Ты хотел возразить. Втянул воздух, приготовился уже вывалить на меня целую уйму слов, разубедить меня в том, что тебе вообще может прийти в голову меня бросить, но я не дал, перебивая:

— Я тогда думал, как плохо мне, от твоих поступков, обвинил, даже не разобравшись что к чему, потому что просто слишком жалел себя… Томми, я последний эгоист. И очень плохой парень. Не только из-за вчерашнего, но и из-за того, что не уберег тебя, что дал забрать тебя ПОРОКу. Я думал, что ты в безопасности, но в итоге ты нуждался во мне больше всего именно тогда. Я всегда хочу как лучше, но в итоге… только подставляю, только делаю больно — это из-за меня ведь ты страдал, из-за меня ты прошел через тот ад, а я медлил, пытался найти выход, и нашел его только тогда, когда ты потерял крылья и сам чуть не… — я осекся, когда на руку капнуло что-то обжигающе мокрое, разом выбив из головы все мысли.

Моя слеза. Я не хотел вспоминать тот миг, когда держал твое искалеченное тело на руках, пытался оживить… знал еще тогда, что бесполезно это — что теряю тебя. Что оба рассыпаемся на тысячи осколков, которые вряд ли кто-нибудь когда-нибудь соберет в слово «вечность».

И вот сейчас ты лежишь у меня на коленях. Мог ли я тогда об этом подумать? Живой, почти здоровый, полный сил, а главное мой Крылатый — слушаешь молча, теребя несчастную пуговицу. Наверное, тебе тоже больно от одних только воспоминаний. А может быть, это все мне лишь снится? Может, мы тогда умерли оба в ПОРОКе — ты не выдержал насилия, я слетел с катушек от яда гривера, и теперь все это лишь иллюзия? Но даже если это просто прекрасный сон, я не хочу просыпаться, так и не извинившись перед тобой.

— Прости.

Пуговица оторвалась. Ты молчал, продолжая пялиться в одну точку напротив.

Кажется, я сам вовсе перестал дышать, пока длилось это долгое мгновение тишины. Но вот, ангел, все это время лежащий на моих коленях вдруг ожил, подскочил на месте, отчего я невольно отпустил руль. Тебе было плевать на то, потеряю я управление или нет, ты просто запрыгнул на меня, перемахнув ногой, сел мне на бедра, тесно прижался ко мне всем телом, будто увидел меня первый раз, будто ждал всю жизнь — и дождался.

Хотя в какой-то степени это и было так.

Я сам не заметил, как был втянут в новый поцелуй. Снова теплый дождь плясал у меня на языке, заставляя буквально выворачиваться на изнанку: так хотелось приручить его, оставить с собой навсегда. И ты, мой дождь, тоже этого хотел. Остаться со мной. Совсем как тогда, в тот теплый вечер, полный пустых дорог, безудержных гонок на мотоциклах, взлетов, падений, царапин… И нас с тобой.

Комментарий к 31. Give me love

Коротенькая глава, на мой взгляд, ни о чем. Хотел сделать одну большцю главу, получится две маленькие. Надеюсь, в ближайшее время… но это уж как повезет (или не повезет) 🌚🌿

Заглядывайте ко мне в группу в вк)))

========== 32. Sharp Edges ==========

Should’ve played it safer from the start

Loved you like a house of cards

Let it fall apart

But all the things I couldn’t understand

Never could’ve planned

They made me who I am

Put your nose in paperbacks

Instead of smoking cigarettes

These are years you’re never getting back

Sharp edges have consequences, I

Guess that I had to find out for myself

Sharp edges have consequences, now

Every scar is a story I can tell

Linkin Park — Sharp Edges

— Вау… — ты тихо выдохнул, все еще не до конца веря в реальность, — Они такие… — ты замолчал на секунду, пытаясь подобрать слово, чуть нахмурил брови, — Мелкие?

Я усмехнулся, поворачивая тебя за подбородок к себе. Налюбоваться все на крылья не можешь, даже сейчас не хочешь отрывать глаз от большого зеркала за своей спиной.

— Не болят?

— Немного, — неохотно признался ты, — Но это, наверное, потому что они долго были перетянуты бинтами.

— Или оттого, что прорезались только вчера, — я перехватил твою руку, которая уже тянулась к белому слипшемуся пуху за спиной, — Не трогай лучше сам. Надо кровь смыть и обработать спину.

Ты покорно выдохнул, поудобнее устраиваясь на кафельной плитке, которой в туалете была отделана стойка с несколькими раковинами. Заерзал задницей на гладкой поверхности, пока я регулировал воду за твоей спиной, даже ноги раздвинул, умница такая, чтобы дать мне возможность подойти ближе, морально готовился к процедуре.

Я решил, что та рубашка, которая на тебе была, уже ни во что не годится, а потому разорвал ее не несколько тряпок. Из машины я забрал наш рюкзак с одеждой, поэтому переодеть тебя было во что, а вот чем кровь вытереть — нет. Мое отражение в зеркале намочило теплой водой ткань и бережно начало проводить ею по крылу, однако, стоило только ему тебя коснуться — ты болезненно замычал.

— Больно? — я тут же прекратил.

— Н-нет, — соврал ты, укладывая руки мне на плечи, — Просто… не отвлекайся.

— Я постараюсь быстрее, — тихо сказал я, чуть приобняв ладонью за затылок.

Мне почему-то вспомнилось, как ты рассказал мне про руну у меня на затылке. Дескать, когда я был мелким, ты просто коснулся меня — и проявился рисунок, а затем исчез, утонул под кожей, словно твои крылья в татуировку. Так мы с тобой и не поняли оба, что это была за штука такая: то ли это было пресловутое «установление связи», про которое ты пару раз упоминал, то ли ты исцелил меня неосознанно — только после этого вся боль ушла. Хотел бы я тоже уметь забирать твою боль, Крылатый — рунами или нет, но я никогда не привыкну видеть тебя таким, как сейчас.

Ты мужественно терпел. Лица твоего я не видел, но чувствовал как мелко дрожит все твое тело, а руки отчаянно сжимают мою футболку. Не кричишь, наверное, губы опять закусываешь что есть силы. Губы, которые должен кусать только я…

— Я почти закончил, малыш, — успокаиваю я, смывая с белого пуха остатки крови — воду делаю специально холоднее, чтобы снизить боль.

— Угу… — похоже на всхлип.

Три тряпки уже полетели в мусорное ведро, осталось не так много, но самое сложное: чуть приподнять крылья, отлепить их от самой спины и обеззаразить кожу под ними.

— Слушай, Томми, — я подключил к работе и вторую руку, — Куда бы ты хотел поехать? Где бы хотел жить, чем бы занялся? — я попробовал отвлечь тебя разговорами — странно, что такая идея не пришла мне в голову раньше.

— Я… Аай! — ты снова не смог сдержать тихого вздоха, — Тобой…

Сердце в груди как-то странно отозвалось на последнее сказанное тобой слово. Оно трепыхнулось, будто и у него, как и у тебя, выросли маленькие белые крылышки. Улететь ему не дало лишь то, что за этим словом следовали другие твои тихие:

— Мы бы… поехали в лес… далеко… где тихо и никто… не нашел бы. Мы были бы вдвоем, жили бы как… как обычные… люди… свободные.

Свободные. Господи, Томми, как бы я этого хотел и сам. Дышать полной грудью, не бояться каждого шага или шороха, не ждать подвоха от любого встречного, кто только на тебя посмотрит, жить так, как я никогда не мог себе представить — лишь с тобой, бок о бок.

— Дииил! — тихо протянул ты, когда я окончательно расправил руками твои крылья, — Не надо больше!

— Прости, — я понял, что слишком увлекся своими мыслями, — Подержи их так, напряги. Знаю, тяжело, но давай, ты же сильный у меня, — подбодрил тебя я, а сам смочил новый лоскуток ткани обеззараживающим, — Вот так, молодец.

Под напряженными крыльями спина была не в лучшем состоянии. Я очень надеялся, что вся эта кровь — результат вчерашнего кровотечения — просто скопилась, когда крылья вылезли из-под кожи и были на какое-то время туго забинтованы в одном состоянии. И только сняв тряпкой основной слой темной затверделой жидкости (просто старая кровь? или черная, сродни демонической?) я понял, что сама спина была тоже изрезана. Причем порезы такие аккуратные, симметричные, некоторые особо крупные даже зашиты нитками. Знаю уже даже чьих рук дело. Тереза.

Дверная ручка позади нас заскрипела, требуя впустить в комнату еще одного человека. Я обернулся лишь для того, чтобы удостовериться, что мы все-таки закрылись на замок, крикнул короткое «занято» и вернулся к самому главному на данный момент — к крыльям, однако настырный посетитель круглосуточного кафе, которому так не вовремя приспичило пописать, снова постучался в дверь.