— Твои волосы… Они серебряные… — молвил Эрейнион, зарываясь в густые расплетенные волосы друга, вздыхая их запах.
— Просто белые, — глухо отозвался синда, не понимая, почему он это говорит и почему обнимает оказавшегося на нем сверху Ороднора, приглушенно застонавшего в его руках от одного только тесного объятия.
Тогда, крепко сжав Артанаро в тисках своих сильных рук, Орофер усилием перевернулся сначала на бок, а потом и на живот, подминая собой притихшего голдо, ощутившего своим телом тяжесть тела друга.
— А-ах, — снова стон и быстрое, прерывистое дыхание.
Ороднор попытаться выгнуться, извернуться, вырваться, высвободиться. Но нет — Владыка Эрин-Гален держал его крепко, схватив руками за плечи, не позволяя двигаться.
Ороферу хотелось его держать, хотелось почувствовать, что Артанаро обездвижен, что он не может никуда уйти, если он, Орофер, не позволит ему этого.
«Нет, он не должен быть в состоянии даже стонать и всхлипывать!» — решил синда, наклоняясь ниже над своим пленником и еще крепче сжимая того в тиски. Ему хотелось полностью подчинить собственной воле тело друга, подчинить его хроа своему, контролировать каждый его вздох, внимать каждому движению длинных пушистых ресниц, слышать каждое биение сердца в его сильной груди. Чтобы все это было только для него, принадлежало лишь ему, привыкшему властвовать.
«Разрешить себе… Перейти грань…» — подумал Орофер. Сейчас, в тускло освещенной стоящими вдалеке светильниками комнате, увешанной тяжелыми портьерами, это казалось так легко сделать.
Синда особенно сильно сжал запястье полностью обездвиженного Артанаро и навалился на него всем телом. Тот снова приглушенно застонал. Не желавший позволить ему этого, Орофер тут же накрыл своим ртом податливый рот голдо. Он врезался языком внутрь влажного тепла его рта, вбирая в себя мягкие губы Ороднора, так, как изнывавший от жажды посреди пустыни вбирает в себя спасительную прохладную влагу из глубокого колодца — жадно, неистово, торопливо. Желание обдавало жаром, заставляя тело кипеть и плавиться.
Думать об искажении не хотелось. Ороднор был в его руках, под ним, весь полностью в его власти. Он принимал жестокие, требовательные поцелуи и грубые ласки с готовностью, со страстью отдаваясь им, тоже горя зажженным им самим в Орофере пламенем. Чувствовалось, как он стремится поскорее совершенно слиться с другом, стать совсем его, почувствовать в себе тот огонь, что пожирал тело Орофера.
Все ощущения, даримые Артанаро: запах его кожи, его частое, то и дело сбивающееся дыхание, его стоны, с жадностью проглоченные им, жар его сильного, сухопарого тела, лишили Орофера способности думать о чем-либо, кроме самого Эрейниона, отчаянно отвечавшего на каждое движение, на каждый поцелуй и на каждую ласку.
Нетерпеливо раздевавшему его дрожащими руками Владыке синдар чудилось, что Артанаро жарко шепчет «Скорее, скорее, прошу!», сам норовя выскользнуть из одежд, которые Орофер готов был разорвать в клочья, лишь бы ощутить руками и губами горячую кожу Эрейниона, представляя его, стоящего под струями теплой воды в купальне.
Артанаро под одеждой был невероятно гладкий, будто шелковый, и такой совершенный, что у осязавшего его Орофера на каждом вдохе захватывало дыхание. Он чувствовал, что грудь с каждым глотком воздуха наполняется неизведанным прежде ощущением радости от сопричастности к совершенному существу, которое он держал в руках, сходя с ума от его близости, а более всего от кротости, от нежности, с которой Артанаро принимал его. Ведь это такое прекрасное, неземное ощущение — чувствовать себя любимым и желанным тем, кто сам сделался таковым. И Орофер купался в этом бесконечно насладительном ощущении. Первоначальное неистовство его сошло на нет и он, думая об Ородноре, стремился тоже сделать так, чтобы тот почувствовал наслаждение и его любовь, а не одну лишь силу страсти.
И все, что он делал с ним, все ласки и движения казались правильными. Эрейнион был сама чистота, сама красота, воплощение совершенства в любом своем проявлении, в каждом вздохе…
— Ох, — вырвалось у него.
И нолдо вцепился своими тонкими пальцами в плечи Орофера, жмурясь и пряча лицо у того на груди.
— М-м-м… — застонал синда, прикусывая губы и запрокидывая голову.
Восторг и восхищение переполняли. Сделав еще несколько ритмичных движений, Орофер почувствовал, что пик близок. В этот момент Ороднор забился под ним, как если бы пытался вырваться, и тоже запрокинул голову. Глаза его на миг широко раскрылись, но он тут же крепко зажмурил их, издав истошный вопль, от которого внутри Орофера будто что-то разлетелось на сотни и сотни частиц. В глазах потемнело. Наслаждение достигло своего пика. Он ахнул, тоже прогибаясь в спине, чтобы уже в следующее мгновение, обессиленный и абсолютно счастливый, опуститься сверху на расслабленное тело Ороднора и уткнуться горячим лбом в мягкость матраса. Сердце ударялось о ребра и вот-вот готово было разорваться в груди.
Через некоторое время Орофер смог приподнять голову и вглядеться в гордый профиль лежавшего под ним Артанаро. Тот все ещё пребывал в забытьи — глаза закрыты, выражение отрешенного спокойствия на лице, нежный румянец на скулах и капельки пота на бледных висках и точеной шее.
«Люблю…» — прошептал он в госанна лишь одно это слово, тихо вздохнул и обвил руками спину Орофера, чье дыхание постепенно успокаивалось, а сердце замедляло свое отчаянное биение.
Установилась абсолютная тишина. Они недвижно лежали среди ставших влажными простыней. Близился рассвет. Орофер балансировал на тонкой грани между сном и бодрствованием.
— Спи, спи… — едва слышно шептал ему Артанаро.
И, словно подчиняясь, синда соскользнул с него, лег на живот рядом с другом и заснул спокойным, блаженным сном.
Он пробудился, когда необычно ярко светившее в тот день солнце было уже высоко. Протянув руку туда, где ожидал почувствовать тепло, исходившее от тела голдо, Орофер поймал лишь успевший нагреться воздух. Артанаро в его доме не было.
Услышав, что его господин встал с постели, Ферен возник на пороге спальни.
— Араннин, я не решился будить вас… — начал он, оглядывая стоящего перед кроватью Орофера, который ощупью пытался отыскать среди сбитых простыней какой-нибудь предмет своей одежды.
— Я проспал? — спросил Владыка Зеленолесья.
— Переговоры уже начались, Араннин, — отчеканил в ответ Ферен. — Перед их началом Леди Галадриэль сообщила всем, что сегодня вечером в палатах Лорда Келеборна состоится празднование в честь заключения союза.
Глубоко вдохнув, Орофер прикрыл глаза и сказал:
— Найди мне штаны, подготовь все для омовения и приготовь одежду, — он зевнул и продолжил, силясь не заснуть снова. — Пока я буду мыться, убери здесь и отыщи мой лучший камзол для сегодняшнего вечера.
Стоя под струями освежающей прохладной воды в купальне, Орофер подумал, что произошедшее вчера вечером и этой ночью могло ему привидеться, быть лишь плодом больного воображения, его фантазией, не имеющей никакого отношения к тому, что относилось к реальности, настолько невероятным оно казалось ему.
«Когда он успел уйти?» — недоумевал Владыка синдар и лаиквенди. Выходило, что Ороднор, дождавшись, пока он заснет, оделся, забрал сумку и покинул дом. Он находился в Лотлориене тайно, и возможно, уже покинул его. И теперь им суждено встретиться лишь через три года, на поле битвы перед Черными Вратами в Мордор, согласно выработанному их военными советниками плану.
«Так будет лучше!» — решил Орофер и с силой ударил сжатым кулаком в стену, по которой лениво текла прозрачная вода.
Одевшись и позавтракав, он решил не ходить на веранду, где шли переговоры. Сейчас советники наверняка согласовывали подробности и детали военной кампании и главам делегаций совсем не обязательно было присутствовать при этой формальной процедуре.
Едва завтрак подошел к концу, Ферен вручил своему Владыке послание от Лиса. Открывать его было отчего-то совестно. Сын писал о том, что в королевстве все спокойно, несмотря на распространяющиеся в последние дни слухи относительно агрессии Мордора в Минас Итиль и проходящих в Лотлориене переговоров. Также наследник осведомлялся относительно хода его встреч с представителями Линдон и других новостей из владений Амдира.
