Ни Орофер, ни когда-то познакомившийся с ней Амдир, ни даже сам Тэран-Дуиль, не ожидали, какое великолепное и поистине прославляющее женственную красоту и прелесть зрелище им предстанет, когда дочь князя голодрим спустилась из отведенных ей комнат в полном торжественном уборе невесты.

Она медленно плыла им навстречу, сияя, ослепляя белизной кожи и атласного наряда, убранного живыми цветами — белыми, светло-оранжевыми и нежно-сиреневыми розами. Те же свежие лепестки роз сияли в ее темно-русых, заплетенных в сложные косы, волосах, как и драгоценные камни диадемы из белого золота.

Мирионэль казалась сама нежным диковинным цветком. Ее глаза: глубокие, сине-серые, под красиво изогнутыми черными бровями, приковывали к себе взгляды собравшихся мужчин своим блеском и выражением загадочной полуулыбки. Алый румянец, покрывавший свежую кожу щек, придавал ее лицу то особенное естественное очарование, которое не часто можно было встретить в деве из местных зеленых эльдар.

С ее появлением окружающий мир, казалось, отодвинулся куда-то на второй план. То, как она двигалась в подчеркивавшем тонкость и линию изгиба талии одеянии с узкими рукавами, переходящими от локтя в широкие кружева и открывавшими взорам изящные, словно из слоновой кости выточенные, запястья и кисти рук с нежными тонкими пальцами, завораживало. Эта дева из голодрим была словно создана для того, чтобы вызывать любовь, повергая в состояние оцепенения и лишая дара речи одной своей полуулыбкой, в которой читались сразу застенчивость и страстная натура.

По традиции, Орофер должен был преподнести невесте самоцвет на цепочке или в ожерелье, что он и сделал, водрузив на шею невестки драгоценнейшее ожерелье из сияющих белых самоцветов и жемчужин, непревзойденной работы наугрим. Чтобы не расчувствоваться при мысли о том, что когда-то эта драгоценность — свадебный дар дяди Элу и Торил Мелиан, украшала изящную шею леди Нифрелас, сын Эльмо предпочел отвести взор, стараясь не глядеть на то, как служанки помогают его невестке надеть ценный подарок.

Обмен кольцами состоялся на поляне, среди белых шатров, украшенных цветочными гирляндами, к которым, с приходом сумерек, присоединились самодельные оранжевые фонарики круглой формы.

Трандуил надел на указательный палец правой руки возлюбленной золотое кольцо, сняв подаренное когда-то серебряное, с уже почерневшим от времени перламутром. Мирионэль, забрав кольцо из Валинора, одарила его золотым кольцом в виде змейки, что несколько раз обвивалась вокруг пальца принца Эрин-Гален.

— Змея — символ земли, дождевой воды и небесного огня, — сказал ее возлюбленный, рассматривая необычное кольцо.

— Она символизирует двойственность всех явлений, — отвечала Мирионэль, — Тебе она поможет быть мудрым и защитит тебя, умножив твою магическую силу.

Вглядевшись внимательней, Трандуил заметил, что вместо кончика хвоста у обвившей безымянный палец его левой руки золотой змейки была еще одна голова, точно такая же, как и та, что располагалась сверху.

Гости хлопали в ладоши, смеялись, поздравляли Орофера и новобрачных. Владыка Лориэна, Амдир, присвистывая и глядя на Мирионэль, говорил вполголоса своему другу:

— Вот так, мелдир, в жизни бывает. И я очень рад, очень, что так случилось, — и он с чувством закивал головой, похлопывая друга по плечу.

Принц Амрот почти всю церемонию простоявший с открытым ртом от восхищения невестой и удивления тому факту, что его наставник, оказывается, был издавна обручен с такой необыкновенно красивой эллет, наконец, решился подойти к Трандуилу.

— Меллоннин, — робко, взглядывая, то и дело, на стоявшую рядом Мирионэль, заговорил он, — позволь тебя поздравить… и пожелать тебе, то есть вам, — Амрот покраснел от смущения, — вечного счастья, — он опустил русоволосую голову.

— Благодарю, мелдир, — принц, казалось, плавился от довольства.

Трудно было узнать в этом разряженном в светлые атласные одежды, сияющем украшениями и непрестанно пытавшемся подавить безотчетную улыбку принце, мрачного, задумчивого и отрешенного наставника Амрота, ходившего в старом дорожном платье, запыленном плаще и видавших виды легких доспехах.

Как Трандуил, так и его супруга не могли до конца поверить в происходящее, несмотря даже на то, что активно готовились к церемонии все эти дни. Оба они еще не осознали в полной мере, что настали их дни счастья. Так часто бывает с теми, кто, закаленный невзгодами, готовит сердце и разум ко все новым испытаниям, забывая, что жизнь не создана лишь из одних лишений и трудностей и порой неожиданно преподносит нам желанное и нежданное счастье, обрушивая его на нас, словно ушат ледяной воды посреди полуденного пекла, заставая нас врасплох.

Тем вечером танцы, согласно обычаю, должны были открывать жених и невеста. На специально освобожденной и ярко освещенной огнями фонариков и факелов поляне уже собрались желающие принять участие в этом излюбленном развлечении.

В Лориэне танцы устраивались едва ли не чаще, чем где-либо, и Мирионэль, увлекаемая своей гватель, часто принимала в них участие вместе со всеми нисси Леди Галадриэль. В то время как ее супруг не мог припомнить, когда в последний раз ему довелось танцевать.

— Ты будешь танцевать? Я увижу это? — смущенно спросил он у Мирионэль.

Она пристально посмотрела на Лиса, слегка поклонилась и отправилась в ту сторону, где расположились музыканты.

Вскоре заиграла музыка, поначалу показавшаяся собравшимся гостям необычной. Это была плавная мелодия флейты, с перетекавшими друг в друга протяжными звуками, к которой присоединялись попеременно глуховатый бой барабанов, тревожные аккорды лютни и позвякивание бубнов. Мирионэль вышла в центр круга и начала двигаться также плавно, в ритме странной мелодии. Все внимательно следили за каждым движением необычного танца, за каждой замысловатой фигурой.

Все в Мирионэль, в ее хрупкой, стройной фигурке, казалось, было подчинено танцу, а каждое движение было призвано передать чувства или состояние, в котором она пребывала в тот или иной его момент, рассказывая зрителям свою историю, открывая им свои переживания посредством пластики тела. Трудно было оторвать взор от ее драматичных, порывистых наклонов головы, трепетных шагов, заломленных рук.

Но вот музыка заиграла громче, ритм ее ускорился, танцовщица, раскинув руки, так, что широкие кружевные рукава разлетались, кружилась по площадке, блистая самоцветами в ожерелье и диадеме и оставляя за собой дорожку из осыпавшихся с ее платья и венка, от быстроты движений, розовых лепестков.

Наконец, остановившись, Мирионэль продолжила танец. Тонкий стан ее, затянутый в белый атлас, изгибался с каждым поворотом. Она опустилась на колени, подняв вверх красивые руки, пластично двигавшиеся, словно тонкие ветви деревьев, колышимые ветром.

Мирионэль вспоминала о матери, об отце, обо всех своих родичах, ушедших: кто в небытие, кто в чертоги ожидания. Ей казалось, что все они сейчас стоят рядом с ней безмолвными полупрозрачными, зыбкими тенями, окружив ее своими любовью и защитой, словно благословляя для начала новой счастливой жизни.

Первые три ночи, что Мирионэль и Тэран-Дуиль провели вместе, уже как муж и жена, они просто лежали, обнявшись, и почти не спали. От переполнявших его чувств Трандуил мог лишь иногда осторожно целовать свою супругу, оглаживая ее волосы, напряженно рассматривая ее в слабом мерцающем свете луны и звезд, проникавшем через окна его дома на дереве, где они уединялись.

Поистине пьянящим, вырывавшим его из оков реального мира, было для принца ощущение ее присутствия рядом. Мирионэль была с ним здесь и сейчас, теплая и живая. Она тихо дышала. Когда она в молчании лежала на спине, на ставшим супружеским ложе, он замечал, как слезы беззвучно, оставляя блестящие дорожки, скатываются из ее глаз, увлажняя темные волосы на висках и затекая в маленькие раковины чуть заостренных ушей. Тогда он наклонялся к ее лицу, мягко касаясь губами ее щек и висков, впитывая, сцеловывая слезы своей возлюбленной. Мирионэль обнимала его, шептала «Люблю, люблю…» и, вздыхала, прижимая его к себе, обвивая руки вокруг шеи и гладя широкие плечи.