— Одеяло в диване, можешь спать здесь.
— Нет, нет, нет! Мы ничего не решили.
Гарри схватил её за руку, и увлёк на диван. Она посопротивлялась для приличия, но всё-таки спокойно села и сложила руки на груди.
А я ведь видел какая она. Грудь Гермионы. Случайно, однажды. Небольшая, со светлыми сосками.
Гарри снова занял позицию у неё в ногах.
— Я не помню. Честно. Я вообще тогда словно забыл о тебе…
Гермиона снова кивнула, прекрасно зная, что он говорит правду.
— Давай разберёмся. То есть получается ты увлеклась Роном, потому что я не пригласил тебя на бал? — спросил ошеломлённый Гарри, наконец сделав умозаключение из тех крох информации, которыми владел.
Гермиона неуверенно помялась, пожевала губу, прикусила её, вызывая у Гарри резкий жар в чреслах и тихо заговорила.
— Я была влюблена в тебя три с половиной года.
Гарри словно ударили в грудь авадой, настолько поразило его её признание.
— Что? — прошептал он и прикрыл глаза. — Погоди, погоди, а почему? Чёрт, — Он помотал головой, пытаясь разогнать пелену, которая окутала его сознание. Он попытался вспомнить четвёртый курс и свои чувства. Но Гермиона упорно вылетала у него из головы. — Почему же ты не сказала?
Она тихо рассмеялась, вспыхнула и откинулась на спинку дивана, скрывая свои чувства.
— Девочки обычно о таком не говорят. Я и Рону не признавалась никогда, пока он сам не решился. Потом у тебя была Чжоу, потом и Джинни, а у меня остался Рон.
— Всё так просто?
— Ну конечно, почему бы я ещё не отходила от тебя ни на шаг?
Гарри тяжело вздохнул и потёр лицо, глаза уже слипались, но спать он не собирался.
— Ну, а следующие курсы и потом в походе, ты не ушла с Роном.
— Наверное по инерции, — сказала она с улыбкой, не открывая глаз. — Но это всё в прошлом. У меня Рон, у тебя Джинни. Вообще не понимаю, почему ты об этом сейчас задумался?
А когда?
— Я же не одна такая была. Много девочек были влюблены в тебя, просто мне повезло больше всех, и я стала твоим другом. Но девочки не могут долго любить того, кому на них, собственно, наплевать и влюбляются в тех, кто дёргает их за косички.
— Рон оскорблял тебя, — тихо рыкнул он.
— А ты никогда не пресекал этого, — так же тихо сказала Гермиона и посмотрела на него с ласковой улыбкой. — Что тебя беспокоит? Всё сложилось, как сложилось.
Гарри хотелось разогнаться и убиться об стену от того, каким идиотом он на самом деле был.
— Значит, ты любишь его? Рона.
— Так же как и ты любишь Джинни, и завтра мы соединимся с нашими возлюбленными, — спокойно решила она и встала.
Гарри не помешал ей в этот раз. Его слишком прибило чувство собственной тупости и недальновидности.
— Не хочу.
— Что? — спросила Гермиона, стоя прямо напротив него.
— А если всё неправильно, — встал он за ней. — Если так не должно быть. Если ты всё ещё любишь меня?
— Ну конечно люблю. Ты мой лучший друг. Но женой я стану Рону.
— Потому что он хорош в постели? — спросил Гарри и хотел треснуть себя за бестактность. Но мысль о стонущей Гермионе под рыжим другом была невыносима.
— Я не… — зарделась Гермиона. — Мы не…
— То есть вы только целовались, тогда во время битвы? — с надеждой спросил Гарри.
— Гарри я не буду с тобой это обсуждать, — возмутилась Гермиона. — Надо идти спать. Завтра запланировано много мероприятий.
— Да, да, конечно, как всегда. Теперь я понимаю, что, наверное, мы действительно просто друзья и хорошие друзья, — слукавил Гарри и дождался ответа.
— Лучшие, Гарри. И чтобы там не говорили Джинни с Роном, мы всегда будем общаться так как привыкли.
Она развернулась, но Гарри решил сделать решающий последний шаг.
— Гермиона.
Она повернула голову и посмотрела на него через плечо.
— Я должен убедиться.
— В чём? — устало повернулась она и переступила с ноги на ногу, пряча смущённый взгляд.
— В том, что мы просто друзья. Что у них действительно никогда не будет повода для ревности.
— О чём ты? Как ты хочешь в этом убедиться? — спросила она тревожно и нервно заправила волосы за уши.
— Если мы не разберёмся на берегу, потом могут пострадать очень многие, если нам взбредёт в голову перевести наши дружеские отношения в другую плоскость.
Гермиона удивлённо воззрилась на Гарри и тут же отвела взгляд.
— Мы не будем изменять, мы не будем врать об этом.
— Мы этого не знаем, и я и предлагаю убедиться… Сейчас.
Гермиона сглотнула и неосознанно сделала шаг к Гарри.
— Ка…, как, — прошептала она хрипло. Эмоции владели ею и слёза скатилась по щеке.
Гарри чувствовал тревогу и предвкушение, дыхание сбилось, а сердце так стучало, что в груди было больно. Он сделал шаг к ней навстречу и взял родное, такое родное лицо в ладони.
— Просто поцелуемся.
— Как друзья? — она положила ладони на его плечи, и слегка погладила. Гарри немного увёл бёдра в сторону, чтобы она не заметила его моментальной реакции на эту простую ласку.
— По-настоящему, — твёрдо потребовал он. — И если в тебе не осталось ко мне чувств, а у меня их никогда не было, то поцелуй вызовет…
— Неловкость, — шепнула она и Гарри видел, как вздымается её грудь под тонкой тканью пижамы.
— Да. Даже наверное будет смешно, — он смотрел на её губы и хотел провести по ним языком, хотел видеть как они произносят его имя. Ничего забавного в его желаниях больше не было.
— Да, мы посмеёмся, — сказала Гермиона, облизав враз пересохшие губы.
Совершенно не смешно.
Не отрывая взгляда друг от друга, они легко соприкоснулись губами, раз, другой, чувствуя, как по телу прокатывается дрожь возбуждения.
Совершенно не неловко.
Гарри провёл языком по её губам так, как хотел, и она прикрыла глаза и тихо простонала.
Не друзья.
Гарри замер от этого вибрирующего звука и с гортанным рычанием впился в губы Гермионы языком раздвигая и проникая внутрь. Он прижался к ней всем телом уже без страха показать своё желание. Языки сталкивались друг с другом в этой нежной схватке, губы непрерывно раскрывались, воздуха почти не осталось.
Прошла минута, или полчаса, или целая вечность. Гермиона сжимала его плечи руками, а Гарри наконец накрыл её грудь ладонью и легко сжал сосок сквозь ткань пижамы.
Она вдруг отпрянула, прижимая дрожащие пальцы к губам.
Что происходит?
Она вся трепетала и не могла поверить в то, что сейчас произошло. Рыдание вырвалось из её горла, и слёзы потекли по щекам.
Поцелуй Рона не вызвал и доли тех чувств, что сейчас обуревали её. Она ведь думала, правда думала, что он нравится ей, но такого взрыва чувств он у неё никогда не вызывал.
Рон так часто склонял её к постели, но она всегда успешно отнекивалась.
Но здесь, сейчас — она хотела Гарри! Хотела его всего! Без остатка! Хотела отдаться ему! Хотела почувствовать его в себе. Внутри всё сжималось и горело, словно ей хотелось напиться в самый жаркий день. Ей необходимо было утолить эту жажду, отголоски которой она чувствовала во время полета на Гиппогрифе и во время редких объятий с Гарри.
Сейчас.
— Гермиона.
— Гарри.
Слова были больше не нужны, губы, руки и тела всё за них сказали. Голова пошла кругом и ими овладели чувства.
Легко качнувшись Гермиона упала в его объятия и замерла от восторга, как это было хорошо, правильно, естественно и прекрасно.
Так хорошо, когда Гарри гладил сильными шершавыми руками её тело, срывая пижаму, опаляя своим дыханием её нежную кожу.
Так правильно чувствовать его губы на груди, сосках и шее, стремительно расстёгивать его ремень и касаться там, куда могли дотянуться руки, губы и язык.
Так естественно сталкиваться телами, бёдрами на каждом движении и в унисон стонать от нахлынувших ощущений.
Так прекрасно парить на самой вершине экстаза, и падать в бездну наслаждения, что дарил оргазм потрясший обоих до глубины души.
— Столько времени впустую, — говорил Гарри, бесконечно целуя её влажное лицо, всё ещё лениво скользя внутри неё.
