– Неважно, – бросил Берт. – Я только возьму вещи.

– Они сказали, что у них достаточно доказательств. Ее повесят и без вашего участия.

– Я знаю. Но я хочу видеть это.

Капитан пробормотал «болван», но распорядился спустить шлюпку.

«Риччи бы повеселилась», – подумал Берт. – «Но она бы мне помогла».

Но капитан «Барракуды» должна была уже покинуть Лондон. Хоть Риччи и выкидывала иногда невообразимые фокусы, и временами выглядела сумасшедшей, мозги у нее были на месте. Так что она, несомненно, уже тронулась в путь к неизученным диким землям, и не могла ему помочь. Не стоило тратить и часа на ее розыск.

«Почему я вообще это делаю?», – спросил он себя, спускаясь в шлюпку. – «Из-за этих невероятно синих глаз? Или потому, что я на самом деле не хочу спокойной тихой жизни в глухой провинции?».

***

Стефан Томпсон… то есть, разумеется, Джордж Атентет полагал себя счастливчиком. В родном доме его не ждали с распростертыми объятиями, но все же сокровища Вайна – половина его доли – смогли растопить дядюшкино сердце. Он вернулся к той жизни, которую когда-то оставил, полной роскоши, светских обязанностей, соблюдения моды и этикета, дворцовых сплетен, убивающих время развлечений и скуки.

– У тебя невеселый вид, дорогой кузен, – заметила Полли, блистая безукоризненной улыбкой. Наблюдение ее было очень точным, потому что вечер только начался, и до танцев было еще далеко, а карт не предвиделось вовсе. Три вещи в своей старой – то есть новой – жизни он любил: интрижки, карты и дуэли, которые обычно проистекали из первых двух. – Почему бы тебе не начать присматривать себе невесту? – продолжила Полли.

– Ну, если ты думаешь, что это меня развлечет, – с такой же сводящей зубы сладкой улыбкой ответил он.

«Славное развлечение», – подумал он. – «Жаль, что нечастое».

– За время своего путешествия, ты не встретил девушку, которая пленила бы твое сердце? – спросила Полли.

Первым делом он подумал о Риччи. Наверное, потому что боевые действия – это было по ее части. Но едва ли кому-то удастся повести ее к алтарю. Боевые лошади не созданы для пахоты.

Потом он вспомнил о Юлиане – прекрасной даме их корабля. Она, наверное, не отказалась бы стать графиней Атентет. Вот только кровная месть не слишком согласуется с подвенечным платьем, да и Полли не смогла бы провести ни дня, не высмеевая ирландку.

Напоследок мелькнула мысль о Берте, но это мысль больше походила на анекдот.

– Никого, даже начавшего осаду, – сказал он.

Полли принялась перечислять самых завидных лондонских невест, и скоро он совершенно утонул в именах, титулах, землях и размерах состояний.

– Вы с Марсией Вальмонд составили бы прекрасную пару, – прощебетала Полли и запнулась. – Кто бы подумал, что Марсия занимается колдовством? Так вот, о моей хорошей подруге герцогине…

– Я тут подумал, что не стоит спешить, – прервал он ее с ленивым смешком. – У меня вся жизнь впереди. Есть какие-нибудь новости, от королевского двора? Кажется, ожидали делегацию из Ватикана?

– Ничего интересного, – наморщила гладкий лобик Полли. – Просто кучка каких-то скучных святош, приплывших, чтобы поймать ведьму. Как будто, наш епископ сам не может этого сделать.

– Но разве Марсию Вальмонд уже не схватили?

– Не ее. Какую-то другую ведьму. Говорят, очень сильную.

Он рисковал вызвать подозрения, выспрашивая подробности, да Полли их и не знала. Но его старое-доброе шулерское чутье орало, что делегация от Папского престола в Лондоне не случайно, а по их душу.

То есть, по душу Риччи. Которая, как разумный человек, уже подняла паруса и отчалила на поиски новых сокровищ с очередным десятком гоняющихся за мечтой идиотов. Так что ватиканская делегация сможет только развести руками.

Вот только вечер был скучным, не хотелось ни флиртовать с чужыми женами, ни обыгрывать в карты их пьяных мужей, а выслушивать, кого Полли видит в качестве его невесты, хотелось не больше, чем вырвать себе здоровый зуб.

«Я просто прогуляюсь до пристани и удостоверюсь, что «Барракуда» не мозолит никому глаза», – сказал он себе, выскальзывая через заднюю дверь.

***

Одиночество оглушало. Никто не говорил в коридоре, не устраивал перебранок и тренировочных поединков. Не просил помочь уложить волосы. Никто не напоминал о том, что она опаздывает на дежурство и что ее очередь мыть посуду. Никто не наблюдал за ее зарядкой и не комментировал упражнения. Никто не заводил глупых разговоров о скучных вещах.

Риччи спала до обеда, разбрасывала вещи, питалась сухарями и остатками засоленного мяса или купленной у лоточников подозрительную выпечку, шатаясь по городу. Больше она ничем не занималась – не могла придумать себе занятия.

Одиночество делало жизнь легкой, простой и адски скучной. В отсутствовала необходимостиь думать о других и решать их проблемы, но не было и цели. Единственным, что могло бы сойти за смысл жизни, был поиск города Экон, но у нее не осталось ни единой ниточки, ведущей к нему.

Она понимала, что, оставаясь в Лондоне, сильно рискует, и риск растет с каждым днем. Стоило собрать команду и отплыть в Вест-Индию, в Ост-Индию, в Японию, да хоть в Антарктиду, лишь бы подальше. Но вместо этого Риччи сказала себе, что непременно почует опасность заранее и наймется на корабль, идущий куда-нибудь на край света. Но в душе она знала, что подчиняться кому-нибудь ей не нравится так же, как и пытаться управиться с кодлой головорезов, поэтому этот план тоже откладывался.

«В конце концов», – сказала она себе, – «я могу в любой момент поднять якорь и довериться волнам и ветру. Я могу управлять ими, значит, и с кораблем в одиночку управлюсь».

И Риччи оставалась в Лондоне, сама не понимая, что привязывает ее к холодному уродливому серому городу.

«Барракуда» прописалась в «плавучем городке» – скопище лодок и плотов в излучине реке, в которых жили в основном преступники, попрошайки, проститутки и перебивающиеся временными работами босяки, не способные найти приличного жилья.

Риччи могла снять себе хоть комнату в трактире, хоть целый дом, если забыть о правиле «не привлекать внимания», но она не хотела оставлять свой корабль без присмотра. Но выносить идущий от реки запах и своих соседей круглосуточно она не могла, поэтому по вечерам, когда жизнь в квартале начинала кипеть, она отправлялась гулять по городу, с каждым днем забредая все дальше.

Она как раз шла по бульвару – точнее, вдоль ряда чахоточных деревьев, землю под которыми вместо травы покрывал мусор, когда увидела ее. Девочку лет двенадцати, одетую в белое платье и ступающую босиком. Совершенно неуместный наряд в зябкий осенний вечер.

«Может, она сбежала из дома в чем была», – сказала себе Риччи. – «Или она сумасшедшая. В любом случае, не лезь в чужое дело».

Но тут они встретились взглядами, и в голове Риччи взвыла сирена. Она уже смирилась с тем, что сталкивается с другими Вернувшимися внезапно и в самый неподходящий момент. Но хоть она никогда не видела этого лица, никогда не смотрела в эти глаза, все же их выражение казалось ей знакомым.

– Лилиас! – воскликнула Риччи, тянясь к мечу.

Меча не оказалось на месте, хотя она была уверена, что не расставалась с ним, даже рискуя быть обвиненной в незаконном ношении оружия.

– Я не хочу убивать тебя, – сказала девочка.

Риччи оторвала взгляд от пустого места на поясе и окинула взглядом бульвар – пространство дальше двух десятком шагов от нее растворялось в густом тумане и вместо других прохожих вдалеке скользили смутные тени.

– Это иллюзия, – уверенно произнесла она. – И куда хуже, чем в прошлый раз.

– Я торопилась, – сказала Лилиас. – Я хотела тебя предупредить.

– О чем же? – хмыкнула Риччи.

От самого нахождения в иллюзии ей делалось не по себе, но показывать свою нервозность она не собиралась.

– О том, что тебе нужно убраться подальше, – сказала Лилиас, скорчив совершенно не по-детски раздраженную гримасу. – Зачем ты вообще приплыла в Европу?