Жили-были мальчик и девочка, которые очень любили друг друга, но не могли быть вместе потому, что постоянно ссорились. Друг без друга они тоже не могли, как и без экстрима – жизнь казалась им бессмысленной. Они были чёрными копателями.

Однажды в горах Абхазии они нашли две ручные гранаты, и мальчик придумал, как решить все проблемы. Он сделал девочке предложение выйти за него замуж… гранаты замаскировали в коробочке так, что только кольца торчали наружу. В ЗАГС пригласили только тех, кто на все праздники приходят тупо нажраться на халяву, а лучшим друзьям сказали, что свадьба в другой день. После надевания колец у них было время либо на поцелуй, либо предупредить всех собравшихся… Но это были недобрые мальчик и девочка: конечно же, они выбрали поцелуй.

…Булавка дрожала в моих руках. Я уже протёрла ухо водкой. Вот остриё приблизилось к мочке и начало медленно проходить сквозь кожу. Вот я уже застёгиваю булавку! Странно… Совсем не больно: просто горячо. А ещё три булавки лежат на столе…

Многие люди уже давно умерли, то есть внутри прогнили насквозь, и в них не осталось ничего человеческого. Просто по инерции они как зомби продолжают ходить на работу, готовить пожрать, скандалить, трахаться, спать и опять с утра ходить на работу. И таких большинство.

То, что они убили свою жизнь, – это еще полбеды. Беда в том, что они пытаются навязать такую же жизнь окружающим (особенно своим мужьям, жёнам, детям…), и, как правило, им это удаётся.

Такие и мои родители. Сейчас я их ни в чём не виню, мне их глубоко жаль, но тогда я их просто ненавидела! Они всегда хотели «как лучше», а благими намерениями известно куда дорога выложена.

Мать всегда мне всё запрещала, надеясь, что таким образом сбережёт меня от жестокого мира.

Отец, уважаемый на работе человек, приходил домой совершенно другим. Орал на меня, бил, всячески вымещая на мне злость за свои жизненные неудачи. Обычно тупо заставлял меня переделывать алгебру, а затем по несколько раз переписывать её на чистовик.

В итоге я просто возненавидела себя… и их тоже. Возможных выходов из такой ситуации я видела на тот момент два: примириться, став такой же неискренней занудной подлизой, как они, либо устроить БУНТ.

И я выбрала второе. А когда человек готов отбросить прошлое и кардинальным образом изменить свою жизнь, она всегда даст ему такую возможность.

Я была настолько забитой и закомплексованной, что у меня даже не было друзей. В классе меня не любили. А я просто ненавидела этих пафосных блондинок в розовых кофточках и тупых гопников, обсуждающих новые модели машин и сотовых телефонов.

С раннего детства я была не такой, как все. Только раньше не понимала, как это здорово. Мои первые слова были: «Я сама», а не «мама» или «папа».

Я не любила слушать попсу. В шесть лет я по радио услышала песню «Прогулки по воде» и на всю жизнь прониклась. Я не знала, что её поет Nautilus Pompilius, и купила в магазине кассету группы «Кино», где была песня «Прогулки, романтика». После этого прониклась ещё и творчеством Виктора Цоя.

Меня никуда не отпускали, поэтому, сидя в своей комнате на даче, я слушала «Наше радио». Я порезала и исписала свои старые джинсы, а мама орала на меня, что все рокеры – наркоманы и неудачники, а тяжёлая музыка уродует психику.

Я делала всё назло.

Была тёплая июльская ночь 2001 года. Мне было всего 12 лет. В такие ночи я тихо вылезала из окна и уходила гулять в лес. Тогда я ещё ничего не боялась.

В эту ночь родители, как всегда, крепко спали. Полная луна была, на удивление, красивой, и всё располагало осуществить мою давнишнюю задумку: сходить к заброшенному пруду. Я бесшумно вылезла из окна, прошла во двор и осторожно прошмыгнула в дыру забора, чтобы не скрипела калитка. Здесь я прислушалась и перевела дыхание: мой уход никто не заметил. Я достала из кармана сигарету со спичками и прикурила. Можно было не спешить.

Лесную тропинку освещала луна, а с деревьев капала роса после утреннего дождя. Я уходила всё дальше в лес, и мои глаза уже привыкли к полумраку.

Вдруг справа от себя я услышала отдалённую песню. Кто-то играл на гитаре, и эти звуки я ни с чем не могла спутать. Я свернула с тропинки и очень аккуратно стала красться на звук. Пройдя немного, я увидела слабый огонёк костра. Я подошла настолько близко, чтобы меня не могли заметить, но мне было всё видно и слышно.

У костра сидели двое мужчин, одетых в тяжёлые кожаные куртки с металлическими наклёпками. Один из них играл на гитаре и негромко пел песню о беспечном ангеле. У него были длинные чёрные волосы, собранные в хвост, и щетина примерно недельной давности. Второй мешал что-то очень вкусно пахнущее в чане на костре. У него была небольшая борода и тоже длинные волосы, только светлые. Недалеко от меня прислонённые к большому дереву стояли два мотоцикла.

Эти люди показались мне со стороны очень дружелюбными… К тому же я ужасно замёрзла и решила подойти к костру.

– Можно немного погреться у вашего костра? – неуверенно спросила я, выходя из-за дерева.

Тут же гитара смолкла, и оба удивлённо повернулись в мою сторону.

– А тебя мама не предупреждала, что нельзя говорить с незнакомыми мужчинами и вообще гулять ночью одной? – спросил гитарист, хитро ухмыльнувшись.

– Вы не такие, как другие люди…

– С чего ты взяла?

– Чувствую.

– Ну садись рядом с нами, ведь по-настоящему живёт только тот, кто не боится. Глинтвейн только что сварился.

– А что такое глинтвейн?

Не говоря ни слова, бородатый достал из рюкзака железную кружку и аккуратно налил кипящее варево.

Я нерешительно взяла кружку и сделала глоток. На вкус это было вино, только горячее и пряное. Мне сразу стало теплее, и я почувствовала себя смелее и уверенней.

– А кто вы такие и как вас зовут?

– Мы байкеры, – сказал гитарист и почему-то засмеялся. – Я Крейд, а это мой брат, Айрон.

– Вы не похожи на братьев.

– Мы не родные братья, а названные. У нас так заведено. Разве человека, с которым прошёл кучу передряг и дорог, не назовёшь братом?

– Знаю. Байкеры – это мотоциклисты. Ваши друзья часто проезжают по местной дороге. А куда вы направляетесь?

– На слёт в Калугу. Нескольких наших братьев убили, и мы спешим собраться кланом и узнать, кто это сделал.

– Какой ужас! Убили! А что вы сделаете с теми, кто убил?

– Детям этого лучше не знать.

– Я не ребёнок, – обиженно сказала я.

– Все мы дети, только игрушки дорожают! – ухмыльнулся Айрон.

– А придумайте мне тоже какое-нибудь имя, пожалуйста! – попросила я.

Они рассмеялись так, что мне стало немного жутко.

– Знаешь, ты пришла ночью в полнолуние, так пусть тебя зовут Найт.

– Спасибо, учусь в английской школе.

Так мы и болтали. Крейд дал мне свою тяжёлую кожаную куртку, которая называлась косухой. Я спрашивала их про дороги, поездки, братьев. А они отвечали и рассказывали мне невероятные истории. Луна освещала поляну, а мне было хорошо и как никогда спокойно. Я чувствовала, что засыпаю. И тогда Крейд взял в руки гитару и стал играть очень красивую колыбельную о потерянном рае. И я не заметила, как заснула у костра.

Меня разбудили шум машин и яркий солнечный свет. Было очень раннее утро: наверное, часов шесть. Я неохотно открыла глаза и огляделась вокруг. Байкеры, скорее всего, уехали пару часов назад, так как место костра было разворошено. Меня удивило только, что следы от колёс были едва заметны и как будто заросли травой. По ним я очень быстро вышла на трассу. Но поняла, что совершенно не знаю, где нахожусь. Я побрела вдоль дороги, и довольно скоро возле меня остановилась милицейская машина.