– Хорошо бы, – опять вздыхает Бронфман, и мы прощаемся.
– Что-нибудь случилось? – спрашивает Катрин и внимательно смотрит на меня, изящным движением тонкой руки отбрасывая волосы за плечи.
– У нас все время что-нибудь случается, – уклончиво отвечаю я, иду к Катрин и молча обнимаю ее. Она прижимается всем своим долгим, теплым телом и опускает голову на мое плечо. Я перебираю ее волосы, дороже которых нет у меня сейчас ничего на свете, вдыхаю их запах, и постепенно всем своим существом переливаюсь в нее – дышу ее дыханием, живу ее сердцем, думаю ее мыслями. Так мы и стоим некоторое время, как два сообщающихся сосуда, медленно и жутко перетекая друг в друга, объединенные самым древним и сильным инстинктом – извечным инстинктом нашей плоти.
V
Катрин накрывает стол, а я молча наблюдаю за ней. Боже, что это за наслаждение наблюдать за красивой женщиной, которая пришла в твое холостяцкое жилище и принесла с собой целый мир новых ощущений и чувств… Женщина и вообще – чудо, дарованное нам, недостойным, безусловно от Бога. Никто, никакая природа, как бы совершенна она ни была, не в состоянии придумать эти плавные линии и округлые движения, это потрясающее сочетание женского безволия и материнской силы. Потребовалась бы работа нескольких институтов красоты и передовых НИИ, чтобы с такой вот грацией и изяществом провести одну-единственную линию – от женской шеи через плечо и до кончиков пальцев на руке. Только Бог мог сотворить Женщину такой, какая она есть. И прикасаясь к Женщине, мы прикасаемся к Богу: мы ощущаем тепло его рук и высоту его помыслов, слитых воедино в его любимом творении – Женщине…
– Почему ты так странно смотришь на меня?
– Потому что не верю…
– Не веришь – чему?
– Тому, что ты здесь, у меня…
– Нет, милый, я здесь, – улыбается она и садится ко мне на колени. – И тебе придется смириться с этим фактом.
– Я уже смирился.
– Вот и хорошо… Давай будем пировать. Принеси мне спички и выключи верхний свет.
Катрин зажигает высокую, толстую свечку и крохотное, колеблющееся пламя освещает необыкновенно шикарный и красивый стол, накрытый на двоих. Мы открываем шампанское, разливаем по высоким фужерам, и оно сказочно искрится и переливается в свете свечи.
– За нас! – говорит Катрин и, не чокаясь, пьет.
– За нас! – повторяю я, чувствуя себя послушным учеником на курсах профессиональной переподготовки. – И за нашего Шарика…
В конце концов, без Шарика все могло бы получиться иначе.
И я вижу это наше маленькое застолье как бы с высоты пятиэтажного дома. Восемнадцатиметровая комната, в ней простенький стеллаж с книгами, письменный стол с допотопной пишущей машинкой «Москва», вдоль капиталки старенький диван «Юность», правда, прикрытый относительно новым узбекским пледом, в центре комнаты журнальный столик на колесиках и два незатейливых кресла. Да, чуть не забыл – в углу телевизор «Крым», на полу ковровая дорожка самодельной молдавской выделки, а на дорожке флегматичный пудель русских кровей. Моя комната еще живет, еще дышит Советским Союзом, я еще не успел предать ее, как предали самого меня в Беловежской Пуще, и старые вещи из Узбекистана и Латвии, из Молдавии и Украины все еще верно служат мне. И вот в этих стареньких креслах сидим мы с Катрин Вайс, пьем «Советское шампанское», закусываем мудреным китайским салатом из крабовых палочек, оливами из Греции, итальянской пиццей и, разумеется, немецкими колбасками. Яблоки, виноград и бананы, со смыслом уложенные в небольшой корзине, совершенно бессмысленно стоят на полу за неимением места на столе. Катрин в китайском халатике, из-под которого ослепительно сверкают ее круглые колени, и я – в неизменных синих джинсах с фальшивыми нашлепками от «Леви Штрауса». Кажется, мы неплохо смотримся в этом интерьере, но мне чего-то не хватает. Не тому «мне», что сидит за журнальным столиком (он сыт и доволен), а тому, что затаился на балконе пятиэтажного дома и с высоты птичьего полета пристально разглядывает всю эту идиллию с крабовыми палочками и бананами в корзине… Я встаю, иду на кухню, всовываю ветку акации в литровую банку из-под кефира, и эту незамысловатую конструкцию торжественно воодружаю в центр журнального стола.
– Сакура! – восхищенно хлопает в ладони Катрин. – Какая прелесть!
– Нет, это не сакура, – сажусь я на свое место. – Это обыкновенная русская акация.
– Акация? – разочарованно смотрит на меня Катрин. – Почему именно акация?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
