– Ты могла бы согласиться с этим мнением, – сказала ей Жнец Кюри.
Ситра потянула прядь волос на голове Мари чуть сильнее, чем требовалось.
– Вы не знаете Роуэна, – сказала она.
– Как и ты, – отозвалась Жнец Кюри и, отстранив руку Ситры, доплела косы сама.
И, подумав, закончила:
– Ты забыла, Анастасия, что я была на том конклаве, где он сломал тебе шею. Я видела его глаза. Он получил от этого удовольствие.
– Да это было просто шоу, – воскликнула Ситра. – Он играл в эту игру, и все для того, чтобы обмануть жнецов. То, что он сделал, было единственным способом добиться ничьей и общей для нас с ним дисквалификации. И сделал он это безупречно.
Жнец Кюри несколько мгновений помолчала, после чего сказала, покачав головой:
– Главное: не позволяй эмоциям глушить в тебе способность к трезвому суждению.
И еще через мгновение предложила:
– Заплести тебе волосы или справишься сама?
Но Ситра решила обойтись без кос.
На своей побитой спортивной машине они доехали до разрушенного участка дороги, где рабочие уже занимались ее восстановлением. По меньшей мере сотня деревьев была вырвана с корнем, а еще множество лесных исполинов потеряли листву. Немало времени понадобится лесу, чтобы восстановиться после этого удара, а следы взрыва, очевидно, будут заметны и через сто лет.
Ни объехать, ни переехать воронку от взрыва им не удалось, поэтому Жнец Кюри вызвала авто-такси, которое должно было подъехать к месту взрыва с противоположной стороны. Подняв свои сумки, они оставили машину на поврежденной дороге и стали пешком перебираться через воронку. Ситра не могла не остановиться взглядом на покрывавших асфальт пятнах крови – как раз в том месте, где лежал спасший их парень.
Жнец Кюри, которая всегда видела больше, чем хотелось бы Ситре, перехватила ее взгляд и сказала:
– Забудь о нем, Анастасия. Бедный юноша – не наша забота.
– Я знаю, – согласилась Ситра.
Но просто так забыть Грейсона она не могла. Не в ее натуре забывать такое.
Социальный статус «фрик» – это то, что я с тяжелым сердцем учредило в самом начале своего правления. Сделать это было печальной необходимостью. Преступность в ее обычных формах исчезла почти мгновенно, как только мне удалось покончить с голодом и бедностью. Воровство ради обладания материальными благами, убийство из злости или чувства социальной несправедливости – все это ушло из жизни людей само собой.
Людей, склонных к жестокости и преступлениям, обрабатывали на генетическом уровне, смягчая присущие их психике деструктивные тенденции, приводя их поведение к норме. Социопатам я вернуло совесть, психопатам – психическое здоровье.
Но, несмотря на это, в человеческом сообществе было нечто, что продолжало вызывать мое беспокойство. Присмотревшись, я увидела в людях нечто эфемерное, не поддающееся количественному анализу, но, безусловно, присутствующее в их личной и социальной жизни. Если говорить предельно просто, люди нуждаются в том, чтобы быть плохими. Конечно, не все; но я провело подсчеты и выяснило, что около трех процентов населения Земли находят смысл жизни только в открытом неповиновении, в вызове тем или иным нормам, в борьбе. Даже если на Земле не осталось несправедливости и горя, с которыми можно было бы бороться, эти люди все равно будут бороться. С чем угодно. Бороться со всем, на что упадет их взгляд.
Я могло бы найти адекватные медицинские средства и покончить с этими отклонениями. Но у меня нет никакого желания навязывать человечеству некую утопию. Мир, создаваемый и охраняемый мной – отнюдь не «дивный новый мир», но общество, в котором главными ценностями являются мудрость, совесть и сострадание. Я пришло к выводу, что неповиновение и бунт являются естественным выражением человеческих страстей и стремлений, а потому я обязано оставить возможность для их реализации.
Таким образом я воспользовалось словом из лексикона эпохи смертных и учредило статус «фрик» со всеми вытекающими из этого статуса последствиями – осуждением со стороны общества, одиночеством, даже неким клеймом позора. Для тех, кто становится «фриком» случайно и непреднамеренно, путь назад быстр и легок. Но для тех, кто избрал этот статус осознанно, кличка «фрик» есть знак высшего отличия, а также основание для гордости. В отрицательном к себе со стороны окружающих отношении они видят признание своей значимости и силы. В иллюзии размежевания с остальным человечеством они черпают удовольствие, в неудовлетворенности – удовлетворение. Отказать им в этом было бы с моей стороны жестоко.
«Гипероблако»
Глава 11
Шуршание малинового шелка
ФРИК! Грейсону это слово казалось хрящом, застрявшим в глотке. И не проглотишь, и не выплюнешь. Все, что оставалось, так это жевать в надежде, что со временем он размельчится и превратится во что-нибудь съедобное.
Фрики воровали, но всегда попадались. Они угрожали людям, но никогда не исполняли угроз. Они изливали реки брани, они глумились над всем, что любили и ценили люди – но и только. Вонь – и больше ничего! «Гипероблако» было постоянно начеку и не давало фрикам совершить что-нибудь серьезное, и оно настолько преуспело в этом, что фрики в своем поведении уже давно не выходили за границы мелких правонарушений, бахвальства да жалоб на то, что их ограничивают в правах.
В состав Интерфейса Управления входило целое бюро, которое занималось исключительно фриками, потому что последним нельзя было напрямую общаться с «Гипероблаком». Считалось, что они постоянно находятся на испытательном сроке, а потому должны на регулярной основе встречаться со своими кураторами из бюро. Тем же фрикам, которые вызывали наибольшее беспокойство, придавался специальный, персональный куратор, находившийся рядом с ним или с ней постоянно. Это была успешная программа, и ее следствием было то, что многие фрики-экстремалы женились на своих персональных кураторах или вышли за них замуж, став полезными членами общества.
Грейсон с трудом представлял себя одним из этих людей. Он никогда не воровал. В школе с ним учились подростки, которые играли во фриков, но это было несерьезно: многие дети валяют дурака, а потом вырастают из этого.
Даже не доехав еще до дома, Грейсон вволю хлебнул этой новой для себя жизни. До того как тронуться с места, авто-такси прочитало ему выдержки из закона о нарушении общественного порядка еще.
– Прошу вас иметь в виду, – говорило такси, – что любой акт вандализма с вашей стороны приведет к прекращению поездки и высадке вас на обочину дороги.
Грейсон представил себе, как пассажирское кресло катапультирует его, подбрасывая к небесам. Он бы посмеялся над этой картинкой, если бы какая-то часть его не была уверена, что так и произойдет, если что.
– Не волнуйтесь, – успокоил Грейсон авто-такси, – меня сегодня один раз уже выкинули, так что мне хватит.
– Отлично, – продолжала машина. – Укажите мне пункт назначения, избегая использования нецензурных слов, пожалуйста.
По пути домой, вспомнив, что холодильник два месяца стоял пустым, Грейсон заехал на рынок. Когда он стоял у кассы, кассир с подозрением разглядывал его – не унес ли он в кармане неоплаченную пачку жевательной резинки! Даже от стоящих в той же очереди людей на Грейсона веяло холодком. Грейсон буквально кожей ощущал окружавшую его ауру предрассудков. И почему некоторые люди сознательно становятся фриками? – думал Грейсон. Да, именно сознательно! У него у самого был двоюродный брат – убежденный и последовательный фрик.
– Когда всех и все посылаешь подальше, – говорил тот, – чувствуешь себя по-настоящему свободным.
Чтобы так говорить, нужно было обладать изрядным чувством юмора, потому что в его запястья были хирургическим путем имплантированы наручники – модная тогда среди фриков модификация тела. Как раз, чтобы почувствовать себя истинно свободным.
Но не только незнакомцы теперь относились к Грейсону по-другому. Приехав домой и разложив по местам вещи, которые он брал с собой в академию, Грейсон написал разным друзьям несколько писем, в которых сообщил, что вернулся и что все в его жизни пошло не так, как он надеялся. Грейсон был не из тех, кто способен поддерживать тесные дружеские отношения. Не было в его жизни человека, перед которым он полностью раскрыл бы душу или обнажил свои слабые места. Но в конечном счете эту потребность Грейсона удовлетворяло «Гипероблако». Друзья же, как правило, отделывались вежливыми ответами и, самое большое, пожеланием хорошей погоды. Надежные друзья!
