– Я Эми. Спасибо, что пришла. Ты у нас первая в этом семестре. Мартин говорит, что всех вас знает. Круто.

Это круто? Но если она так говорила, ладно, это круто.

– Хотите начать стирку, а потом присесть? – спросила Эми.

Это был не совсем вопрос, скорее указание. Майя, Т.С. и я прошли к стиральным машинам. Может, нам нужно было просто посушить вещи. Я обернулась.

– Просто посушить?

Эми, Илана и Мартин рассмеялись.

– Можете постирать вещи, – сказала Эми. – Мы не такие странные, чтобы заставлять вас сушить вещи, а потом стирать их.

Я кивнула, сунула белье в машину, добавила мыло и всыпала монеты. Майя и Т.С. тоже так сделали, и мы вернулись к дивану.

– Садись рядом, – Эми похлопала по месту на диване рядом с ней. Я послушалась. Илана заняла кресло, которое не сочеталось с диваном. Казалось, кресло родилось красным, но пятна от пиццы за годы сделали его цвета грязи. Пятна от пиццы напомнили, что я была голодной – не мешало бы поужинать. Т.С. села с другой стороны от Эми, а Майя устроилась на полу с Мартином. Викторина «Trivial Pursuit» лежала там с цветными фишками на разных местах доски. Они уже начали.

– Можешь быть в моей команде, – сказала мне Эми, дала мне кубик. Илана кивнула Т.С., а Мартин – Майе.

Я бросила кубик, не зная, как это было связано с тем, зачем мы были тут. Но красный кубик не успел долететь до пола, и Эми начала:

– Игра для виду, если у тебя возник вопрос. Стирка – тоже.

Я кивнула, выпала шесть.

– Твой ход, – направляла меня Эми. – Оранжевый пирог.

Я передвинула фишку пирога к клетке с музыкой. Но Мартин не вытащил карточку. Он сказал:

– Родители все детство мучили меня этой игрой. Они заставляли меня играть в это каждую пятницу, так что я забрал их игру во время перерыва и решил победить их, чтобы доказать, что не нужно жить в годы, когда вышло то издание, чтобы побеждать.

Он просто был Мартином, пытался смешить, смеялся над собой. Было не так странно, что он был тут.

– Так что, вместо рассказа о британских группах, скажу, что все, что ты тут расскажешь, останется в секрете, – сказала Эми. Ее голос был милым, невинным, а слова были тяжелыми. – Все, что ты скажешь, останется тут. Пока ты не решишь, что хочешь сделать следующий шаг.

– Что за следующий шаг? – спросила я.

– Не переживай. Мы дойдем до этого. А пока что тебе нужно понять, кто мы, что мы делаем, и почему существуем. Ты ведь знаешь о нашем создании, да?

– В общих чертах, – сказала я, перечислила то, что поведала мне Кейси перед моей учебой в Фемиде, включая часть о системе правосудия для учеников от учеников.

Эми кивнула.

– Именно. Мы – Бу Рэдли и Аттикус Финч в одном. И наша миссия – все исправить. Мы расследуем преступления учеников против учеников и судим их.

Подключилась Илана:

– Нам приходится, – пылко сказал она сильным голосом. – Администрация думает, раз Фемида – прогрессивная школа, тут не бывает ничего плохого. И нет разговоров о ненависти и унижениях. Как это может быть? Это же Фемида. Мы слишком хороши для этого, – она фыркнула и продолжила. – И они устраивают тренинги, чтобы мы знали, что правильно, а что – нет, и думают, что этого хватит. Они думают, что знаний достаточно, и мы ничего неправильного не сделаем, ведь мы тут, и у них есть для нас День отличий.

На первом курсе мы прошли День осознания. Мы узнали о том, как ведут себя хорошие граждане, о травле, о зависимости от наркотиков и алкоголя. Мы узнали, как помешать самоубийству. За год до того, как я попала сюда, девушка убила себя. Это все замяли. Никто не говорил о подробностях, но школа учила замечать признаки желания убить себя на День отличий.

Школа делилась своей мудростью, ничто не могло пойти не так. Нас учили быть хорошими, ведь мы были хорошими. Все было чудесно. Никого не наказывали – только забирали баллы за прогулы – потому что администрация считала, что мы идеальны. Иначе это плохо отразилось бы на них. Только не прогуливайте!

Майя невольно вмешалась:

– Это случилось с моей соседкой по комнате, Келли, в прошлом году. Ее проблему с препаратами не воспринимали. Они не спрашивали, что с ней, не проверяли, какой может быть ее проблема. Она была девушкой, которая не справилась, так что не могла вернуться.

– Они не могут принять, что мы не идеальны. Но мы подростки, и порой мы ужасны, – добавила Эми.

– Потому твоя сестра основала Пересмешников, – продолжил Мартин, и я поняла, что из трех человек – двух незнакомок и друга – он знал о мотивах Кейси больше меня. Может, где–то даже была книга истории Пересмешников, полная правил, законов и списка нарушений, которые они выслушивали. Мартин добавил. – Школа не дала выбора, мы стали сами себе полицией.

Заговорила Эми:

– Так что с тобой случилось, Алекс? – спросила она, глядя на меня голубыми глазами.

Я сглотнула. Как мне рассказать о произошедшем? Я не могла ни слова сказать себе, не то что вслух. Я закрыла глаза, желая, чтобы Кейси была тут и говорила за меня. Но я услышала голос Т.С.:

– Алекс с нашей группой гуляла ночью пятницы, мы пили, и она напилась и оказалась в комнате того парня, Картера Хатчинсона. И она отключилась. И он дважды занялся с ней сексом, – сказала Т.С., ее голос мог оборваться, но оставался сильным, гнев укреплял его. Она злилась из–за этого, а я стыдилась.

Я открыла глаза и отвела взгляд от них. Я смотрела, как мокрая одежда крутится в машинках. Грязь смывалась с них, и они становились как новые. И я могла такой стать, если позволю им помочь мне.

– Мне жаль, Алекс, – сказала Эми. Илана и Мартин сочувствующе шептали.

Я вытерла что–то мокрое со щеки и посмотрела на всех. Я пожала плечами, готовая продолжать. Мне не нужна была скорбь окружающих – хоть она была в тему – из–за того, что я потеряла.

– Что теперь? – спросила я.

– Ты хотела сказать, что мы можем сделать? – уточнила Эми.

– Да, что вы можете?

– Помнишь, два года назад Пол Око перестал играть в футбол? – спросила Эми.

– Он был защитником, да? – сказала я. Пол Око был известным спортсменом в школе, красавцем, молодцом. Но в один день он просто перестал играть. Я не ходила на футбол в Фемиде, но про его выход из команды все знали и без этого. Особенно, потому что он сам ушел. Я была на первом курсе, но до меня доходили слухи, что дело было куда больше. Что он не просто потерял интерес к своему любимому виду спорта.

Майя всегда была рада дополнить:

– Да, это было неожиданно. Вечером в кафетерии он просто встал и сказал: «Я больше не могу играть в футбол. Я ухожу из команды».

– Знаешь, почему он ушел? – спросила Эми, глядя на Майю, чтобы понять, знает ли она ответ.

Но Майя знала.

– Конечно. Он называл ресивера педиком. Каждый день на тренировке Пол говорил, что не хотел проходить рядом с гомиком, – вспомнила Майя. На миг она напомнила мне Т.С. с ее энциклопедические знания о спорте, но между ними было важное различие. Т.С. запоминала спорт, игры и стратегии. Майя – людей.

Эми кивнула.

– Ресивер пришел к нам. Это классический случай унижения словами.

– Он ушел из–за вас? – я посмотрела на Эми, Илану и Мартина. – Это были Пересмешники? Вы такое можете?

– Как и с Бесчестными. Мы зовем их так, как они звали своих жертв, – Эми фыркнула. – Они были лидерами Почетного общества. Президент, заместитель, секретарь и казначей. Доказательство, что власть портит, да? Пересмешники услышали об этом деле три года назад, когда Кейси была старшекурсницей. Мы услышали о деле Пола два года назад. Услышали о них тут, в прачечной, и совет разобрался в обоих случаях. Старшекурсники были обвинены, Пола Око тоже обвинили.

– Вы – совет? – спросила я.

Эми покачала головой.

– Нет, мы управляющие. Мы руководим группой, но не решаем, кто виновен, а кто – нет. Это делает совет из девяти учеников, которых мы назначаем каждый семестр. Новая Девятка, так сказать. Мы сейчас ведем переговоры с кандидатами, потому что по школе можно увидеть наши листовки. Они проходят нашу систему, – сказала она, и мне стало интересно, что она подразумевала под системой, но я не спросила. – А потом мы выберем девять. И когда придет время решать дело, троих случайно выберут за несколько дней до слушания, они вынесут вердикт. Так совет не подкупить, не запугать. Все происходит честно, и это работает.