— И прошу тебя, — вдруг отчетливо сказал его воспитатель, — побольше детей, Эльо, ты слышишь? Побольше детей… — и с облегченным вздохом он закрыл глаза.

Долго Элронд оставался подле него, обнимая, прижимая к себе, словно в надежде воскресить. Он слышал, как вскоре по рядам союзных войск и разрозненным ордам врагов прошла ударная волна из белого ярчайшего света и после все внезапно стихло. Не было слышно криков, визга и проклятий, не было слышно больше ударов стали о сталь, звона и бряцанья доспехов, топота лошадей, говора эдайн и звуков боевых рогов.

Кое-где слышались приглушенные стоны, где-то вдалеке всхрапывали лошади. Дым и холодный туман клубились над равниной. Сгущались сумерки.

Направляясь со всей быстротой, на какую оказались способны их кони, к Черным Вратам, воины синдар во главе с Орофером были готовы ко всему, кроме того, что случилось. Прямо перед ними ворота Мораннон распахнулись и большая часть кавалерии и лучников оказались внутри, где на них обрушились превосходящие их в десятки раз силы врага. Тем временем, кавалерия нандор и лучники авари были удачным маневром военачальников Мордора, бросившим им наперерез собственную «кавалерию» — орков верхом на свирепых варгах, были отделены от полков синдар и загнаны в Мертвые Топи, где и нашли свою смерть.

Когда, вскоре после того, как они оказались внутри Мордора, Владыка Орофер осознал, что поддержки от его друга и союзника Амдира и его воинов ждать не приходится, он отдал приказ спешно поворачивать обратно, чтобы дать своим воинам передышку и возможность перестроить позиции. Оглянувшись в сторону ворот, конники синдар из свиты Владыки с ужасом обнаружили, что те с отвратительным рокотом закрываются за ними. Армия Эрин-Гален оказалась в ловушке, из которой не было выхода.

Прижавшись к закрытым воротам, полк под командованием Орофера героически сопротивлялся терзавшим его тварям, которые, казалось, специально не спешили окончательно разделаться с загнанными в безвыходное положение синдар, зная, что тем все равно никуда не деться.

Бой длился несколько часов, в течении которых были убиты более двух третей общего числа воинов. Среди убитых был и сам Владыка Орофер, смертельно раненый черной стрелой. Принцы Трандуил и Амрот из последних сил продолжали отчаянное, и, казалось, безнадежное сопротивление, пока с наружной стороны ворот не послышались звуки боевых рогов эльдар Лотлориэна. С огромными усилиями и ценой многих жизней галадрим Лорда Келеборна удалось получить доступ к башне над воротами, в которой располагался механизм, открывающий их. Ворота были приоткрыты, и образовавшийся проход позволил остававшимся еще в живых синдар покинуть стены Мордора. Принц Трандуил, старавшийся во время боя не подставить под удар Амрота, был легко ранен в голову, кроме того, тонкие орочьи стрелы вонзились в незащищенный доспехами участок на бедре, левом плече и боку.

Залитый чужой и собственной кровью, принц Эрин-Гален, не в силах продолжать бой, потерял сознание во время непрекращающейся схватки с орками, обступившими Мораннон, оказавших им помощь бойцов Лорда Келеборна.

Сумерки постепенно отнимают у плывущих надо мной облаков четкие очертания. Свет Анора меркнет, и своды Пресветлой Элберет скоро осветятся ее творениями — звездами. Я не увижу их сквозь тьму, что распласталась по всему небу и клубится там, в вышине.

А как красивы были бы лица павших воинов и мифриловые, украшенные узорами и рунами, доспехи в свете луны и звезд! Раны мои скрылись бы в серебряном свете Итиль, а кровь, застывшая на них, показалась бы россыпью драгоценных рубинов. Увидеть напоследок Красную Луну — о большем я не мог бы и мечтать!

Мирионэль… о тебе, принесшая свет и огонь в мое сердце, моя грусть. О том грущу, что не смогу обнять тебя, и не дано мне больше ощутить аромат волос твоих, темных как ночное небо, кожи твоей, белой словно мрамор, вкус твоих губ, алых, как кровь. Тоскуя о тебе, покидает феа мое тело, уходя в чертоги Властителя Судеб. Тоску мою не утолить, не найду я покоя даже в дивных садах исцеления, о которых не раз ты говорила мне.

Левый бок — я чувствую слабое жжение. Кровь сочится из него на черную, нагретую жаром битвы, землю. Кричать я не могу, как если бы никогда не пользовался голосом, да если бы и мог, не стал бы. Кто услышит мои призывы о помощи, кроме темных тварей?

Мне кажется — я здесь один. Вокруг безмолвие. Холод сковал мое тело, будто его туго стянули стальными обручами, цепями. Я будто примерз к земле — не пошевелиться. Здесь меня и найдут мои могильщики — орки.

Едва ли треть наших бойцов смогли покинуть Мордор. Едва ли треть из нас вышли из тех ворот. Отец остался там. Безрассудство его обошлось нам в тысячи жизней. Сотнями они отправлялись в палаты Судьи, растерзанные, обескровленные, пронзенные копьями и стрелами, бледные от ярости и безумного страха. Я пытался спасти тех, кого еще было можно спасти, но остальных не вернуть. Сколько их было умерщвлено на моих глазах? Скольких предстоит похоронить?

Пошатываясь, Элронд поднялся на ноги. Чтобы удержаться на них ему понадобилось балансировать, помогая себе руками, настолько он был слаб. Не ранения-царапины, а то, чему он несколько мгновений назад был свидетелем — потеря отца, уже вторая по счету, если не третья, учитывая побег Эарендила, обессилила его так, что приходилось делать над собой усилие даже для того, чтобы держать открытыми глаза. Он отдал отцу столько сил, что сейчас, казалось, не был в состоянии пребывать в сознании. Отец был мертв. Силы были отданы напрасно. Лорд Макалаурэ отправился в чертоги Мандоссэ, присоединившись, наконец, к своим отцу и братьям.

С великим трудом, словно в бреду, переставляя ноги, которые были будто погружены в быстрый водный поток, против течения которого он пытался идти, Элронд направился в сторону лазарета армии Гил-Галада.

«Не дойду…» — сверкнуло в голове; сам он не был способен сейчас исцелить себя, будучи совсем без сил, а если он не дойдет до лагеря, где располагается стан целителей, то со всей вероятностью станет добычей орков и варгов — пожирателей плоти как еще живых, так и мертвых павших воинов.

Так он шел. Каждый шаг давался с огромным трудом, как и каждый вдох этого отравленного выбросами Ородруина воздуха. Перешагивая через тела павших воинов эльдар и эдайн и попирая ногами трупы орков, Элронд не считал шаги, но ощущение было таким, что он их сделал совсем немного — он не чувствовал перемещения вперед, напротив, Лорду Имладриса казалось, что он топчется на одном месте. Густые облака дыма вокруг и опускавшиеся на поле сражения сумерки помогали поддерживать эту иллюзию.

Наконец, ему показалось, что впереди он видит нечто похожее на белеющие вдалеке шатры. Стиснув зубы, Элронд двинулся в их направлении.

Вдруг он услышал впереди женский голос, звавший: «Эрнилнин!». Нет, ему послышалось. Так бывает. Это наваждение, приходящее к умирающим, впавшим в лихорадочное состояние. Голос, который он слышал, мог принадлежать только одному существу во Вселенной, и это существо сейчас находилось за многие сотни лиг отсюда.

— Лорд Пэрэдель! Эрнилнин! — она быстро бежала ему навстречу.

Потрясенный, все еще не осознавая до конца, что происходит, Элронд замер. Келебриан подбежала к нему, порывисто обняла, прижавшись, не обращая внимания на копоть, грязь и кровь, покрывавшие его золоченые мифриловые латы. Она сминала своими белыми ручками шелк превратившегося в грязную тряпку темно-лилового плаща на его плечах, заглядывая ему в глаза и шепча сквозь слезы:

— Я так рада… Это вправду вы? Вы ранены, Эрнилнин? — она чуть слышно всхлипнула, пряча лицо на груди Элронда, — Знайте, гватель Мирионэль сказала, что вы будете рады видеть меня, и я пришла… Я не могла не прийти… — быстро шептала она, утыкаясь своим нежным личиком в кольчугу на груди Лорда Имладриса и мелко дрожа.

Ему хотелось смеяться и плакать одновременно из-за той дикой бури чувств, что сейчас всколыхнулись в нем.