Когда мать увидела Ситру в одеянии жнеца, у нее перехватило дыхание, и все-таки она обняла дочь. Ситра застыла, боясь пошевелиться, но потом вспомнила, что в многочисленных потайных карманах мантии сегодня нет оружия. Мантия от этого казалась неестественно легкой.
– Очень милый наряд, – сказала мать.
– Не уверена, что наряд жнеца стоит называть милым.
– Мне понравился цвет.
– Это я выбрал, – с гордостью в голосе объявил младший брат, Бен. – Я сказал, что ей идет бирюзовый.
– Да, это твой совет, – отозвалась Ситра и обняла брата, заставив себя промолчать о том, насколько он вырос с момента ее последнего приезда домой.
Отец, большой любитель классических видов спорта, смотрел архивное видео футбольного матча из эпохи мертвых, который выглядел примерно так же, как и современная спортивная игра этого типа, но был гораздо более шумным и эмоциональным. Поставив игру на паузу, он, не отвлекаясь, обратился к Ситре.
– Как тебе живется со Жнецом Кюри? – спросил он Ситру. – Она к тебе хорошо относится?
– Да, очень. Мы стали хорошими друзьями.
– Спишь хорошо?
Сначала Ситра подумала, что отец задал этот вопрос исключительно машинально, из рутинной родительской привычки узнавать – хорошо ли ребенок ест, спит, учится… Но потом она поняла, что он имеет в виду.
– Я уже привыкла к своей «дневной работе», – сказала она. – И ночью сплю хорошо.
Что было не вполне правдой, но кому в День благодарения нужна правда о таких вещах?
Ситра поговорила с отцом о каких-то пустяках, и через пять минут исчерпала все темы.
За обедом в этот раз их было четверо. Хотя муж и жена Терранова имели длинную вереницу родственников по обе стороны своего брачного союза, Ситра попросила, чтобы в этот раз они никого не приглашали, да и сами не отвечали на приглашения.
– Если мы никого не пригласим, это будет настоящая драма, – сказала мать.
– Ну что ж, пригласи, – улыбнулась Ситра, – но скажи, что в этом случае жнец обязан лишить жизни одного из гостей, пришедших на обед в честь Дня благодарения.
– Это что, правда?
– Конечно, нет. Но им об этом знать необязательно.
Жнец Кюри предупреждала Ситру о том, что она называла «семейный оппортунизм». Родственники и друзья во время семейных праздников слетятся на Ситру как пчелы на мед, и в поисках расположения со стороны юного жнеца будут наперебой говорить: «…ты всегда была моей любимой племянницей» или «…я припасла этот подарочек для тебя».
– Каждый из тех, кто тебя окружает в жизни, будет рассчитывать на то, что ты наделишь его иммунитетом, – предупреждала Жнец Кюри. – А если они не получат того, чего ждут, их ожидания обернутся неприязнью. Не только к тебе, но и к твоим отцу и матери, к твоему брату – потому что у твоих близких иммунитет будет длиться столько, сколько ты будешь жить сама.
Самым лучшим, решила Ситра, будет избегать встречи с этими людьми.
Она отправилась на кухню, чтобы помочь матери с приготовлением стола. Так как мать работала инженером по производству синтетической еды, некоторые блюда оказались бета-прототипами новых продуктов. Мать по привычке попросила Ситру, нарезая лук, поаккуратнее работать ножом.
– Уж я-то с ножом умею управляться, – ответила Ситра и тут же пожалела, почувствовав, как замерла мать.
И тут же придала своей фразе иной смысл:
– Я имею в виду, что мы с Мари вместе готовим обед для семей тех людей, которых она подвергает жатве. Я стала отличным поваром.
Это оказалось еще хуже.
– Очень хорошо, – отозвалась мать с таким холодком в голосе, что было ясно – ничего хорошего в этом нет. И в ее ответе прозвучала не только нелюбовь к Жнецу Кюри, но и ревность. Жнец Кюри вытеснила Дженни Терранова из жизни Ситры, и они обе – мать и дочь – понимали это.
Еду подали на стол. Отец разрезал индейку. И хотя Ситра могла бы это сделать более профессионально, она не предложила свою помощь.
Еды было слишком много. Наверняка большая часть останется в холодильнике, и семья будет доедать ее так долго, что само слово «индейка» превратится в ругательство.
Ситра всегда ела быстро, но Жнец Кюри настоятельно посоветовала ей сбавить скорость и научиться наслаждаться вкусом еды, а потому Жнец Анастасия тщательно пережевывала каждый маленький кусочек. А интересно, родители заметили в ней эту незначительную перемену?
Ситра рассчитывала, что обед пройдет без инцидентов, но в самый его разгар матери удалось-таки подпортить праздник.
– Я слышала, тот юноша, с которым ты пошла в ученики, куда-то пропал, так?
Ситра отправила в рот ложку того, что на вкус выглядело как пюре из картошки, генетически синтезированной с питайей. С самого начала ей не нравилось то, что родители называли Роуэна «тот юноша».
– А я слышал, что он свихнулся, или что-то вроде того, – проговорил Бен с набитым едой ртом. – А так как он был почти жнец, «Гипероблако» не смогло его вылечить.
– Бен! – одернул мальчика отец. – Давай не будем об этом за обедом!
И хотя отец смотрел на Бена, Ситра понимала, что его слова обращены к матери.
– Я рада, что ты с ним больше не имеешь дела, – сказала мать.
А поскольку Ситра промолчала, мать решила развивать тему и дальше:
– Я знаю, что в период ученичества вы с ним были достаточно дружны.
– Мы не были дружны, – наконец отозвалась Ситра. – Между нами ничего не было, да и быть не могло.
Ситру словно кольнуло от того, что ей пришлось признаться в том, чего ее родители не могли знать. Каким образом между ней и Роуэном могли сложиться какие-либо отношения, если судьба сделала их смертельными врагами? Даже сейчас, когда на него шла охота, а на ее плечах лежал груз ответственности, которую обязан нести жнец, что могло связывать их, кроме темного колодца желания?
– Если ты понимаешь, что для тебя хорошо, а что нет, – сказала мать, – ты никогда не станешь встречаться с этим юношей. Просто забудь его, чтобы потом не пожалеть.
Отец вздохнул и оставил попытки поменять тему.
– Твоя мать права, милая, – сказал он. – У них были основания предпочесть тебя…
Ситра положила нож. Не потому, что боялась, что использует его. Просто Жнец Кюри научила ее никогда не держать оружие в руках в моменты злости – даже если оружием в этот момент был столовый нож. Она попыталась тщательно выбирать слова, но, возможно, сделала это не вполне тщательно.
– Я жнец, – произнесла Ситра со сталью в голосе. – Я могу быть вашей дочерью, но вам следует относиться ко мне так уважительно, как того требует мое положение.
В глазах Бена промелькнула боль – такая же, как той ночью, когда Ситра была вынуждена вонзить нож в его сердце.
– И мы должны теперь все называть тебя Жнец Анастасия? – спросил он.
– Да нет, конечно. Просто «ваша честь», – вставила мать не без иронии.
Именно сейчас Ситра вспомнила то, что однажды сказал ей Жнец Фарадей. Собственная семья – первая жертва жнеца.
До конца обеда за столом царило молчание, и когда тарелки были очищены и отправлены в посудомоечную машину, Ситра сказала:
– Ну что ж, я, пожалуй, пойду.
Родители не решились настаивать на том, чтобы она задержалась еще на час-другой. Ситуация была неловкой как для нее, так и для них. Мать оставила свою язвительность и казалась потерянной. На глазах ее выступили слезы, и она попыталась скрыть их, обнимая Ситру быстро и порывисто. Но Ситра заметила.
– Возвращайся, милая! – проговорила мать. – Это все еще твой дом.
Но Ситра уже не вернется, и все это знали.
– Я собираюсь научиться водить машину, и неважно, сколько раз это меня убьет, – сказала она, выходя.
На следующий день после Дня благодарения Анастасия – а она сегодня была Жнецом Анастасией – наконец окончательно решила взять в собственные руки колесо своей судьбы. Те сложности, которые возникли за обедом у родителей, убедили ее: пора создать дистанцию между тем, кем она была раньше, и тем, кем стала теперь. Если она действительно хочет измениться и соответствовать своему положению, следует забыть о той девочке, которая разъезжала повсюду в авто-такси и ничем не отличалась от прочих школьниц.
