– Кто-то из них разбирается в технике или взрывчатке лучше тебя? – спросил Лонга.

– Нет, – признала она, на миг потеряв решительность, – но они…

– Я не беру Кану, – напомнил он. – Потому что он будет только мешать. Тогда почему ты хочешь потащить их с собой? Они будут задерживать нас, и кто-то из них может пострадать.

Риччи сдалась.

– Хорошо, – сказала она. – Мы отправимся на перехват поезда вдвоем.

***

По раздраженному лицу Риччи можно было и без дополнительных вопросов узнать, чем закончился ее разговор с Лонгой.

– Он ни в какую не хочет вас брать!

– Ну, его тоже можно понять, – вздохнул Берт. – Он привел аргументы.

– И просто не захотел слушать мои! – продолжала злиться Риччи, шагая к их шалашам. – Знаете, почему?

– Нет, капитан, – ответил Стеф, которому приходилось почти срываться на бег, чтобы держаться с ней рядом.

– Потому что я девушка! Будь я парнем по имени Ричард, этот придурок прислушивался бы к моим советам!

– Или высказывай ты свои советы на женский манер, – заметила Юли.

– По крайней мере, у него хватило ума взять вас с собой, – сказал Берт. – Если он смог понять, что вы лучше него разбираетесь в порохе и динамите, то он не безнадежен.

– Будьте осторожны, капитан, – сказал Стеф. – Помните, что мы не прикрываем вам спину на этот раз.

– На этот раз я прикрываю ему спину.

– Лонга не похож на того, кто будет переживать о том, кто у него за спиной, – продолжил Томпсон.

– В этом ты прав, – вздохнула Риччи. – Я и сама не понимаю, почему тащусь за ним. Иногда он кажется мне человеком, ради идеалов которого есть смысл убивать, а иногда – тем, кто сам уничтожит все, что стоит у него на пути и это…

– Пугает? – подсказал Берт.

– Восхищает, – покачала головой Риччи. – И это такое сильное чувство, что даже страшно.

– Вы собираетесь рисковать жизнью ради того, чтобы спасти кучку дикарей – вот, что страшно, – сказал Стеф.

– Мы могли бы отправиться на запад, – опасливо поддержала его Юли. – Или на восток и поселиться там, где нет дикарей.

– Лонга тоже из белых людей, – напомнил Мэл. – Он может уйти с нами.

– Он не уйдет, – вздохнула Риччи. – А я не уйду без него. И если придется взорвать чертов поезд, чтобы произвести на него впечатление, я так и сделаю.

– Вы собираетесь защищать этих дикарей до конца жизни, капитан? – спросил Берт.

– Попробую убедить его, что они в безопасности и можно их оставить… но для этого надо уничтожить поезд.

Едва ли этого хватит – Риччи не обманывала себя. Ей придется что-то придумать, найти компромисс, но это невозможно, когда нависает такая явная и прямая угроза.

– Просто будьте осторожны, – попросила Юли.

– Обязательно, – кивнула Риччи.

***

– Как вы думаете, то чувство, о котором говорила капитан… это и есть любовь? – спросила Юли, когда Риччи ушла к Лонге, чтобы в последний раз обсудить детали нападения.

– Она сама назвала его так, – ответил Берт. – После нашего пре… перехода.

– Но то, о чем она говорила сейчас, не слишком похоже на любовь.

– Кто знает, – пожал плечами Стеф. – Может, Вернувшиеся и не умеют любить по-другому?

– Капитан… – Берт открыл рот, чтобы высказаться о том, что Риччи не настолько отличается от обычных людей, но осекся и сказал лишь, – может быть.

– Я был бы только рад, если бы Риччи нашла кого-то, с кем может разделить всю свою бесконечную жизнь, – сказал Стеф. – Но этот парень мне не нравится.

– Почему? – удивилась Юли. – Эндрю милый. Хоть и немного наивный.

– И совсем не похож на Лэя Лонгу, о котором рассказывают жуткие истории в поселке, – добавил Берт. – Что-то тут не складывается.

– Пожалуй, вы правы, – задумалась она. – Никто не может одновременно быть забавным простачком и чудовищным разбойником.

– А как насчет Риччи? – спросил Мэл. – Она умеет носить маску простушки. Просто показывает нам ту часть себя, которую никогда не увидят враги.

– Риччи последовательна, – возразил Берт. – А его переходы похожи на душевную болезнь. Но разве Вернувшиеся болеют?

– Может, этот болеет, – предположил Стеф. – Может, он заболел еще до того, как стал Вернувшимся. В любом случае, Риччи стоило бы держать с ним ухо востро. Или нам. Потому что Риччи, похоже, не способна.

========== Риччи и Арни в стране снов ==========

Поскольку Джей предпочел смерть их обществу – и Риччи не переставала считать этот поступок большим свинством с его стороны – перед ней снова стояла задача по обезвреживанию Арни Гиньо во всей своей величине. Риччи все еще было нечем бить способность «приказывать». И как с ней случалось в мгновения отчаянья, Риччи вспомнила о странном и пугающем таланте Лилиас, который должен был перейти к ней.

Заставить человека во сне увидеть то, что ты хочешь ему показать, и выбрать смерть, чтобы он умер в реальности – умей Риччи подобное, у нее появилась бы реальная возможность больше никогда не беспокоиться об Арни.

«Я ведь никогда не пробовала», – сказала себе Риччи.

Никогда до этого у нее не имелось ни необходимости, ни желания попробовать.

Лилиас имела на руках некоторое количество ее крови и выбитый зуб и смогла дотянуться до разума Риччи через половину океана. Расстояние между Риччи и Арни составляло всего несколько десятков миль, но у нее была лишь прядь волос Гиньо.

Точнее ее добычу даже и прядью назвать было затруднительно – крошечный завиток длинной в дюйм и толщиной в десяток волосков, украдкой срезанный ею с головы спящей Арни. Будет ли этого достаточно?

Она сжала волосы в руке, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, но дорога в разум Гиньо никак не хотела открываться перед ней.

«Может быть, она просто не спит», – пришло в голову Риччи.

Если Арни этой ночью веселится в таверне или мучается бессонницей, пытаться подменить ее сновидение бессмысленно. Завтра им предстоял нелегкий день, так что Риччи отложила новые попытки до лучших времен.

Она сунула клочок ткани с частичкой шевелюры Арни во внутренний карман, чтобы случайно не потерять его и не попасть в ситуацию с неловкими объяснениями, накинула на себя «одеяло», больше походящее на циновку, и погрузилась в сон.

Открыла глаза она посреди жарких тропических джунглей.

***

Риччи не сразу поняла, чем отличается от привычной картина мира вокруг нее, потому что окружающие ее густые беспросветные заросли волновали ее гораздо больше, чем цвета. От осознания, что трава синяя, Риччи замерла на месте и отдернула руку, которая тянулась к ветке, словно та могла обжечь ее.

Небо было зеленым, а ее руки – яркого желтого оттенка, словно она извалялась в охре. Куртка, к счастью, осталась красной, но от яркости ткани, которая в реальности давно вылиняла, Риччи даже замутило.

Но стоило только отвести взгляд от предмета, как он смазывался в темно-серое месиво. Что-то знакомое чудилось Риччи и в этом сочетании, и в оптическом фокусе.

Она опустила руку на перевязь, но не обнаружила на поясе меча.

Без которого она могла оказаться в незнакомом месте только в единственном случае – если это был сон.

«Я сплю», – сказала себе Риччи и оглянулась по сторонам, вооруженная новым знанием – джунгли теперь казались не более пугающими, чем бумажные декорации. Все вокруг напоминало антураж дешевого театра, начиная с неба, однотонного, плоского и плотного, словно высокий купол.

В прошлый раз осознания хватило ей, чтобы проснуться, но сейчас, несмотря на свою декоративность и несуразность, мир сновиденья не желал растворяться.

«Что за чушь?» – спросила себя Риччи и шагнула сквозь заросли.

Внезапно она оказалась на поляне, посреди которой возвышалась аляповатая и несуразная огромная птичья клетка, в которой пародией на канарейку сидела Арни Гиньо.

«Это не мой сон», – поняла Риччи. – «Не только мой».

Оставалось только объяснить это Арни и, наконец, выбраться отсюда.