Вокруг них словно бы из ночного воздуха возникли очертания высоких черных замковых стен и причудливых башен, увенчанных шпилями.

— Нет! Никогда, Враг! — вскричал Трандуил, отшатнувшись, мотая головой, стряхивая с себя наваждение, — Твое коварство не властно надо мной! — выставив перед собой свои мечи, он сделал шаг вперед.

— Тогда нападай на меня, глупец! Вперед! — злобно зарычал ему в лицо Враг, — И знай, что я только что отправил твою жену в чертоги Намо! — он демонстративно стряхнул все еще свежую кровь с меча, взмахнув им, будто тот был легче пушинки.

Услышав эти слова, Трандуил почувствовал, что грудь у него сейчас разорвет от боли, пронзившей сердце. Не помня себя, он бросился на Врага, стараясь поразить того в незащищенные латами места — шею, сгиб правого локтя и чуть ниже талии, там где заканчивался панцирь.

Ненавистный издал приглушенный крик боли, но тут же перешел в атаку, и Трандуил, получив ответный сокрушительный удар, заставивший его отлететь от противника на несколько шагов, чуть не упал к ногам Темного майа.

Едва удержавшись на ногах, Трандуил, тяжело дыша, ждал, когда он нанесет следующий удар, обещавший быть последним для него на этой земле. Ороферион смутно почувствовал, что у него глубоко рассечено правое плечо почти у основания шеи, что лишало его возможности использования правой руки. Только Трандуил в эти мгновения не был в состоянии думать о своих ранах. Боль, которую он чувствовал, была не в плече. Он согнулся, ожидая скорого разящего удара. Враг медлил. Он чего-то ждал. И вот, слабый солнечный свет озарил сначала редкие кустарники на краю вершины холма, потом затухавший вдалеке костер.

Вдруг откуда-то из-за его спины послышался топот копыт многих лошадей и звук боевого рога, призывавший к атаке. Приподняв голову из последних сил и успев увидеть перед собой конный отряд во главе с Саэлоном, оставленный им в Эрин-Гален для охраны Мирионэль, Трандуил, пошатываясь, сделал несколько шагов в направлении всадников и рухнул на изрытую копытами, истоптанную подошвами сапог бесплодную твердую землю.

Он пришел в себя, не сразу поняв, где находится. Как сквозь слои перин или подушку, он слышал чей-то голос, будто бы ему знакомый. Стараясь вспомнить, кому принадлежит этот голос, и понять, о чем он говорит, Трандуил то щурился, то широко раскрывал глаза:

— Араннин, браннон Тэран-Дуиль, вот так, вот так, еще глоток, хорошо… — говорил голос.

Почувствовав во рту вкус какого-то настоя из трав, Трандуил сначала ненадолго прикрыл глаза, а когда вновь открыл их, узнал склонявшегося над ним Саэлона.

— Молчите, молчите сейчас, браннон, — остановил его жестом оруженосец, — Вам нельзя еще разговаривать. Еще пара дней, дайте срок, и станете лучше прежнего. А сейчас пейте, набирайтесь сил и спите.

Его подопечный попытался что-то произнести, но из горла вырвалось лишь невразумительное: «М-м-м…»

Саэлон приложил палец к губам. Трандуил почувствовал, как к горлу подступает ком — его мутило. С жалобным стоном он замотал головой, хмурясь и пытаясь, таким образом, не допустить опорожнения желудка.

— Дышите носом, — сказал Саэлон, осторожно, чтобы не сделать слишком больно, приподнимая его за плечи.

Владыка Зеленолесья закрыл глаза, тошнота никуда не делась, даже усилилась, но он упорно продолжал дышать, постепенно погружаясь в подобие забытья.

— Спите, спите, браннон, надо много спать сейчас…

Какая-то навязчивая мысль сверлила его сознание даже пока он спал, не позволяя думать ни о чем другом и, в то же время, не давая возможности толком размышлять об этой мысли. Он беспокойно ворочался на своей лежанке, чувствуя, по ее беспрестанному покачиванию, что они находились в пути.

Наконец, после долгих и мучительных попыток осознать, что же так тяготит его, Трандуил смог дать имя своей безотчетной тревоге.

— Ми-рио-нэль… Мирионэль… — произнес он, как только, благодаря стараниям Саэлона, его раны немного затянулись, и у него появилось достаточно сил, чтобы говорить, — Где Мирионэль?

Он продолжал звать ее. Казалось, вот-вот она придет, огладит его голову, горячо зашепчет в госанна ласковые слова, снимет прикосновением, полным нежности, боль в теле, успокоит, ободрит, подарит надежду и радость.

Вместо жены перед его глазами возник Саэлон. Он взял Трандуила за руку, легонько сжав ее в своей, поджав тонкие губы, и вздохнул.

Вдвоем они неспешно ехали по тропинке, пролегавшей вдоль бурной речки, быстро несшей свои воды на восток, чтобы соединиться вскоре с небольшим озером, на берегу которого стоял город смертных. Кони шли неторопливым шагом. Они возвращались домой.

Первым ехал молодой статный эльда с длинными серебряными прямыми волосами, лежавшими по плечам и вдоль спины. Чуть позади, вел своего коня мальчик лет пяти, тоже светловолосый, одетый в темно-зеленую бархатную курточку, черные широкие штаны и щегольские темно-коричневые кожаные сапожки с коваными каблучками и поблескивавшими серебром пряжками. К седлу его лошади ремнями был пристегнут колчан со стрелами и небольшой черный тисовый лук.

Мальчик сидел на своем коне прямо, изо всех сил имитируя манеру держаться в седле ехавшего впереди взрослого. На гордо сидевшем в седле воине был серый бархатный охотничий камзол, чей ворот скрепляла брошь с крупным овальным опалом, черные высокие сапоги для верховой езды, а к кожаному ремню были пристегнуты на ремешках ножны метательных кинжалов и короткий меч.

— Знаешь, что было вчера? — спросил мальчик, чуть вытянув шею в направлении своего величественно восседавшего на коне собеседника, — Мы с Сайло ходили охотиться на куропаток, что гнездятся на большой поляне! И знаешь, я ни разу не промахнулся! — он довольно улыбнулся, блестя глазами.

Его попутчик не обернулся в его сторону, но лишь молча кивнул, давая понять своему маленькому собеседнику, что слышал его слова.

— А когда я подошел и взял в руки одну из куропаток, в которую вонзилась моя стрела, она не испугалась, даже не посмотрела на меня… Сайло сказал — она умерла, — он помолчал, насупившись, пыхтя, хмуря изогнутые черные бровки и покусывая тонкие темные губы, — Умирать, это как? — наконец решился он.

— Это значит — покинуть свое хроа и стать частью всеобщего духа природы, — гордо держа голову и смотря все время перед собой, отвечал взрослый.

— Я тоже умру и стану частью всеобщего духа? — спросил с сомнением малыш, щурясь.

— Нет, эльдар не умирают.

— Значит, я никогда не умру? — тут же последовал новый вопрос.

Воин нахмурился, обернулся, посмотрел в лицо малышу и ответил, холодно глядя своими светло-голубыми с серым оттенком глазами:

— Бывает так, что эльда умирает во время битвы, в бою, тогда его дух становится частью единой души Вселенной, а тело забирает земля.

— Понял, — тихо сказал маленький эльда, прикусывая в раздумье нижнюю губу и опуская взгляд.

Некоторое время ехали молча. Отчетливо был слышен шум горной речки справа от них. Первым нарушил молчание мальчик:

— Ада, а орки, когда их убивают, куда отправляются их души? Тоже становятся частью единой души? — любопытство искрилось в его темно-голубых глазах.

На мгновение его гордый собеседник округлил глаза, но, сделав над собой усилие, повернулся к ребенку:

— Нет, Леголас, — сказал он терпеливо, опуская ресницы, — они отправляются в океан небытия.

— Надо же! — воскликнул малыш, — А знаешь, Леди Галадриэль мне рассказала, что души эльдар после смерти хроа отправляются в залы ожидания, она назвала их — палаты Мандоссэ. И там эти души ждут, чтобы возродиться вновь на земле в новом хроа.

— Я перестану отпускать тебя в Лориэн, если будешь слишком много слушать Леди Галадриэль, — строгим тоном ответил воин.

— Но, отец, я родился в Лориэне и все там так добры ко мне, — обиженно проговорил Леголас, — А Леди Галадриэль, она очень красивая и вся светится, словно звезда в небе, — его голос был тихим, словно он погружался в одному ему известные мысли.