– Что надо?
Ксана, заикаясь, объяснила, но в отделение ее не пустили, сказали ждать. Она ходила по узенькому пятачку перед высокой белой дверью, рассматривала грязный потолок и покрытые разводами белёные стены. Даже в помещении было нестерпимо холодно, ее била крупная дрожь, руки не согревались ни в карманах пальто, ни под мышками, ноги давно стали бесчувственными. Глухое отчаяние стало просто невыносимым, но женщина терпела, переживая едва ползущие минуты, словно адскую пытку. Она намерена была во что бы то ни стало выяснить, что произошло с кумой и оказать ей любую посильную помощь.
Через каждые пятнадцать минут Ксана настойчиво стучала в окошко, и пожилая сердитая санитарка, чуть приоткрыв щель, неприятным лающим голосом отвечала:
– Доктор занят с больным, дамочка. Ожидайте.
Подходили люди, передавали передачи, заходили поговорить с доктором – каким? сколько их там? – уходили с чувством выполненного долга, стыдливо опуская глаза в пол. На Ксану никто не смотрел, и, если она пыталась что-то спросить, не отвечали, будто не слышали. Она почувствовала себя бестелесным привидениям, мешающим посетителям покинуть это странное место, смущалась, прижималась к стене. Лицо сердитой санитарки по ту сторону двери она так и не увидела.
Единственное, что удалось ненароком подсмотреть – сидевшую за столом измученную растрёпанную молодую женщину в байковом халате, торопливо поедающую из белой кастрюльки макароны. Она набивала их за обе щеки, словно хомяк, давилась, воровато оглядывалась по сторонам, будто кастрюльку должны были отобрать. Какая-то несуразная, почти смертельная тоска затопила душу Александры, будто это печальное место было последним, что она видела в своей грустной, но, несмотря ни на что, отлично налаженной жизни. «Да что это такое? Может, Светка уже умерла?..»
Безрезультатно прождав почти час, так и не добившись вразумительного ответа, напуганная до кончиков ногтей, Александра поплелась к выходу из больницы. Она так промёрзла и ослабела от переживаний, что села в первый попавшийся автобус, и только потом сообразила, что ехать придётся в объезд, через Московское кольцо, с пересадками. Но ей было уже всё равно, сколько времени трястись в разболтанной маршрутке – лишь бы в тепле. Такой странный день подходил к концу, надо было всё бросить, прийти в себя и, наверное, просто выспаться. Завтра она непременно разберётся со Светиной проблемой, подключит Пал Палыча – он ей не откажет, встретится с Беловерцевым и возьмёт интервью, ещё и подумает, что там насчёт новых чувств, не привиделось ли ей… Всё это будет завтра. Но почему-то не отпускало ощущение, что уже ничего не будет, словно пребывание в психбольнице поставило жирную точку в ее судьбе. С этим странным ощущением, похожим на падение в бездонный колодец, она, в конце концов, вернулась домой.
…Половина пятого – то самое городское безвременье, когда нервный рабочий день почти закончился, но ещё не докатился до своего полного завершения. В центре Симферополя, на Советской площади, было холодно, суетно и очень шумно. Нависшее небо было бледным, солнце казалось размытым, а вечнозелёные ели в сквере возле кинотеатра – выгоревшими. И только броские рекламные щиты в центре транспортного кольца напоминали о том, что в мире присутствуют яркие краски.
На остановке перед поворотом на кольцо столпились люди с сумками и пакетами. Все хотели быстрее уехать и с нетерпением выглядывали маршрутку, которая должна была прибыть с Куйбышевского рынка. Очень скоро на мосту в потоке машин появилось нечто жёлтое, квадратное и неповоротливое, буквально через минуту раздался визг стёртых тормозных колодок, возле бордюра притормозил долгожданный автобус. Активно подталкивая друг друга, замёрзшие пассажиры торопливо полезли в сырой душный салон. Двери закрылись, автобус уехал, но на остановке по-прежнему осталось много людей.
Никто не обратил внимания на тёмную машину с тонированными стёклами, которая свернула на автостоянку под мостом и не торопясь припарковалась на место выехавших «жигулей». Через пять минут из здания офиса «Укрнафтогаза», которое находилось прямо на остановке, вышел высокий представительный мужчина в сером пальто и шляпе, остановился возле входа, стал звонить по мобильному телефону. Он нервничал, оглядывался по сторонам, будто открытое пространство представляло для него угрозу. Пухлый портфель ему мешал, и он пристроил его на мраморный парапет здания, придавив локтём. Свидетели, стоявшие поблизости, позже скажут, что он ругался по телефону со своим водителем, у которого в самый неподходящий момент что-то сломалось, потом начал вызывать такси.
Ещё через две минуты на мосту, до предела загруженном несущимся городским транспортом, старенький «мерседес» внезапно вильнул с внешнего ряда и резко подрезал идущую в правом ряду маршрутку. Манёвр незадачливого водителя оказался неудачным (или удачным?), автобус со всей силы ударил лихача в правое крыло. Тот резко вывернул руль – машину занесло, ее длинный корпус, став поперёк, перегородил движение. В водительскую дверцу с размаху въехал не успевший затормозить «ниссан», кто-то сзади ударил его в бампер, машину выкинуло на встречную полосу. Из «мерседеса» выскочил перепуганный парень в потёртых джинсах и, не обращая внимания на отборную ругань пострадавших водителей, ловко проскользнул между автомобилями, смешавшись с людьми на противоположной стороне проспекта.
Пробка образовалась с двух сторон, движение встало. Ругань, крики, гудки взметнулись над площадью плотной стеной, сделалось тревожно. Тесня друг друга, люди на остановке сгрудились у бордюра, некоторые вышли на опустевшую проезжую часть, вытягивая шеи и пытаясь разглядеть, что же произошло на мосту.
Пространство возле мужчины в шляпе опустело, он раздражённо потянулся за портфелем, намереваясь вернуться внутрь здания, поближе к охране. Но не успел. Тёмная машина стремительно вылетела с места парковки, затормозила перед остановкой. Щёлкнула пассажирская дверь, из машины вышла молодая женщина в сереньком пальтеце и полусапожках на невысоких каблуках. Это была Александра Романова. Лицо ее было бесстрастным, движения чёткими. Она прислонилась спиной к корпусу, подняла правую руку в кожаной перчатке. Стоявшие на бордюре зеваки увидели пистолет, истошный женский визг перекрыл щелчок выстрела, люди шарахнулись в стороны. Поднявшийся по ступенькам и взявшийся за ручку двери мужчина вздрогнул, будто ударился о невидимое препятствие. Ещё выстрел – и он завалился навзничь, распластавшись на ступеньках головой вниз. Шляпа покатилась по асфальту, портфель ударился и раскрылся.
Словно подстреленные белые птицы, легли возле убитого бумаги с фиолетовыми печатями.
Женский визг нарастал, рвал барабанные перепонки. Девица направила пистолет на людей, выстрелила два раза – в пожилую тётку с клетчатой кошёлкой и старика, что-то кричавшего и махавшего палкой. Оба упали, словно подкошенные, визг оборвался. Александра Романова швырнула пистолет на асфальт, села в машину. Мягко тронувшись, автомобиль свернул в сторону почтамта, исчез за углом. Если бы кто-то и захотел его догнать, сделать это было невозможно – движение на подъезде к остановке было парализовано аварией. Люди в панике шарахнулись в стороны, пугливо озираясь на лежащие тела, остановка опустела, возле фонарного столба с белыми лохмотьями объявлений сиротливо завалилась набок клетчатая кошёлка.
Стрелки городских часов на высотном здании в этот момент показали сорок минут пятого и, казалось, остановились, а вместе с ними застыло и время.
Машины стояли бампер в бампер, беспомощно урча моторами, водители начали их глушить, чтобы зря не жечь бензин. Раскрылись двери маршруток, наиболее нетерпеливые пассажиры стали уходить пешком. Над площадью сделалось непривычно тихо, как перед катастрофой, которая вот-вот должна была накрыть центр города. Эта плотная тишина становилась всё более угрожающей. Собравшись группами, люди растерянно переговаривались, жестикулировали, показывали руками в сторону трупов.
