– Идите, сами посмотрите! Вам понравиться!

Капитан, приподнял бровь. А на лице появилась довольная улыбка. Он подмигнул Калабанову, дескать, всё, твоя песенка спета! И быстрым шагом вошёл в комнату, где ещё полуголая Александра, надевала платье. От волнения, у девушки, дрожали руки, и никак не могла попасть в рукава. Когда свет включили, она так и замерла от страха, держа платье перед собой, лишь прижала его к своей шикарной груди, чтобы прикрыться от незнакомых мужчин.

– Это хто такая, здесь голенькая стоит? – с вожделением разглядывая, полуобнажённое молодое девичье тело, спросил капитан, – Ишь ты какая! Красатуля! – ноздри, в его остром носу, сами стали раздуваться, и с шумом втягивать воздух, словно кабель, почуявший текущую суку.

Калабанов, резко и неожиданно для всех, грозно встал перед капитаном, загородив собой любимую. Его глаза, недобро смотрели на офицера НКВД.

Тот, в виду своего небольшого роста, попытался заглянуть молодому человеку через плечо. Но так, ничего и не получилось. И мгновенно, сделал свой вывод:

– Что, сука, ведём аморальный образ жизни? Понятно… Алкоголь, сигареты, проститутки, а? – он зло посмотрел на Зиновия, – Что сволочь, гуляешь на английские деньги?!

– Нет! – сжимая кулаки, сухо отрезал Зиновий, – Это, моя невеста!

– Мм-м! Красивая… сука! Я имею в виду, легенда. А главное, такая простая! – он игриво нахмурил брови, и специально провоцируя, выглянул из-за молодого человека, – Невеста, говоришь…. Хороша, чертовка! Но боюсь, пока ты выйдешь, она уже будет старухой! – капитан, нагло, осмотрел полуголую девушку. И вновь, вернулся на своё место, продолжая с издёвкой в голосе, говорить парню, – Ну, или хто-то другой, будет её е…. Кх-кх! Любить!

– Не ваше дело! – Калабанов смело бросил грубую фразу, глядя прямо в глаза капитану.

– Смело!

Капитан НКВД, продолжает играть на чувствах молодого человека, и потирает от предвкушения руки.

– Эх! Я бы за ней, приглядел…. И не раз, приглядел! Пока ты сидишь, значиться, – капитан, видя бурю во взгляде молодого человека, театрально смягчил тон, – но, к сожалению, а может и к счастью, но это смотря для кого и с какой стороны посмотреть… я женат! Есть дети, ну и, как полагается, имею пару любовниц…. Хорошо имею! И главное, шо нихто не в обиде…. Так что, если шо, ты только попроси! Поверь, мне на слово, я, очень старательный! Ты, мои старания, мог бы услышать, даже в лагере! Ха!

Зиновий произнёс сквозь зубы и сжав кулаки:

– Паскуда, только тронь! Убью!

Тут капитан, словно стряхнул с себя наваждение, зло, прищурив маленькие глазки, как заорёт:

– Ты, мразь, какого х… тут стоишь?! Тварь, и пререкаешься! Собирайся, говно собачье! Я что пришёл, тут о твоей бабе ё… поговорить? – и, что было духу, врезал в челюсть молодому человеку. Парень оказался не промах, устоял на ногах. И в ответ, набросился на офицера с кулаками. Успев хорошенько приложиться в ответ, и сразу получил удар, прикладом винтовки по голове, от рядом стоявшего рядового, который этого только и ждал. Ещё двое рядовых, пришедших с капитаном, на шум вовремя подоспели, из соседней комнаты. И не раздумывая, набросились на арестованного. Калабанов упал на пол. Они принялись бить ногами, пока их, не остановил капитан, – Харе братцы, не то убьёте! Всё, с него довольно! Так и запишем! – капитан, достал потёртый и залапанный блокнотик, с загибающимися краями листиков, карандаш, и быстро стал записывать, проговаривая все, что пишет вслух, – Что «гражданин Зиновий Калабанов, 1913 года рождения, оказал серьёзное сопротивление, при задержании. Пытался бежать, уничтожая на ходу улики. Но был, мной и рядовым Семенович, пойман и арестован. К сожалению, улики, спасти не удалось. Были Калабановым съедены».

Дописав, капитан поднял глаза. И увидел девушку, от страха прижавшуюся к стене. Цинично, и не церемонясь в выражениях, закричал:

– Давай, б…., бегом отседова! Что б я, б…., тебя больше здесь, на х…., не видел! Иди себе, другого ё…. ищи! Этот, сука, сгниёт в лагере. Подстилка шпионская!

Испуганная Александра, плача, выскочила за дверь, под липкие и холодные взгляды нквдешников.

– Семенович и Желвак, – капитан, заговорил спокойно, потеряв ко всему происходящему всякий интерес, – забирайте этого урода, и в «воронок» его! А ты, Соколовский, возьми ему пару вещей. Там в шкафу. Не то, от холода окочуриться, раньше времени. А нам, шпиёны, нужны живыми. Разве, я не прав?

– Товарищ майор, вы правы, как всегда! – лебезя, ответил Соколовский.

Двое крепких бойцов, подняли под руки арестованного и, не церемонясь, потащили его к выходу. Третий, спешно открыл шифоньер и, не особо копаясь, взял с полки в охапку тёплых вещей парня, и отправился вслед за остальными. Последним, из квартиры, вышел капитан. Он, напоследок, внимательно осмотрел квартиру. Потом, перевёл взгляд на кровать. Усмехнулся, глядя, на ещё тёплую постель, в которой недавно занимались любовью молодые. Наклонился, провёл по ней рукой, закрывая от удовольствия глаза, шумно и с наслаждением втянул воздух и пошёл прочь.

Шурочка же, выскочила на лестничную клетку, с трудом, успев схватить с вешалки пальто. И зачем-то, сама не зная, не на улицу выбежала, а наверх поднялась, на два этажа выше. Когда сотрудники НКВД удалились, унося с собой тело избитого Зиновия, она осторожно вернулась в квартиру, дверь в которую, осталась, открыта нараспашку. Она, смахивая, то и дело набегающие слёзы, на цыпочках, прошла через всю комнату. И, уже стоя у окна, осторожно приоткрыв занавеску, увидела, как грузят в «воронок» её любимого.

– Любимый…., – по лицу девушки, текли крупные слёзы, – я тебя, буду ждать…. Ты, только вернись….

Калабанов пришёл в себя, и уже почти скрывшись в машине, поднял голову. С силой, оттолкнулся от пола автомобиля, вырываясь из рук конвоя, и выглянул на улицу. Его взгляд, был прикован, ко второму окну, второго этажа, справа от подъезда. Там, легонько дёрнулась занавеска. На лице Зиновия, появилась улыбка. Он, увидел Александру! Хотел закричать, но разбитые губы и кулак конвоира, не позволили это сделать. Вместо крика, получился громкий, сдавленный хриплый выкрик:

– Шурка…. Я вернусь…. Обещаю….

Вместо ответа, последовал ещё один сильный удар в лицо. В глазах, потемнело. Парня, с силой, запихнули в чёрный «воронок», и захлопнули за ним дверцу.

Лагерь. Тёмный барак.

Почти ничего не видно. Только длинные ряды нар и трели храпов, да кашлей на разные тональности, доносятся из всех углов. Нарушает эту идиллию, противный скрип, открываемой входной двери, да глухой стук каблуков хромовых сапог, по деревянному полу.

Вошедший надзиратель, быстро включает тусклый свет, и громко кричит:

– Отряд! Подъём! Живо, на построение! Бегом, я сказал! Бегом! – и резким движением, сбрасывает на пол с нагретых телами нар, осужденных, тех, что лежали ближе к двери. За его спиной, стояли два автоматчика, и они смотрели, на поднятых посреди ночи людей. Видя их недовольство и усталость, ехидно улыбались, словно им это зрелище, доставляло неописуемое удовольствие, – Живее! Живее, мать вашу! Сволочи, бегом, б…! У вас две минуты!

Заключенные, уставшие после тяжёлого трудового дня, зашевелились и начали подниматься. Они слазили с нар, бросая недовольные взгляды, на сытые и холёные лица надзирателей.

– Паскуды, бегом сказал! – не унимался надзиратель, – Бегом! Вы что, мать вашу! Не слышите?! – при этих словах, он пнул ногой, пожилого и очень худого мужчину в очках. Зк упал, ударившись о край нар, и разбил себе голову. Во избежание новых ударов, быстро поднялся на ноги, и принялся одеваться, – Копошитесь, словно тараканы полудохлые! Это всех касается! И воров тоже!

Жители барака, на ходу, натягивая на себя тяжёлые ботинки, фуфайки и выбегали на построение во двор, под громкие крики надзирателей и лай собак.

– Не рви горло, начальничек! – накинув кепку на голову, отозвался один из заключённых, – Выходим мы, уже. Только, не тараканы, а люди.