Габриэль и семь лилипутов.
«Давным-давно в одном древнегреческом королевстве жила-была одна королева по имени Гекуба. Однажды летним днём, когда на синем небе не было ни облачка, а все лесные угодья искрились в солнечных лучах, королева Гекуба восседала на своём королевском троне и мрачно смотрела в окно. Ясная и солнечная погода манила к себе взор.
Любуясь красотами природы, королева подумала:
Вот родила бы я светлого ребёнка, как сияние солнечных лучей.
В скором времени желание королевы Гекубы исполнилось: родила она дочь — светловолосую, как солнечные лучи, и светлокожую, с глазами цвета летней листвы. Девочка была похожа на Ангела, поэтому назвали её Габриэль. После рождения девочки королева Гекуба скончалась…»
Хмм… Умертвлять собственную мать? Но, с другой стороны, это же выдумка, сказочная фантазия… Ладно, оставлю так, как уже написала. Немного грустно, конечно, но…
«Спустя год после смерти королевы Гекубы её супруг король Геродот женился на другой…»
Так… И на ком мог бы жениться мой отец? Ээээ… Кого я знаю из особ женского пола, кроме Зены, конечно? Например… Каллисто… Нет. Каллисто сюда явно не подходит. Чересчур злобная и мстительная. И слишком уж молода для моего отца. Кто там ещё? Минья? Нет. У той есть Ховард. Не подходит. Кого же мне сюда поставить? Как же нелегко сочинять сказки! Может, поставить… Алти? А что, по-моему, эта шаманка вполне вписивается в мой сюжет! Да, точно. Значит, так…
«Его вторая жена обладала некоей тёмной красотой, была о себе высокого мнения, горделива и не выносила, если кто-то внешне выглядел лучше неё…»
Хмм… Конечно, я Алти практически не знаю, один раз пересеклись, и она, конечно, не такая, как я её тут описала, но… Думаю, сойдёт.
«У королевы-шаманки Алти при себе было необычное волшебное зеркало, в которое она часто обожала заглядывать, любуясь своей внешностью и говорила:
— Свет мой, зеркало, скажи, мне всю правду доложи! Я ль на свете всех милее и румяней, и белее?
Зеркало светилось ведьмовским огнём и отвечало своей госпоже:
— Ты, Алти, на всём белом свете милее и румяней, и белее.
И довольная ответом зеркала, шаманка Алти убирала его, зная, что зеркало никогда ей не соврёт. Габриэль тем временем росла, становилась хорошенькой и уже к восьми годам была прекрасна, как ясный летний день.
Однажды королева-шаманка Алти вновь спросила у зеркала:
— Свет мой, зеркало, скажи, мне всю правду доложи! Я ль на свете всех милее и румяней, и белее?
Зеркало вновь засияло ведьмовским пламенем и молвило:
— Ты, Алти, прекрасна собой. Но Габриэль всё же выше красотой.
Королева-шаманка Алти пришла в ужас от услышанного, лицо её пожелтело и позеленело от зависти. С того момента, если она видела Габриэль, то её сердце готово было разорваться на части от злобы. В сердце шаманки, будто сорняки, возрастали зависть с гордостью настолько широко, что ни днями, ни ночами не знала она покоя. Как-то однажды позвала она своего…»
Кто там был у Алти? Ээээ… А, нет, она была сама по себе. Кого же мне поставить ей в услужение? Геракла? Нет. Иолая? Не то. Автолика? Нет, Король Воров сюда не вписывается. Может, Джоксера? А что, пусть побудет прислужником Алти. Он ведь и меня по приказу Каллисто убить пытался. Значит, идём дальше…
«Как-то однажды позвала она своего слугу, Джоксера и сказала:
— Отведи эту девчонку в лес и чтобы я её больше в глаза не видела. Прикончи её и в доказательство того, что ты выполнил мой приказ, принеси мне её сердце.
Джоксер повиновался, отвёл девочку из замка в лес, вынул из-за пазухи свой кинжал, намериваясь пронзить им невинное сердце Габриэль, но та заплакала и начала просить:
— Джоксер, ты же добрый человек, не убивай меня; я убегу в тёмный лес и больше никогда не вернусь домой. Обещаю.
Джоксеру стало жалко миловидную девочку и он сказал:
— Ладно, иди. Боги с тобой, бедное дитя!
Про себя он подумал:
Скорее тебя в лесу растерзают дикие звери, — но камень с его души всё же упал, когда он пощадил её.
В этот момент на поляну выскочил молодой оленёнок; Джоксер приколол его, вынул из него сердце и отнёс королеве-шаманке в доказательство того, что выполнил её приказ.»
Теперь нужно поразмыслить, кто будет поваром? Зена? Нет. Сюда она не подходит… Тогда будет…ээээ… Вот, Лила, да!
«Повару Лиле приказали присолить и сварить сердце, а после злая ведьма сожрала его, воображая, что ест сердце Габриэль. В то время бедная девочка очутилась в тёмном лесу совсем одна, и стало ей настолько страшно, что она, проходя мимо деревьев, осматривала каждый лист, не ведая, что же делать теперь. И побежала она по острым камням да по колючим зарослям, а дикие звери сновали мимо неё взад и вперёд, но не причиняли ей никакого вреда. Бежала Габриэль, пока несли её резвые ноги, почти до вечера; утомившись, увидела она маленький домик и вошла туда.
В этом домике всё было маленьким, но довольно чистым и красивым, что и сказать нельзя. Посреди домика стоял столик с семью малюсенькими тарелками, на каждой тарелке было по одной ложке, а потом семь ножей и вилок, при каждом приборе по чарке. Возле стола стояли в ряд семь кроватей, застеленных белоснежным постельным бельём. Габриэль, которой очень хотелось и поесть и попить, отведала из каждой тарелки овощей и хлеба, из каждой чарки выпила каплю вина, потому что не хотела всё отнять у одного. Потом, утомлённая от ходьбы, она пыталась прилечь на одну из кроватей; но ни одна не подошла ей по размеру; первая была чересчур длинной, вторая — чересчур короткой, и лишь седьмая подошла в меру. В неё Габриэль и легла, перекрестилась и уснула. Когда стало совсем темно, пришли в дом его хозяева — семеро…»
Как же их назвать? Ээээ…
Я прищурилась, отложила перо и уставилась на пламя свечи, горящей на тумбочке возле кровати. Пламя подрагивало, рассеивая тьму около меня.
Я повернулась к спящей подруге:
— Зена. Зена, ты спишь?
— Ммммм, — невнятно промычала она, не открывая глаз.
— Зена, подскажи мне.
Её голубые глаза приоткрылись, она сменила позу и хрипло ответила:
— Габриэль, уже поздно. Задувай свечу и ложись спать.
Я пробежала глазами по исписанному свитку и сказала:
— У меня бессонница, Зена. Я решила пописать. Может, это поможет мне уснуть, не знаю.
— И что ты пишешь на ночь глядя? — Зена широко зевнула и потянулась. — Снова преувеличиваешь мои боевые действия?
Я улыбнулась: — Нет, Зена. Я сочиняю сказку.
— Сказку?
— Да, сказку.
Зена приподнялась, поправила подушку и протянула руку к моему свитку:
— Дай-ка я оценю твоё творчество.
Я убрала свиток за спину:
— Не сейчас, Зена. История не дописана. Я тут застопорилась на одном моменте… Подскажешь?
Рука Зены опустилась на одеяло.
— У тебя же никогда не было проблем с написанием историй.
— Да, но раньше я писала то, что происходило с нами, а сейчас я пишу чистую сказочную выдумку. Это посложнее, Зена.
— И чем я могу помочь, Габриэль?
Я призадумалась, потом спросила:
— Скажи мне, ты не знаешь, как называются маленькие люди?
Зена явно озадачилась моим вопросом.
Она почесала макушку и ответила:
— Младенцы.
Я хихикнула:
— Нет, Зена, это не младенцы.
Она удивлённо уставилась на меня:
— Ну, тогда… Хммм…
— И не дети, — добавила я.
— А про что ты пишешь?
— Это сказка о маленьких человечках и светлой девушке. Только вот я не могу их правильно назвать.
Зена поглядела в потолок, постучала пальцем по подбородку:
— Ну, назови их…скажем…эээээ…эльфами.
— Не подходит. Надо что-то другое.
— Тогда…может, лилипуты?
Меня осенило и я щёлкнула пальцами:
— Во, Зена, точно.
— Рада была помочь, Габриэль. — Зена зевнула, потёрла глаза. — Тогда дописывай, а я завтра оценю твой труд. Моя помощь больше не нужна?
— Не знаю. Если что, я тебя разбужу, не возражаешь?
