– Сейчас не так…

– Ну да, раньше и мороженое вкуснее было в стаканчике за десять копеек…

Стас прыснул ироническим смехом.

– Мы с тобой как пердуны рассуждаем. Вот во времена моей молодости – это дааа! А во времена моей молодости – это даааа!!!

– Притупилось это чувство. Со временем все притупляется. Главное, что надежду пока не пережили – держимся еще пока.

Он по-доброму так усмехнулся в ответ, а я продолжила:

– Не надо поэтому доставать меня расспросами, что со мной.

– А что надо?

– Валить отсюда надо. Здешняя духота делает меня нервной, склонной к суициду истеричкой.

– Тогда поехали скорее, старая!

Чужие чувства – это очень деликатно. Никогда не знаешь, что там было до этого, какие раны, трещинки, какая радость и боль. Ты просто видишь открытую перед тобой душу и не знаешь, что с ней делать, чтоб не ранить еще раз. Поэтому всякий раз аккуратно прощупываешь каждый новый слой, каждый уровень и невольно замираешь в приближении к чему-то тонкому и щепетильному. Особенно аккуратны в этом вопросе те, кто помнит и знает, каково это, когда твою душу вскрывали без ножа.

«Влюбившись безответно, хочется попросить прощения у всех, кто безответно любил тебя». Четкая фраза! Автора, к сожалению, не помню. Только правда это. Моя правда.

И в очередной раз, осознавая вдруг, что человек влюбляется в тебя, хочется насторожиться от возникающей автоматически ответственности. Ведь любовь – очень мощное чувство, и никогда не известно наперед, каким образом оно отзовется в дальнейшем. Оно, как любое оружие, может служить во благо, а может и не совсем, смотря в чьих руках оно находится. И порой это даже опасно. Только нет ничьей вины в том, что она иногда откуда-то рождается. И какая бы она ни была, любовь просто есть, и никто ею никому не обязан. Она не призывает, она не обременяет. Но она меняется и незаметно меняет ее обладателя. Сначала любовь побуждает отдавать. Отдавать часть себя, своей души, своей теплоты тому человеку, но, не получив ничего взамен, она начинает требовать, буквально капризничать с открытым негодованием и стремлением вернуть инвестицию в лице самого человека. А еще через какое-то время проходит и это. Остается лишь тихий отголосок где-то внутри и жесткая мотивация неуклонно двигаться дальше под флагом его имени. Чтоб просто не сойти с ума, мне нужно было двигаться дальше. Кроме бизнеса, на данный момент у меня больше ничего не было…

Она тупо смотрела на заляпанную скатерть и ковыряла чайной ложкой розовую массу йогурта, к которой так и не притронулась за сорок минут. Я крутила в руках чашку, сидя напротив, и не находила, что ей сказать.

– Ты вообще ешь? – не удержалась я задать глупый вопрос. Жалость подкатывала непроизвольно.

– Не лезет, – вымолвила она, не поднимая взгляда. – Вечером иногда не помню, что я ела за день. И ела ли вообще.

– Мне это знакомо…

И пауза. Тугая молчаливая пауза. А что я еще могла сказать. Мне понятно ее состояние, только что ей с этого понимания.

С Маринкой мы познакомились в баре во время очередной традиции. Милая худенькая брюнетка с острыми скулами и в меру коротким платьицем неприкрыто проявляла интерес к нашей шумной компании «в пиджаках», когда после официальной части и громких тостов партнеры вылезали из-за стола, рассредоточиваясь по всему заведению. Я подошла к бару за дополнительной пепельницей, когда она заговорила со мной. Меня привлекли ее со вкусом подобранные и совсем не дешевые аксессуары, как и отсутствие тяжелой степени опьянения в глазах, столь не свойственное для молодой особы в такое время и в таком месте.

– У вас, должно быть, очень дружная компания, раз даже свободное от работы время вы проводите вместе, – выдала она вместо приветствия.

Я на секунду задержала на ней взгляд. Ни грамма напыщенности, ни намека на подхалимаж…

– Лера, – я протянула ей руку. Этот рефлекс уже стал автоматическим при знакомствах.

Она недолго изучала мой жест, прежде чем ответить:

– Марика.

Я не отпускала ее ладонь, надавливая чуть сильнее.

– Можно просто Марина.

Перехватив освободившейся ладонью стакан, я последовала обратно к столу.

– Пойдем, – кивнула я ей через плечо. – Что одна-то здесь стоять будешь?

Марина быстро влилась в наш полупьяный коллектив, с любопытством разглядывая каждого, вовремя поддерживала непонятный для нее юмор (основанный по большей части на партнерском сленге) и не выпускала из рук фигурный бокал с красно-оранжевой жидкостью и салатовым зонтиком на дольке апельсина.

– У меня друг жизнь свою сегодня поменял, – вещал ей на ухо поддатый Пригласитель только что испеченного партнера. – У него, можно сказать, сегодня второй день рождения. Он, правда, этого не понимает еще пока. Я тоже не понимал, когда вступал. Думал, афера какая-то, а оказалось, билет свой счастливый вытянул. Реально жизнь шанс дала. Теперь что ни день, то праздник, – он обвел гомонящий стол бокалом виски. – С такими людьми общаюсь! Один наш директор чего стоит! За нее, кстати!

Он чокнулся с бокалом Марины и ненасытно заглотнул янтарную жидкость с играющими кубиками льда, все больше нависая над нашей новой знакомой:

– А ты-то чем занимаешься?

Я наблюдала за этой картиной практически с противоположного конца стола и все больше понимала, как на глазах она выходит из-под контроля.

Жестом я подозвала к себе Фадеева:

– Ты бы проконтролировал его, Кирилл, – я кивнула в сторону эпицентра назревающего приглашения. – Что-то разогнался твой товарищ, того и гляди на салфетке схему чертить начнет, да и новенькому не надо бы видеть своего Пригласителя в таком состоянии, работать еще с ним как-никак.

Юрка, сам изрядно захмелевший, спохватился мгновенно и отозвал своего подопечного на «пару ласковых». Я тем временем переместилась к этой смышленой особе. Было в ее поведении что-то близкое. Рыбак рыбака, как говорится…

– Лер, можно вопрос? – улыбнулась она, когда я присела с ней рядом.

– Конечно.

– Чем у вас компания занимается?

«Ах ты рыбка…» Улыбка ехидно расплылась на моих губах:

– А почему тебе это интересно?..

Спустя пару недель Марина стала нашим партнером. Фадеев отработал превосходно. Я не стала ее приглашать – лишь довела до открытого интереса, затем, сославшись на огромную занятость, передала на попечительство Юрки. Результат – полная незаинтересованность с моей стороны (она же – авторитет при работе в фойе), двойная продажа ее будущего ответственного и пятьдесят процентов с компенсации за каждый пункт ее вступлений.

Неплохо, по-моему, за один вечер…

Квалифицировалась она за две недели. И пусть мы находились в разных структурах, это не мешало нам общаться. Мы стали даже дружить, если можно так выразиться в рамках нашего бизнеса.

Еще через неделю я узнала о ней много нового после короткой фразы:

– Батунина, нам надо поговорить.

Мы поговорили за пределами стен филиала, в захудалом районном кафе. Я узнала некие подробности ее жизни, ее другую сторону, так сказать. Отголоски этой стороны долго еще аукались мне в череде событий. Но все могло бы пойти иначе, если б она не попросила о помощи…

А сейчас, борясь с неврозом, я, не переставая, вертела кружку с остатками остывшего кофе в руках. И по-прежнему не знала, что ей сказать. Какие вообще тут могут быть советы, если не рекомендации?..

Бросить все, не жить с нелюбимым ею человеком и оказаться на улице. Так уж изначально случилось в ее ситуации, что, кроме как профессиональной содержанкой, она никем не являлась. Привезли тепличный цветок в каменный город и закрыли в парнике, а о том, как за его пределами бывает холодно, сообщить не удосужились. А смысл… Пусть уж остается наивной маленькой мышкой – проще манипулировать.

Или, наоборот, держаться и мучиться, целыми днями развлекать себя телевизором, вечерами реветь в ванной, пытаясь накраситься, и временами давать себя насиловать олигархам в надежде, что в ней наконец-то рассмотрят талант не только качественного минета.