Не то чтобы Себастьян ему докучал — у него просто нет возможности, ведь из-за занятости Мэйра они теперь проводят вместе гораздо меньше времени. Как будто этого мало, в последнее время неугомонный поганец завёл привычку умагичиваться до полуобморочного состояния. И уж кому докучал, так это сиятельному коммандеру Макнейру: вопросы по теории заклинаний на того сыпались, как переспелые плоды с фруктовых деревьев. Кай, как ни странно, сожрать настоебавшее до смерти юное дарование пока не попытался. Даже напротив — хоть и скинул занятия боёвкой на своего супруга, сам охотно возился с Себастьяном пару раз в неделю. Глядя, как эти двое увлечённо проклинают чёрные стрелы из притащенного Каем колчана, Мэйр даже начал ревновать своего неслуха к вредной некромантской морде. Себастьян, когда поймал его на этом, едва не лопнул от радости и самодовольства; Кай же как-то необычайно по-доброму улыбнулся и, отогнув ворот рубашки, продемонстрировал руну у себя на шее.

То было молчаливое напоминание, что он заключил брак с одним из расплодившихся до невозможного Дюранов, едва ему исполнилось сорок — лишь с этого возраста магам дозволяется связать себя не простыми, а неразрывными брачными узами. Ренделлу сорока лет не было ни тогда, ни сейчас, однако у него особые обстоятельства — Проклятье демонов. «Истинная пара», как пишут в книжонках не самого высокого пошиба.

Мэйр, имея в отцах чистокровного демона, Проклятье не унаследовал — спасибо вредной, но гениальной Анаис, сейчас наличие этой заразы можно определить с помощью зелий на крови. Однако в последнее время то и дело ловил себя на смутной зависти и к Ренделлу Дюрану, и к героям бульварных книжонок. Он, может, тоже не отказался бы заиметь индульгенцию на неразрывные узы?..

«Долбаная Бездна, что за нездоровую и несмешную хрень я только что подумал? — Мэйр сердито хлопнул себя по лбу. — Нет, всё-таки надо не шляться по холодине, а проспаться как следует!»

— Выглядишь стрёмно, — промурлыкал Лир, помахивающий хвостом с толстой ветки высившегося поблизости клёна. — Ну прямо глаза бы мои не видели.

Мэйр громко фыркнул.

— Тебе семьсот лет, ты не можешь говорить слова вроде «стрёмно»!

— Я могу говорить всё, что пожелаю. Мне семьсот лет, в конце-то концов.

Какое-то время Лир молча расхаживал по ветке туда-сюда, наблюдая, как пикси, сильфы, клуриконы и прочая мелкая нечисть из тех, что устойчивы к холодам, роятся вокруг хранителя Неметона и норовят всучить свои нехитрые дары — от сухих цветочков, орехов и конфет (зачастую сворованных у того же самого хранителя) до тяжёлых монеток, серебряных и золотых, и красивых камешков. Кто-то и вовсе притащил грубо обработанный алмаз размером с вишню, заставив Мэйра изумлённо хмыкнуть. О том, с какого покойника сняли эту блестяшку, он старательно не думал. Покойнику всё равно, а нечисти приятно — вот как щедро одарила хранителя в день его рождения.

— Я ничего тебе не принёс, — проворчал Лир — точно так же, как ворчал все прошлые дни солнцестояния. Тем не менее из года в год зловредный кошак-фейри умудрялся сказать или сделать нечто, неизменно радующее Мэйра так, как мало что могло.

— Ты же знаешь, мне ничего не нужно, — с улыбкой откликнулся он. — Кто бы ещё слушал… Кстати, а где Тен-Тен? Я морально готов к его дарам… наверное…

— Обойдёшься, — ехидно ответствовал Лир. — Ты всё равно при виде очередного дохлого зверька только и можешь, что носом хлюпать. Позорище! И это мой потомок, дитя от жилы Вольфрама! Я посоветовал Тен-Тену оттащить подарочек тому, кто найдёт применение доброй оленьей туше.

То есть Себастьяну. Мэйр оценил такой прагматичный подход — сам он и впрямь не может без слёз ни убить, ни разделать животное. (Вот человека покромсать — пожалуйста, в лечебнице ему за это даже оклад положен.) Но всё равно не удержался и выдал в притворном возмущении:

— Почему это мой подарок дарят Себастьяну? У него день рождения только весной!

— Я в курсе. И ему мы подарок уже приготовили. Тен-Тен не даст соврать.

Потребовалось какое-то время, прежде чем Мэйр понял, о каком подарке речь. А едва понял — только и смог, что в немом восторге прижать ладони ко рту и вытаращиться на Лира.

— Жеребёнок! — выпалил он наконец. — К нему выйдет жеребёнок! Но это… это же значит…

— …что мелкий засранец Себастьян Лейернхарт будет мозолить мне глаза ещё лет двести, если не помрёт раньше по причине своей невыносимой наглости? — закончил за него Лир притворно скучным тоном — и тут же в раздражении зашипел, гребнем вздыбив пушистую шерсть на спине. — Боги и богини, Мэйраэн-фэ! Напряги же ты свою бестолковую металлическую башку! Уже все кроме тебя поняли, что он тут насовсем останется! Даже деревья, даже небо, даже камни! — он спрыгнул с ветки и, крайне изящно приземлившись, принялся нервно месить лапками снег. — Тьфу, сил моих нет с этими сопляками… Иди домой уже, надоел!

Мэйр послушно кивнул, сложил дары лесной нечисти в заранее приготовленную сумку и зашагал в сторону дома, совершенно по-идиотски улыбаясь.

Нет, понимание того, что Себастьян его любит и никуда не уйдёт, понемногу укоренялось в «бестолковой металлической башке». Однако в глубине души Мэйр, наверное, до сих пор не понимает, что в нём особенного — и что в нём можно любить так искренне, горячо и почти одержимо, как любит Себастьян. Нет, не понимает. Может, и никогда не поймёт… Но зачарованный лес, видно, соображает лучше всяких отмороженных дивнюков. И то, что лес решил одарить Себастьяна частью себя; что маленький келпи выбрал его своим другом… Для хранителя Неметона это ярчайшая демонстрация намерений. Пусть даже бедолага Себастьян об этой демонстрации знать не знает и наверняка дрыхнет себе преспокойненько после очередного неумеренного колдунства.

Да как бы не так. Чтобы деятельный Себастьян вдруг валялся в кровати, когда ему притащили целого оленя? По локоть перемазанный в крови, с горящими глазами, он суетливо метался по саду и инструктировал скелетов, что да как нужно подготовить. Не парень, а местечковый генерал, ни больше ни меньше. Мэйр только и успел понять, что в ближайшие дни рядом с дровником появится коптильня, а шкуру надо хорошенько просушить, чтобы потом пустить в дело.

— О, Мэйр! — Себастьян наконец заметил его. — В вашем Синтаре есть кому продать оленьи рога? Или надо тащиться в Иленгард?

— Папе отдам, на рукоятки для кинжалов и всякое такое, — пожал плечами Мэйр. И едва не захохотал в голос, увидев, как горестно вытянулась физиономия потомственного лорда с состоянием в Бездна знает сколько нулей. Хотя его явно интересовала не столько нажива, сколько сама возможность что-то с кого-то поиметь. — Нет, ты погляди: только отойдёшь на пару часов, а тут уже пытаются загнать мои рога с моего же оленя!

— Твоим оленем он станет, когда будет сготовлен и запасён на зиму, а его великолепная шкура станет нашим новым ковром, — деловито сообщил Себастьян. — Ну или одеялом, смотря что ты хочешь. Кстати об этом — так что ты хочешь?

— И почему мне кажется, что дохлый олень в наш интерьер не впишется ни в каком виде? — с подозрением нахмурился Мэйр и тут же возмущённо прибавил: — Вот что ты за наказание такое? Ну снег же на дворе! Ещё бы голый выскочил!

Себастьян выразительно завёл глаза к небу, при этом не переставая похабно ухмыляться.

— Голый? В следующий раз так и сделаю! Оленя в десять стоунов оно, конечно, не переплюнет, но-о…

— Когда-нибудь я оторву эту бестолковую башку, — с чувством пообещал Мэйр.

Однако сейчас он слишком доволен и счастлив, чтобы сердиться или ворчать всерьёз. Поэтому шагнул к Себастьяну и просто обнял его, крепко прижимая к себе. А что оба перемажутся… ну и демоны с ним.

— Холодный как ледышка, — всё же пробурчал он и, уловив носом железистый запах крови, прибавил: — И пахнешь как еда.

— Только не жри меня, всеми богами молю, — со смешком попросил Себастьян, ткнулся губами в макушку. Но быстро отстранился и посмотрел так внимательно, что Мэйр едва не вздрогнул. — Ты какой-то чересчур радостный, как для того, кто ненавидит зиму. Что случилось?