– В этом и заключается сделка, – ответила она, отхлебывая прямо из бутылки. – Новый шанс в обмен на старое имя. Разве ты не помнишь?
Риччи не помнила.
Имя – казалось бы, сущая мелочь, но оно не просто набор звуков, оно – символ. Символ прежней жизни. Человек Без Лица унес ее с собой, как безделушку с распродажи.
По всему выходило, что ей никогда не вернуть ничего из прошлого. Остается только смотреть в будущее.
И был один факт, который мог в ближайшем будущем стать большой проблемой. Их договор с Арни почти исчерпал себя.
– Давай договоримся, – сказала Риччи. – Когда отпадет нужда в союзничестве, сделаем схватку честной. Один на один. Не вмешивая ни ребят, ни способности. Я даже дам тебе выбрать оружие.
– Щедрое предложение, – обронила Арни. – Вдвойне щедрое.
Отказ от использования волшебного меча, нес большое преимущество для Гиньо. Но едва ли большее, чем неприбегание к дару приказывать – для Риччи.
– Ты согласна?
– Когда-то я неплохо фехтовала, но давно не практиковалась, – ответила Арни после паузы. – Так что ты умрешь от пули.
– Я тоже неплохо стреляю.
– Чтобы выиграть дуэль, мало хорошо стрелять.
В дуэли важна скорость, с которой выхватываешь оружие и с которой целишься. Риччи смотрела достаточно вестернов, чтобы об этом знать.
Но ни зоркость глаза, ни ловкость глаз не имели значения, потому что Риччи была пиратом – она не собиралась драться честно.
Гиньо слишком опасна для таких игр. Риччи убьет ее, как только перестанет в ней нуждаться – но до того, как Арни об этом догадается.
========== Тихоокеанский вояж ==========
Даже в неспокойную ночь их новой «Барракудой» могли управлять два человека. Но в отсутствие проливного дождя наверху прохлаждались почти все, потому что внутренние помещения хоть и были сконструированы для комфортабельного путешествия, все равно вызывали приступы клаустрофобии. Палуба пустела только по ночам.
Сегодня была очередь дежурить Мэла и Льюиса, но Риччи отложила сон, потому что беспокоилась по поводу событий, что произошли в мотеле Оллумби – и могли произойти на «Барракуде». Последним развлечением, которое она хотела бы получить во время плаванья, была дуэль.
Льюис понял ее намеренья еще до того, как она их высказала – видимо, выражение ее лица оказалось достаточно красноречиво.
– Хотите о чем-то поговорить, капитан Рейнер, – сказал он.
– Да, – кивнула она. – О Стефе.
Хотя ей следовало сказать «о Стефе, Берте, Юли и мне». Чертов любовный многоугольник.
– Я думаю, что ты, – начала она и запнулась. – Знаешь, Стеф многим нравится, такая у него природа, – сделала она вторую попытку.
– Ты сейчас устанавливаешь границы в свою пользу? – усмехнулся Льюис. – Или в пользу вашего… как его там… Фарески?
Риччи глубоко вдохнула. Это будет проще, чем ей думалось. Или сложнее?
– Откуда ты знаешь про Берта? – спросила она.
Не наугад же Хайт назвал именно его имя.
– Это не секрет для любого, у кого есть глаза, – хмыкнул Льюис. – За исключением вашей рыженькой простушки. Ну, хорошим девушкам и не стоит задумываться о таких вещах.
– Я не хочу неприятностей, – сказала Риччи, прикидывая, не станет ли у них меньше проблем, если прямо сейчас она отправит Льюиса кормить рыб.
– Их не будет, – заверил ее тот, с излишней легкостью.
– Потому что ты ничего не сделаешь, – произнесла она с нажимом. – Если ты рассчитываешь не попасться, то у тебя не выйдет.
– Ты беспокоишься о чести и репутации этого парня больше, чем он сам, – усмехнулся Льюис.
– Сохранить спокойствие в команде – одна из главных обязанностей капитана, – парировала Риччи.
Он мог догадаться о настоящей причине ее интереса, но не вынудить ее признаться – достаточно и того, что Арни догадалась. Возможно, она его и просветила?
– Ты не чересчур беспокоишься о них?
– Я защищаю то, что мне дорого. Так же, как и ты, – добавила она, глядя на его левую руку, все еще перебинтованною.
Льюис поморщился: то ли вспомнил старую боль, то ли ее слова что-то в нем задели.
– Я спасал Арни не из-за симпатии, а потому что моя жизнь напрямую связана с ней, – ответил он довольно резко. – Я заботился только о себе. Я всегда забочусь только о себе.
Риччи не должна была испытывать сочувствие к человеку, который произнес подобное. Но она испытывала.
***
Дни на корабле проходили один за другим, и постоянное пребывание в крошечном замкнутом помещении действовало на нервы всем, но особенно не привыкшей к морским переходам команде Гиньо.
Даже на палубе было слышно, как ругаются Льюис и Ким – весьма ожесточенно для вопроса о том, чья очередь мыть посуду. Риччи с Бертом, дежурящие на палубе, могли легко подсчитать, сколько раз прозвучало «чернокожая свинья», а сколько – «фашистская подстилка».
– За столько лет в одной команде, – заметил Берт раздраженно, – разве они не должны были привыкнуть друг к другу?
Риччи прекрасно понимала его чувства – ей самой хотелось вручить по пуле в лоб каждому. Концерт могла прервать Арни, но та самоустранилась от этой обязанности, как счастливая обладательница плеера с наушниками.
– Они и привыкли, – ответила Риччи. – Их претензии друг к другу, даже их слова не меняются. Они как актеры, которые разучили лишь одну роль.
Хотя они могли бы играть этот спектакль пореже.
– Тогда в чем их проблема? – Берт заинтересовался ее любительским психоанализом.
На ночной вахте всегда так хотелось уснуть под убаюкивающие звуки океана, что дежурящие хватались за любую тему для разговора, а событий на корабле было не так уж много.
– В «дилемме узника». Которую они оба решили неправильно.
– Что такое «дилемма узника»? – спросил Берт.
Разумеется, он не знал о психологических экспериментах.
– Каждый из них знает, что Гиньо без колебаний избавится от того, кто стал ей обузой. Но они также чувствуют, что Арни не хочет остаться в одиночестве. Они могли бы прикрывать промахи друг друга, чтобы обоим быть у командира на хорошем счету.
– Но они выбрали другой путь, верно?
Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять это.
Звуки внизу затихли. На этот раз обошлось без разбитой посуды. Кажется, на камбузе просто не осталось ничего бьющегося.
– Если стать единственным компаньоном, получишь больше свободы и вольностей – к такому выводу пришли они оба.
– Но никому из них не удалось…
– И они оба проиграли, – закончила Риччи.
– Но Арни оставила их обоих. Мне кажется, что ее забавляют их перепалки.
– Когда-нибудь ей надоест их слушать и поплатятся оба. Или кто-то из них крупно ошибется, и другой все же выиграет.
– Надеюсь, этого не случится при нас, – поежился Берт. – Нам повезло, что ты не заводишь фаворитов.
– Вы все мои друзья, – ответила Риччи тем же легким тоном. – Но все-таки не забывай о субординации.
«Не завожу любимчиков, как же», – хмыкнула она мысленно.
Врать друзьям непорядочно, но Риччи успокаивала себя тем, что ее ложь служит для защиты команды – и их дружбы. Она, Стеф, Берт, Юли – ее признание в любом случае навсегда изменит все между ними четырьмя.
***
– Ты считаешь людей других рас ниже себя? – спросила Риччи.
Она не знала, что сказать, если Льюис ответит «да», потому что не могла вспомнить хорошего опровержения с научными терминами. Она могла сказать лишь что-то вроде «абсолютная глупость».
Может, и не стоило заводить этого разговора? Он даже не касался напрямую ее команды: ни к ирландцам, ни к испанцам, ни к кому-то еще Льюис, вроде бы, не имел претензий. А шансы на то, что она совершит чудо и прекратит вечные склоки, был невелик.
– С чего ты взяла? – удивился Льюис искренне. Или очень натуралистично.
– Ну… Ким? Вас сложно не услышать, – добавила она, словно извиняясь.
Хотя извиняться следовало им.
– Дело не в том, какого цвета у нее кожа, – признался Льюис. – Я говорю об этом только потому, что ее это злит. Дело в ней самой. Она ведь смотрела только на цвет кожи, когда убивала тех людей.