***
[1] нужно представлять немного ландшафт: «города» стояли на вершинах высоких холмов, которые тянутся параллельными цепочками. Между ними — разная по ширине долина, где обычно располагаются поля и течет река. Жители города на одной стороне прекрасно видят, что делается у их соседей на противоположной стороне. Но чтобы дойти от одного города до другого — нужно сначала спуститься (не «отвесно», а по дороге, которая петлями идёт вниз, потом пересечь долину (она может быть неровной, там растёт лес или брод через реку в удалении), а потом подняться по холму вверх до вершины. То есть, если вы вышли с войском из городских ворот, и вас заметили, то приедете вы к месту назначения через час (не меньше). А городское ополчение «соседа» будет уже вас ждать с закрытыми воротами и вооруженное до зубов.
То же самое с сеньориальными правами и наделами. Каждый из синьоров будет внимательно наблюдать, чтобы за «его границу» чужие не заходили, поля не топтали и ягод из чужих лесов не собирали.
[2] здесь я выставляю синьора Аттавиано не совсем твёрдо верующим в непогрешимость церкви. По его разумению: если случилось несчастье, то в этом кто-то виноват. В этом случае священник плохо исполняет свои обязанности, мало молится за здравие синьора и поэтому благополучие убывает. Вот такой пример «народной магии».
[3] Филигаре
========== Глава 8. День четвёртый (продолжение) ==========
Прямо за оградой деревни был достаточно крутой скальный выступ, который пришлось объехать по узкой тропке, а затем спуститься вниз к небольшому ручью, через который шел разбитый многочисленными копытами животных брод. Деревня осталась наверху, а дорога поднималась по зеленому лугу на следующий холм, за которым высились неприступные горы, поросшие густым лесом. Однако, как оказалось, это была иллюзия: скалы узким ущельем расступались, давая путь реке, а затем вновь расходились широкой долиной. Пастухи гнали скот куда-то наверх, к широким полянам, зиявшим словно проплешины посреди высоких сосен. Джованни придержал лошадь, остановился и заставил себя оглянуться — позади пылали крыши домов, но была надежда, что подмога, о которой говорил синьор Аттавиано, уже рядом или уже вошла в деревню. Позади стояло плотное облако дыма, заслоняя собой белёсые небеса, в которых проглядывало желтое солнце, сделавшееся маленьким и блёклым. Погони за беглецами так пока никто не снарядил.
— Господь нас рассудит! — шепнул флорентиец, вверяя в руки Отца Небесного и свою судьбу, и тех, кто остался в деревне.
Джованни стукнул пятками в бока лошади, заставляя ее продолжить путь. Он уже порядком отстал от своих товарищей, которые скрылись среди кустов, росших по бокам дороги. Впереди на осле нёсся Али, за ним еле поспевала вторая лошадь, которая несла на себе двух человек. Думаете, ослы медленно бегают? Еще как быстро, даже с поклажей, если задать им скорость, а мальчишка управлять умел.
Али остановил осла у кромки леса. Дорога уже достаточно высоко поднялась, чтобы можно было окинуть взглядом соседние холмы и с трудом разглядеть серые камни речки внизу. Путники спешились, переводя дыхание после быстрой и опасной скачки, когда одно неверное движение, кочка или камень, вылетевший из-под копыт, могли стоить падения, увечья, а то и жизни. Аверардо ругался, стонал и активно пытался шевелиться, Халил с трудом удерживал его, упираясь плечом в бёдра, чтобы калечный синьор не упал с лошади.
— Хватит его голую задницу оглаживать! — полушутя, разыгрывая ревность, воскликнул Джованни. — Аверардо, держи лошадь за шею, я тебе сейчас помогу ногу перекинуть, — тот с трудом повернулся и лёг, расставив ноги по обеим сторонам. — Проклятие, я сейчас! — Джованни пришлось вновь забраться на свою лошадь, подогнать её поближе, и рывком за плечи заставить Аверардо разогнуться и разжать руки. Тот всхлипывал и весь трясся: то ли от боли, то ли от страха. Спрятал лицо в ладони.
— Дайте мне хоть часть плаща, чтобы прикрыть наготу! Проявите милосердие как святой Мартин! — взмолился Аверардо, не отнимая рук.
— Что? — Джованни встретился с вопрошающими взглядами своих товарищей, которые не могли понять, в чём причина столь странного стыда, охватившего больного синьора. — Али, достань брэ и камизу подлиннее.
Они быстро одели Аверардо, тот не сопротивлялся и ничего больше не говорил, лишь наблюдал, с трудом сдерживая стоны. Халил сел на лошадь спереди, и Джованни связал ремешком тела обоих всадников. Руки Аверардо теперь сжимали пояс восточного раба, а щека лежала на плече. Халил нервничал, и его настроение передалось флорентийцу. Джованни сурово и грубо схватил больного за волосы и заставил посмотреть себе в глаза.
— Глупый горец! Мавр мой любимый слуга, будешь зариться на чужое — пальцы пообрубаю! — Аверардо покраснел, на его лице отразилось возмущение, принялся обиженно надувать щеки, но от напряженной и влажной от пота спины Халила так и не отстранился.
— Мой синьор, — вступился за него восточный раб, — он нездоров, весь горит и страдает. Сам не знает, что творит! Ты лучше напои его и узнай, куда нам дальше ехать, пока он в сознании, — Халил протянул Джованни флягу с водой.
За время, когда Аверардо жадно пил, стараясь не пролить ни капли, Али успел незаметно переложить часть поклажи с осла на лошадь Джованни.
— Вот и ослику моему облегчение! — воскликнул довольный мальчишка и что-то радостно запел себе под нос, удрав раньше, чем Джованни успел возмутиться, что слуга не должен ничего делать без приказа своего господина.
— Ладно, — флорентиец постарался успокоить свои мысли и прорывавшийся временами гнев. — Теперь показывай дорогу! Нам нужно в Болонью!
— Почему не в замок? — задал глупейший вопрос Аверардо, и Джованни показалось, что силы его уже на исходе. На опушке перед лесом было жарко и душно, разгоряченные и пропотевшие животные уже собрали вокруг себя стаю мух и вертких слепней.
— Я тебя сейчас тут брошу и ползи в свой замок! — прорычал Джованни со всего размаху ударяя ладонью по спине Аверардо, чтобы убить присосавшееся насекомое. — Ступидо! Зачем тогда мы убегали? Пока твой отец будет разбираться с Катурной, поедешь с нами в Болонью, там ты будешь в безопасности. А отец твой сам приедет, — он сделал многозначительную паузу, — если выживет. В Болонье обратишься к епископу, попросишь защиты.
— Он сейчас в Лояно, — поправил его Аверардо.
— Вот, давай, показывай путь в Лояно, да поскорее, чтобы мы там к вечеру уже были.
— Не успеем. До Ронкастальдо доедем. Это недалеко от Лояно. Там моя тётка живёт. Она нас примет. Только… — Аверардо запнулся и прикрыл глаза. Шумно выдохнул, застонал и вновь с силой сжал бока Халила.
— Что? Давай быстрее!
— Мне нужен твой отвар, лекарь. Который ты мне ночью давал. Боль у меня сильная, не смогу перенести дорогу.
Лес был влажным, прохладным, наполненным прелым запахом хвои и звуками крыльев давно не пуганых птиц. В углублениях следов от копыт стояла вода. Повсюду валялись раскрывшиеся остовы шишек. Полуденное солнце золотистыми столбами прорывалось сквозь плотную крону высоких деревьев и согревало ярко-зелёные пятна папоротника. Полутьма закончилась внезапно, открывая почти лысую каменистую верхушку плоскогорья, покрытую невысокой травой. Здесь было прохладно и гулял ветер. Тропа расходилась в нескольких направлениях. Аверардо показал нужное, с благодарностью принимая плащ, в который завернулся до бровей и вновь смежил веки, засыпая на плече Халила. Али поделился со всеми большой хлебной лепёшкой, которую стащил утром из печи, что стояла на деревенской площади.
От ощущения восторга при виде вышины, на которую путники забрались, можно было задохнуться: синие пики гор виднелись до самого горизонта, большие и маленькие, они тянулись к небу тёмными верхушками, а внизу расстилались зелёные долины, перемежаясь с желтыми полями и ровными рядами виноградников. Несколько раз по дороге попадались пасшиеся на некотором удалении стада овец и коз. Гора закончилась резким спуском вниз, а на противоположной стороне уже можно было разглядеть каменные строения, стоящие на вершинах невысоких холмов. Растормошенный Аверардо с трудом открыл свои светлые слезящиеся глаза, задумчиво посмотрел ими вдаль и перечислил, указывая на каждый пальцем: Фелегуа, Скаррикальсино и незаметный за высокой горой, покрытой лесом, — Ронкастальдо [1].
