А потом он встретил ее, колдунью. И все пошло прахом. Курво совсем не стал бы возражать, если бы его Прекрасный брат женился на аранель Лютиэн. Он четко разделял любовь к женщине, с тем, что испытывали друг к другу они. Он видел, как Турко страдал, как он в бешенстве от ее постоянных и непреклонных отказов готов был кинуться из верхнего окна сторожевой башни, находившейся на небольшом пригорке, близ главных ворот Нарготронда, и сердце его сжималось от тянущей боли. За своего Тьелкормо он готов был стереть в пыль любого, будь то демон, или хрупкая дева…
Тьелпе, наблюдая за всеми этими страстями, хмурился, мотал головой, а потом бросил ему в лицо резкие и грубые слова, все им припомнил, знать их больше не желал. И остался, встав рядом с этим паскудой Артаресто и глядя в упор из-под сдвинутых в гневе бровей.
И вот он погиб. Пал как герой и отправился к Намо, где, должно быть, проклинает его, Турко, свою жизнь бок о бок с ними, а заодно и своего деда, чьей волей они все оказались в Эндоре.
Сейчас, сидя на полу, прижавшись спиной к холодной каменной стене, в одном из подземных коридоров Амон-Эреб, забравшись туда, словно жалкая крыса в нору, переживать свое горе, Куруфин спрашивал себя, почему он и его братья такие? — совсем не похожие на всех остальных квенди, добрых и правильных, добродетельных и таких светлых, что тошно становилось. Для них, семерых принцев нолдор, когда-то наследников трона Финвэ, этот прекрасный, гармонично созданный Единым мир был клеткой, в которой они метались и сходили с ума, каждый на свой лад.
====== Падение ======
Комментарий к Падение Artanaro (кв.) – Высокое Пламя. Атарессе последнего Верховного Короля нолдор в изгнании. Его амилессе – “Эрейнион” (синд.) – Потомок Королей, было заменено на эпессе “Гил-Галад” – Сияющая Звезда.
Turosto (кв.) – Белегост
Heceldamar, Hecelmar (кв.) – Белерианд
Весть о падении Нарготронда дошла до обитателей Амон-Эреб с большим опозданием. Ее просто некому было до них донести. Почти случайным образом случилось так, что несколько фалатрим, бежавших на остров Балар, захотели переплыть бухту, отделявшую Балар от устья реки Сирион, и поселились там.
На них, охотившихся в близи Нан-Татрена, наткнулись отправившиеся туда с тем же умыслом, Келегорм и Куруфин. Они привезли плененных охотников в крепость, где Нельо подробно расспросил их о том, как они очутились на месте нынешнего проживания. Так, среди прочих подробностей о разорении гаваней в Нирнаэт Арноэдиад и бегстве оставшихся в живых их обитателей в бухту Балар, все узнали о том, что не так давно город Подземная Крепость был уничтожен, а жители его обращены в рабство или перебиты. В последние годы в крепости Амон-Эреб не испытывали особенно теплых чувств по отношению к родичам из Третьего Дома и их подданным, поэтому весть о гибели Артаресто и его оплота никого не привела в отчаяние.
Маэдроса волновала судьба Артанаро*, которого, вместе с Фаниэль и его матерью, Финьо отослал в Нарготронд перед началом наступления на Анфауглит. Выяснилось, что дочь Финвэ предусмотрительно отправила Эриен и юного принца к Кирдану, в Гавани Бритомбара и Эглареста, а сама отправилась в Нароград. Во время падения гаваней Эриен погибла, однако, Кирдан сумел спасти наследника короны нолдор, сел вместе с ним на корабль и отплыл на остров Балар, где он и жил по сей день под опекой Корабела и других фалатрим из синдар и где сами они узнали о разрушении столицы Фелагунда от нескольких бежавших оттуда в устье Сириона нолдор. Теперь в устье этой реки образовалось небольшое поселение свободных эльфов, состоящее из синдар, фалатрим и нолдор. Над ними не было старшего, хотя формально они считали себя подданными Нолдарана Турукано. Слова о наследнике короны нолдор в изгнании и племяннике Тургона болью отдались в сердце Маэдроса, вспомнившего почему-то любимые черты и нежные ласки бесстрашного и отчаянного Финьо.
Старший феаноринг плохо помнил Артанаро. Он видел его всего несколько раз во время своих визитов в Хитлум, и тот еще был в очень нежном возрасте. Но Нельо казалось сейчас, что Эрейнион был похож на Финьо гораздо больше, чем на благородную Эриен.
Из всех редких гостей, посещавших Амон-Эреб, особо Маэдрос привечал у себя наугрим Туроста*, которые приезжали к ним в крепость, привозя с собой выкованное ими оружие и прочую амуницию, а так же для того, чтобы завершить отделку в покоях и главной зале, служившей феанорингам и столовой. У гномов всегда были свежие новости — они часто путешествовали в разные, еще не зараженные черной заразой, уголки Хекелмара*, их везде принимали радушно за их искусство и трудолюбие. Сам Лорд Амон-Эреб не говорил на языке гномов, который они держали в строгой тайне от чужаков, но на нем сносно объяснялись Морьо и Мирионэль. Куруфина, владевшего кхуздул в совершенстве, Маэдрос опасался привлекать к каким-либо важным делам. Он был намерен вызнать, куда исчез украденный из короны Моринготто сильмарил, но никто не мог сообщить ему ничего существенного.
От Турко он узнал, что аранель Лютиэн и ее нареченный атан ушли из Нарготронда в направлении на юго-восток, к Лестаноре. По дороге изгнанные из города Курво и Турко встретили их снова, и произошла стычка, любимый волкодав Турко принял в ней сторону синдарской колдуньи, влюбленные бежали, забрав у них с Курво одну из лошадей, но тому удалось ранить атана выпущенной стрелой. Далее след дочери Среброманта и волкодава Турко обрывался. Но еще туманней была судьба силмарила. Его, по рассказу королевны Лютиэн перед горожанами в Нарготронде, проглотил огромный волк. Проглотил и убежал в направлении на юг. И исчез. Маэрос предполагал, что этот варг сгинул где-то в чащах Лестаноре и лежит сейчас где-нибудь в лесной глуши с сильмарилом в брюхе. А, возможно, его выследили квенди Серого Плаща и убили, завладев сильмарилом. Наверняка он знать не мог, но получив весть о полном закрытии границ Сокрытого Королевства, которое итак всегда было самым обособленным, «отгороженным» от всего внешнего мира местом в Хекелмаре, он укрепился в своих подозрениях относительно того, где мог находиться один из отцовских камней.
— Просыпайтесь, браннон! Во дворце тревога! — Над самым моим ухом кричал Саэлон. Я подскочил на кровати, как от удара.
— Что? Что произошло?!
— Скорее, браннон, нам нужно спешить! — Саэлон уже прикреплял к моей талии пояс с мечами и кинжалами. Сам он был вооружен широким мечем.
Выбежав в коридор, мы увидели, что он полон вооруженных придворных. Слышались отдаленный женский плачь и крики. Гвардейцы утренней смены, неся над головой горящие факелы, спешно проталкивались, обходя толпившихся в коридоре благородных эльдар. В глубине, освещенное метавшимся светом факелов, мелькнуло бледное лицо Лорда Келеборна. Я подумал, что нужно разыскать отца, но в суматохе Саэлон спешно протискивался в противоположенном расположению отцовских покоев направлении, увлекая меня за собой. Наконец, мы смогли подобраться к тяжелой кованой двери, ведущей в небольшую проходную залу, где был тихо журчащий небольшой фонтан, вырезанный из камня в виде морской раковины. Посередине раковины была установлена чаша из нескольких ярусов, которую венчала собой огромная переливающаяся жемчужина.
