– Нехило, – Ники чуть не закашлялся. – А сколько тебе было, когда тебя… ну, того…

– Двадцать один.

– Как Игорю? – он поражённо выдохнул.

Вальдемар кивнул. Судя по понимающей полуулыбке, он прекрасно понимал, что выглядит на невнятный тридцатник.

– Пытаешься поддержать светскую беседу?

– Ну, – с нервным смешком Ники закивал. – Если ты еще и молча будешь вокруг меня виться, я свихнусь.

Свихнусь. Он видит призраков, слышит голоса в голове, разговаривает с воронами и (будто этого мало!), со вкусом рассуждает о внешней привлекательности мужиков в количестве… И всё еще боится свихнуться, подумать только.

«Да ты уже ёбнулся, Никита, – сумрачно подумал Орлов, уже откровенно разглядывая чеканный профиль жнеца. – По самое дальше некуда».

========== 4/4. Ампутация ==========

Ники рассеянно оглядел ладони, на которых поблёскивали капельки растаявших снежинок. Несуразные снежинки. Громадные такие. Самые первые в этом году и самые недолговечные.

– Снег.

Сзади насмешливо фыркнул Вельд. Помедлив, Ники оглянулся. Взглянул. Загляделся.

Вид у жнеца был какой-то мальчишеский и болезненный. Длинные волосы – влажные и блестящие, как будто сделанные из металла. Пустые глаза смотрят куда-то сквозь: не только сквозь Ники, а вообще – за пределы пространства. Вельд кутался в старомодный чёрный плащ, и Ники подумал, что впервые видит его в чём-то, кроме привычного двубортного сюртука. Это было странно.

– Твоя работа? – с усмешкой поинтересовался Ники, демонстрируя на ладони очередную снежинку, готовую вот-вот превратиться в каплю воды.

– От моей работы меня отстранили, – хмуро отозвался Вельд.

– А за снег тебе ничего не будет? – Ники подумалось, что Вельду должно быть чертовски хреново от потери своего важного статуса, только выразить он это никак не может. По-другому.

– Нет. Я же не вызвал погодную аномалию… всего лишь подпортил немного метеосводки за ноябрь.

– А вот был бы я какой-нибудь ванилькой, – Ники усмехнулся с деланным кокетством, – да попросил бы звезду с неба… Достал бы?

– Достал, – Вельд кивнул. – Но строгим выговором бы точно не отделался.

– Ну да… звезда – она ж большая. И горячая.

– Несколько тысяч кельвинов на поверхности. Миллионы – в ядре.

Ники с физикой не дружил от слова совсем, но «несколько тысяч» звучало внушительно.

– Так что, если надумаешь о чём-то попросить, пусть это будет без массовых смертей, – с этими словами Вельд вскинул голову и принялся задумчиво изучать небо, затянутое рваной сетью облаков.

Ники немного подождал, а потом все-таки спросил - давно его интересовало:

– А почему вы не забираете призраков?

Вельд по-прежнему глядел вверх, будто бы даже не слушая его. Холодный ветер слабо трепал его пепельные волосы и полы длинного плаща.

– Госпожа не велит тратить время, - все-таки ответил.

– Ну да, ей-то что? – к «госпоже» Ники питал сложно объяснимую неприязнь, которая не имела ничего общего с тем, что обычно испытывают люди, когда слышат слово «смерть».

– Мойры разделяют твоё праведное негодование, – Вельд усмехнулся.

– Кто такие мойры?

– Служительницы канцелярии судеб. В свободное от вершения судеб время ругают в хвост и в гриву нашу скромную организацию.

Ники хмыкнул. В подробности он решил не вдаваться - башка и так уже пухла.

– А тебе домой не пора, юное создание?

– Отвали. Долго мне спуститься, что ли?

Они стояли на крыше многоэтажки, в которой Ники имел прописку, комнату с зелёным ковром и нервную матушку. Вельд сам заставил замок люка открыться одним лишь мановением руки и теперь, похоже, был совсем этому не рад. Ники прекрасно понимал, почему: мало ли его дернет спрыгнуть – как-никак бывали уже прецеденты, когда он пытался свести счеты с жизнью.

Прочитав его мысли, Вельд угрюмо предупредил:

- Сверзнешься – я ловить не буду, - и поплотнее закутался в плащ, будто бы ему и вправду стало холодно.

- Мерзнешь? – не удержался Ники.

– Слишком сложный вопрос.

– Ты странный! – довольно усмехнулся Ники.

Секунд пять Вельд оторопело пялился на него, а потом разразился тем самым нервически-издевательским хохотом, который с его холодным, безэмоциональным образом ну никак не вязался.

– Твоими усилиями, Никита. Твоими усилиями, – смех его стал тише, горше, ожесточённее.

Ники смутно понимал, о чём речь, но всё равно почувствовал себя уязвлённым. Уязвлённым и кругом виноватым.

– Так все твои странности из-за меня?

– Из-за тебя, – согласился Вельд уже без смеха, вполне серьёзно.

– Тогда я понимаю, – Ники сделал шаг вперед и повернулся так, чтобы быть прямо напротив Вельда – глаза в глаза.

– И что именно?

– Почему ты не будешь меня ловить.

С этими словами он, не медля, сделал шаг назад – в пустоту.

Он был уверен, что разобьётся секунды через четыре – чуть меньше, чем по полсекунды на каждый этаж. Но уже где-то на восьмом сознание выбило из головы сопротивлением воздуха. Оно запоздало нагнало тело, и в ту секунду, как это случилось, Ники понял, что его не размазало об асфальт. Он стоял в луже и чувствовал, как намокают ноги.

Вельд больно сжимал его плечи. Бледные губы его были сжаты в тонкую дрожащую линию, а чёрные глаза казались почти живыми из-за осязаемого ужаса в них.

Закусив губу, чтобы не заплакать как девчонка, Ники рванулся вперёд и судорожно стиснул Вельда в объятьях.

– Я должен тебя согреть… – срывающимся голосом прошептал он в складки плаща. – Раз уж из-за меня ты мёрзнешь.

– Выкинешь еще один такой фокус, – сквозь зубы процедил Вельд, – сам тебя прикончу.

– Нет, Сезар. Ты хочешь, чтобы я жил.

– Да, – хватка на плечах ослабла. – Да, хочу.

– А я хочу тебя согреть… – снова повторил Ники. – Не только должен, но и хочу.

– Ты не должен…

– Да заколебало меня твоё постоянное «должен», «не должен». Просто… просто тоже делай то, что хочешь, а не то, что положено.

Сдаваясь, Вельд нерешительно обнял его в ответ и, ссутулившись, прижался ледяной щекой к взъерошенным волосам. Ники, подавив очередной всхлип, пробормотал:

– Поймал же. Так и знал, что ты соврёшь.

– Так и знал, что ты поверишь. Идиот.

Его тело ходило ходуном. Вельд знал, что эта нервная дрожь – всего лишь плод его воображения, но всё равно боялся, что Ники её почуствует. И все-таки это было невозможно. Это обнадёживало и одновременно порождало сумасшествие. Фантомную боль.

Он имел над ним какую-то чудовищную власть. Ники. Этот неказистый, нелепый полуребёнок с круглыми глазами, бровями домиком и слабым подбородком. Возвращаясь к вопросу о «должен» и «хотел»: Вельд должен был сопротивляться, но вот только не слишком-то этого хотел.

– Иди домой, – с трудом он отстранил Ники от себя. – Скоро твоя мать с работы вернётся.

– Всё-то ты знаешь.

– Не всё, но массу вещей, солидную часть которых теперь мог бы назвать ненужными, – Вельд чувствовал, что вот-вот сорвётся. – Иди.

Видимо, Никита уловил в его голосе угрозу, потому как неохотно зашагал к подъезду. Уже открыв дверь, он обернулся и спросил:

– Ты же вернёшься?

– Конечно.

Хмурясь, Ники скрылся в подъезде.

В пару шагов оказавшись возле бетонной стенки, отделявшей вход в подъезд от двери мусоропровода, Вельд с силой врезал по ней кулаком. Боль была фантомной, она несла такое же ложное облегчение. Сжимая губы, он принялся ожесточённо разбивать кулаки об бетон, оставляя на нём кровавые разводы, которые никто (почти никто) не увидит – кровь жнеца не была частью этого мира.

Он остановился только тогда, когда ощутил на себе чей-то взгляд. Обернулся, ожидая увидеть кого-то из жнецов, или мойр, ангелов… даже призраков, тьма их побери, но наблюдатель оказался человеком. Запоздало Вельд признал в нём еще одну занозу канцелярии жнецов - Андрей Кац, будь он неладен.