А ведь совсем недавно все было так реально, осуществимо и рукой подать до нарисованного ею на берегу Средиземноморья безоблачного счастья. Это же надо до такого додуматься: бывший возлюбленный пытается перечеркнуть все мечты и достижения Аллы, ставит ей палки в колеса мчащейся ввысь карьеры!
Может, бывший и должен поступать именно так, и никак иначе? Как бы там ни было, а прошлое давно быльем поросло, и у каждого из них теперь своя дорога, да и сами они изменились, как поменялись их взгляды на жизнь.
Хотя нет. Как раз взгляды-то и остались прежними.
Алла как мечтала со студенческих лет о богатстве и независимости, так до сих пор и шагает вверх по карьерной лестнице, пытаясь переступить через ступеньку и не теряя из виду маячащие на горизонте материальные радости жизни. Она сметает на своем пути мешающих, слишком медлительных или тех, у кого голова забита размытыми понятиями, существующими только умозрительно, – честью, порядочностью, совестью.
Это всего лишь чьи-то застарелые комплексы. А уж о добре-зле и вовсе не приходится говорить. Все в мире относительно и зависит от колокольни, с которой судит каждый. В этой жизни выживает лишь сильнейший.
Вот только Макс так не думает. И на судебных процессах постоянно использует в своем лексиконе эти затертые до дыр понятия. Неужели он не понимает, что на практике в каждом конкретном случае именно судье предоставлено право решать, являются ли рассматриваемые сведения порочащими честь и достоинство участников процесса, и что именно понимать под определением «честь» и «достоинство»?
Однако он упорно апеллирует этими понятиями, словно жонглер на арене цирка, находя статьи в законодательстве и подводя прочный фундамент под доказательную базу невиновности своих подопечных.
И чего его принесло в их глухомань? Жила себе Алла спокойно, засуживала кого надо или отпускала на все четыре стороны, когда у оппонентов находились весомые аргументы в виде денежных знаков. Так нет же: свалился на голову, как ком с бугра!
В Москве ему, видите ли, не жилось, приехал тут порядки столичные наводить. И все сразу пошло наперекосяк. В суд из края уже несколько Аллиных дел вернули на пересмотр из-за жалоб и апелляций Перепёлкина, поэтому неудивительно, что она всерьез опасается за свою репутацию.
Макс так и не изменил своих взглядов на жизнь. Как был фантазером, мечтающим о справедливости исключительно для всех, так им и остался. Дожил почти до сорока, а ума так и не нажил. Хорошо, что они тогда расстались. Если уж по молодости не смогли найти общего языка, то теперь и подавно не найдут, так как стали врагами.
Хотя Макс совсем не считает Аллу своим врагом, и это ее бесит больше всего. Поскольку, даже не предполагая, что она берет взятки, – вот пентюх, по себе судит! – пытается ей сочувствовать, намекая на ее «махровый непрофессионализм».
При последней встрече так прямо и заявил: «Может, Алусик, тебе лучше уйти по-хорошему? Ведь твои ошибки видны невооруженным глазом даже простому смертному. Пойми: мы тут судьбы человеческие решаем, а не в бирюльки играем. Вот потешила эго, покрасовалась в судейском кресле, пофорсила в судейской мантии, с тебя и будет. Даже представить страшно, сколько людей уже пострадало из-за твоего непрофессионализма. Найди себе занятие по способностям. Может, ко мне в помощники пойдешь? Хоть людей научишься уважать».
Алла тогда с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить, промолчала. А про себя подумала, что им двоим в этом городе ни за что не ужиться: или он, или она. И останется именно она.
Макс, хоть и родился здесь, все равно за десять лет превратился в пришлого, чужого, да еще из столицы. Понаехали тут всякие, теперь будут нас уму-разуму учить – кому это понравится? А вот Алла своя, опутана по рукам и ногам полезными связями и входит в число негласных правителей коррумпированной клоаки.
Отвратительно, конечно, звучит, но перед собой-то она притворяться не станет. Потому что прекрасно понимает: вывалялась в грязи дальше некуда, и отступать уже поздно. Да она и не собирается, так как знает, за что рискует.
Ее провалы в последнее время стали так очевидны, что она уже получила от руководителя клоаки серьезное предложение помощи в избавлении от неугодного адвоката, подрывающего авторитет уважаемого судьи. Но Алла хорошо знает, чем может обернуться подобная помощь, а потому даже слышать о ней не хочет, обещая, что уладит дело сама.
Ведь стоит только согласиться, ее разговор и само действие по устранению Макса будут зафиксированы, сняты на пленку. И с этих пор повиснут над ней дамокловым мечом, а на мечтах можно ставить жирный крест, так как Алла себе принадлежать отныне не будет.
Какая уж тут свобода! Нет, с этими головорезами лучше не связываться. Взятки – это одно, а вот заказное убийство совсем не входит в ее планы. Здесь следует надеяться только на себя.
Как совершить преступление и не попасться – об этом мечтает любой потенциальный преступник. Однако если учесть, что идеальных преступлений не бывает, то рано или поздно Аллу все равно разоблачат.
Не факт! Уж кому, как не ей, знать, что раскрываются не все преступления. Но даже если у нее получится идеальное убийство, сможет ли она потом жить с этим? Не станет ли протестовать ее душа, которая, пытаясь избавиться от столь тяжкого груза, вынуждена будет всю оставшуюся жизнь терзать Аллу? До тех пор, пока та не сдастся и не явится с повинной?
Об этом даже подумать страшно, так как судья в тюрьме – нонсенс!
Алла чувствовала, что заболевает от преступных мыслей. Неужели нет другого выхода, неужели только физическое устранение способно остановить Макса? Видимо, да, так как он, похоже, не боится ничего и никого. Вот что значит пожить какое-то время в столице – уже кажется, весь мир у твоих ног и по плечу любое дело, в котором ты станешь победителем.
Или это просто пренебрежительное и высокомерное отношение к отсталой провинции, в которой нет и в принципе не может быть профессионалов?
Она тоже после института могла зацепиться в столице, но о том, чтобы пробраться в судьи там, не могло быть и речи без соответствующей поддержки. Поэтому решила вернуться в родной город: где родился, там и пригодился. И у нее получилось…
Если бы не этот столичный хлыщ, пытающийся превратить Аллу в пыль под своими башмаками от «Гуччи».
«Так что, Макс, не обессудь, если мне тебя придется смести со своего пути, словно неодолимую преграду. Ничего личного, всего лишь желание и дальше служить людям. Избранным, конечно, а не всем подряд. Тем, кто умеет быть благодарными, – размышляла Алла. – Вот только как к тебе подступиться, ведь ты совершенно неуправляемый и себе на уме? Что ж, на то и щука, чтобы карась не дремал. Женщина всегда перехитрит мужчину. На то она и женщина».
Это только поначалу страшно думать об убийстве. Но человек – существо, быстро привыкающее к чему угодно, даже к мысли о преступлении. А со своей совестью Алла как-нибудь договорится. Пока же следует быть особенно осторожной с Максом и постараться держать его подальше от своих судебных дел и поближе к себе.
Алла набрала номер.
– Макс? Добрый вечер! – произнесла она медовым голосом. – Чем занимаешься?
– Привет! Жду, когда ты мне позвонишь.
– Слушай, ты не мог бы меня выручить? – Алла изо всех сил сдержала раздражение по поводу его иронии. – Я с работы сразу на дачу приехала, а теперь чувствую, что мне нездоровится. Наверное, где-то просквозило. Температура высокая, горло болит. Может, по старой памяти будешь другом – привезешь мне аспирин? Что-то я совсем расклеилась. Извини, что беспокою, но почему-то ни до кого больше не могу дозвониться. Пятница, все куда-то поразбежались-поразъехались.
Ей казалось, что она слышит в трубке скрип его работающих в полную силу мозгов, оценивающих щекотливую для него ситуацию. Неужели обдумывает уважительную причину для отказа? «Ну же, Макс, это на тебя совсем не похоже! Ты же джентльмен и не оставишь женщину в беде».
