Николай Иванович импровизировал. Он решил разузнать как можно больше о планах пришельца, но не напрямую, а лишь смоделировав цель его прибытия, исходя из отношения «марсианина» к человечеству в целом. На предложение почитать лекцию вместо него, инопланетянин откликнулся с радостью и был не против даже немного побыть ученым ядерщиком.

– Что ж, я думаю, всем нам будет на пользу узнать, готовы ли мы жить в согласии с фундаментальными законами нашей вселенной, – сделав многозначительную паузу, Николай Иванович поднял руку, приглашая своего новоиспеченного брата на возвышение кафедры, – прошу любить и жаловать – Сергей Иванович Запольский.

Аудиторию такой поворот событий явно обрадовал, после утренних переживаний всем хотелось немного расслабиться. Это означало, что можно ничего не записывать, стараясь успеть за течением мысли преподавателя, а можно вместо этого откинувшись на спинки деревянных кресел поболтать о жизни, любуясь игрой солнечных зайчиков на стенах и лицах однокурсников. Маша и Андрюха прошли тихонько по ступеням наверх и уселись позади на галерку, а Николай Иванович, уступив место своему «брату», присел снизу на свободнее место возле стайки улыбчивых девчонок.

Зак легко взбежал на ступени у доски, почесал затылок в знак некоторого размышления и тихо проговорил:

– Спасибо профессор!

И уже потом громко, отчетливо обратился к аудитории:

– Здравствуйте, ребята! Вы все ублюдки паршивые. Знаете, кто вы такие? Гавно на палочке!

По рядам прошел ропот недовольства, но пришельца это нисколько не смутило, и он продолжил:

– …особенно с точки зрения ядерной теоретической физики. Вы тупая недоросль, личинки мелкозадые, будущее унылое гавно, – Загдир остановился. Он понял, что повторился, что «гавно» уже было, и с литературной точки зрения его выступление катится по наклонной.

Паузой сразу решил воспользоваться одногруппник Маши, Сергей Задора. Он имел пышную, торчащую во все стороны шевелюру и дикий пронизывающий взгляд. До этого момента он сидел с отрешенным видом, иногда безразлично посматривая боковым зрением на происходящее у доски, но теперь явно повеселел.

– А вы не могли бы, Сергей Иванович, как-то аргументировать такие заявления? – проявив завидную память на имена, крикнул он.

– Спасибо, мой милый друг, только никаких заявлений я не делал. Проблема в том, что вы не хотите воспринимать мир таким, какой он есть. Вы всегда примешиваете личную заинтересованность вместо того, чтобы спокойно слушать преподавателя, принимая даваемые им образы к сведению. А чего, собственно, вы боитесь? Проблема восприятия новой физики человеческим существом в его фатальной одноклеточности. Оно многоликий, бесконечный мир всегда пытается примитивизировать. И как результат на выходе мы получаем не науку, а кашу из ваших предпочтений, уважаемые амебы.

После этих слов «проводник» замолчал и некоторое время рассматривал что-то за окном, потом постучал ботинком о края кафедры, кашлянул и произнес:

– Ну, вот, наверно, вы уже впитали. Так что приезжайте в Уджа-Гаара, буду рад продолжить знакомство.

– В Дубну, – поправил пришельца внимательный Серега.

– А, ну да, точно, в Дубну, – легко согласился Зак.

– А вы, Сергей Иванович, когда к себе-то собираетесь? – раздался с задних рядов голос Андрея Соломатина.

– Да дела здесь еще, Андрюша… И блинов еще не отведали, правда, профессор? – вдруг сильно посерьезнев, произнес инопланетянин.

– Друзья, думаю на сегодня достаточно, всем спасибо, увидимся в следующий раз, – резко попрощался со студентами профессор. Ну, а студента долго об этом просить не нужно – все они весело загалдели, захлопали, зашумели и, как вода из раковины, воронкой утекли из лекционного зала.

Профессор снимал квартиру на Зубовском бульваре, что на Садовом, и потому, не слишком размышляя, он повел всю троицу за собой в сторону станции метро.

– Наш иноземный друг не будет против, если мы используем для перемещения большого железного земляного червяка? – с иронией спросил он пришельца.

– Помилуйте, ваше бесстрашие переходит всякие границы. Да это, похоже, склонность к суициду, Николай Иванович, если не ошибаюсь, – парировал Зак.

Тихая неторопливая беседа «старших товарищей» действовала на Марию Рукавишникову успокаивающе. Она шла, глубоко вдыхая прохладный чистый воздух, и не думала ни о чем. Маша погрузилась в бездействие созерцания и растворилась в окружающем её мире. Девушка доверилась течению событий, и они несли ее с собой, как щепку несет ручей. Андрей шел рядом, также не участвуя в разговоре, и думал о чем-то своем. Его голубая рубашка выскочила с одной стороны из штанов, но он не обращал на это внимание.

«Сегодня уже 2 мая, – подумала Маруся. Вчера был небольшой дождик, день рожденья Сережки Кучерова…» Сон воспоминаний перемешался с нелепой чудовищной замысловатой явью. Такой близкий и понятный мир, в котором жила она еще вчера, где он? Исчез невидимый купол, отделяющий непроницаемой стеной тот милый, добрый мирок от бесконечной пугающей бездны вселенных вокруг. Взгляд Маруси скользнул по спине идущего впереди Николай Ивановича, того, что слева. По ткани его костюма, по синеющему морю сплетенных ниток семенила ножками маленькая фигурка муравья. Никогда прежде она не замечала такой пронзительной границы миров.

Это был один из видов рыжеватых муравьев мирмика, тех, что не конкурируют за пищу с семьями лязиуса. Очевидно было, что он «ушел» уже слишком далеко и не сможет найти дорогу домой. Муравьишка будет долго метаться в поисках правильного пути, потом попробует выжить сам и скоро умрет. К другому муравейнику прибиться нельзя – чужих муравьи не принимают никогда. Маленькие шустрые существа – крайне социальные животные с жесткой иерархией и распределением обязанностей. Они умеют выполнять только одну функцию, а в природе для выживания этого недостаточно. Тем не менее, без еды и в тяжелых условиях он сможет прожить почти месяц, а сейчас он бежал по огромному для него голубому полю пиджака и искал дорогу. Крохотный, тихий труженик лугов мирмика еще не знает своей судьбы, а она уже сейчас прописана жесткой неумолимой рукой природы.

Мария не испытывала жалости, она долго и безучастно смотрела на муравья, пытаясь постичь ускользающий смысл его жизни, и в какой-то момент её девичью душу наполнило сострадание. Оно разлилась по её телу невидимой глазу волной возмущения безысходностью и неотвратимостью бытия.

– Николай Иванович, – вырвался тревожный и сдавленный возглас девчонки.

Они обернулись оба. Две реплики одной вселенной шли рядом и одинаково живо реагировали на происходящее. Вынырнув из созерцания в то самое неуловимое сейчас, что движет мирозданием, «Рукавичка», тяжело перешагнув протест сознания, вынужденного опять что-то решать, собралась с мыслями и неуклюже пояснила:

– Там у вас на спине… А кто из вас кто, не могу отличить… Ну, вот у вас…

– Я, кстати, заметно красивее, – живо откликнулся Зак, – а профессор просто урод какой-то, ты посмотри только на него, – продолжил он и демонстративно выпучил округлившиеся от отвращения глаза. Потом будто опомнился, посмотрел, как мог, на себя, покрутив при этом головой, потрогал руками подбородок, подергал волосы на затылке и наконец, зажав нос руками гнусаво произнес: – боже правый, это невыносимо, как вы с этим живете, ужас.

– У вас, Николай Иванович, там по спине муравей ползет, – не обращая внимания на шутливую речь проводника, сказала Маша.

Вся компания остановилась и вопросительно уставилась на Марию. Установилось продолжительное молчание. Андрей потер лоб и, непроизвольно подняв брови вверх, увидел на ветке раскидистого дуба того самого скворца, что встретился ему с утра, когда он шел наверх.