Отступив на пару шагов, Кирилл поставил к стенке монтировку и выбил дверь с ноги. Вбежав в гостиную, сразу с размаху обломил лопату о голову Тяпчика, тут же со смешным бульканьем осевшего на пол. Не слушая поднятый визг, вернулся за монтировкой, сразу же бросившись на поспевшего Вована, угостив и его парой ударов по рукам и спине. Оба сукиных сына лежали перед ним, раскрывшись словно упаковка новогоднего подарка– бери, рви, вскрывай! Найдя глазами обидчицу брата, Кирилл сдавил ей шею и рыкнул:
–Кто еще прикасался к моему брату?!
Она тут же указала на отца своего ребенка.
–Спасибо!– сдавив ее шею до хруста, он выпустил ее, едва она потеряла сознание, перевернул обмякшее тело и что есть силы впечатал подошву своего кроссовка в живот,– Не видать тебе ребенка!– и продолжал бить ее по лицу, вкладывая в каждый удар душу, смакуя каждый момент. Внезапно его обхватил сзади один из близнецов, а перед лицом возник второй. Быстро скоординировавшись, Кирилл ударил стоявшего перед ним меж ног, разорвал захват второго и отправил лбом в стену. Схватив выпавшую монтировку, что есть сил зарядил по тяпчикову колену. Не обращая внимания на крик, повторил действие со второй ногой. И повторил. Снова повторил. Ублюдок заскулил и молил о прощении, тогда Кирилл засмеялся своим самым искренним смехом, каким только мог смеяться человек. Он стоял, запрокинув голову, и смеялся от всего сердца. Успокоившись лишь минуты через три, он покинул квартиру и направился домой, решив не тратить сил на второго брата. С них хватит– остается лишь поговорить, предупредить обо всех последствиях, если они хотя бы пикнуть посмеют кому бы то ни было.
* * *
Поднимаясь по ступеням наверх, Кирилл снова наткнулся на Филиппа, которого и сшиб совсем недавно. Чувствуя, как ноет колено, как вновь открывается ранка на голове, как все в этот день довело его до грани, снова смеется, не отводя взгляд от парнишки.
–Прочь с дороги, жердь! – но Фил не дал ему пройти, уперевшись руками в стену и перила, – Что, тоже по морде получить хочешь?!
–Уж точно не от тебя– слишком уж сильно тебе досталось. Ты едва стоишь на ногах, вот-вот грохнешься в обморок и все, что мне останется, это заставить покатиться твое ущербное тело вниз по ступеням. – услышав это, Кирилл вновь рассмеялся.
–Поверь мне, сутулая ты псина– таких, как ты, я способен уделать одной левой!
–С теми, что сделали это с тобой, ты не справился.– тонкая рука указала на его грязную, в земляных пятнах и потеках крови одежду,– Ты похож на свинью, которую решили зачем-то вывалять в помоях перед забоем– такой же тупой неотесанный урод, не понимающий очевидную мысль– ты не имеешь права меня трогать.
–Не тебе мне указывать, погань мелкая! Сгинь с глаз моих, пока я тебе череп не проломил!
–Извинись и можешь проходить спокойно.
–Извиниться?! Перед тобой?! Не забудь чмокнуть меня в зад, чмо патлатое, пока я буду тебя ломать! – но не успел он поднять обломок лопаты, как кулак подростка с неожиданной силой впечатался в его челюсть.
Опрокинувшись, Кирилл скатился по лестнице вниз, внутренне ухохатываясь от мысли, что уж теперь-то понимает, что чувствовала его мать, не в первый раз за свою жизнь скатываясь подобным образом. Достойно признания– не очень приятно и очень даже больно! Надо бы поразмыслить над тем, стоит ли заставлять испытывать маму таким способом еще раз, а то так ведь можно и шею сломать! Но его размышления прервал удар в грудь.
–Никто, слышишь, НИКТО не смеет бить меня безнаказанно! – шипел разъяренный Филипп.
Теперь в тиски попала его собственная шея. В голове помутилось и боль отступила, уступив место медленному удушью. Внезапно давление исчезло и он увидел как ни в чем ни бывало удаляющуюся по лестнице вверх спину врага.
–Это еще не конец! – заорал он, догнал Филиппа, едва тот успел открыть входную дверь, и, подняв его на плечи, швырнул в открытый дверной проем, – Я тебя, суку, достану, достану!!!
Они продолжили борьбу уже в квартире, стремясь пересилить друг друга. Вдавливая кудрявую голову в пол, Кирилл занес кулак для удара, но подросток извернулся, тут же вонзившись зубами в запястье. Вне себя от неожиданного сопротивления, он приземлился лбом по лицу, чувствуя, как хрустнула косточка, тут же снова возопив от боли, когда ловкий палец впился прямо в уголок глаза словно в попытке выдрать верхнее веко. Вырвав руку, он наконец-то нанес удар, но никак не мог освободиться от вцепившейся в него руки, а едва отодрав ее, уклонился от щелкнувших возле уха челюстей.
–Кусаться будем, тварь?!– ну все, больше он не будет сдерживаться!
Юркое тело уже выпросталось из-под него, но Кирилл схватился за его ногу и потянул к себе. Извернувшись, Филипп лягнул его прямо в лицо и разбил губу. Лягнул второй и попал пятой в поврежденный глаз. И снова Кирилл закричал от боли, лишь сильнее распаляясь от сжиравшей его ненависти к мелкой крысе, посмевшей дать отпор. Едва мальчишка встал на ноги, мощное тело Кирилла подхватило плечом за пояс и впечатало спиной в шкаф. Швыряя врага по всей квартире, сшибая cо стен картинки в рамочке и ломая его телом столы и стулья, Кирилл неизменно получал тычки по глазам, кадыку, ушам и коленям, каждый раз смеясь от тщетных попыток себя остановить, усиливая натиск, взбесившись и пуще прежнего войдя в яростный азарт после удара ящиком от письменного стола, проломив головой подростка новенький телевизор. Тело мальчика обмякло, упало на пол, когда полыхнули шторы. Схватив злополучный ящик, Кирилл что есть мочи опустил его на голову Филиппа. Тело дрогнуло, но ему было мало! Схватив бездыханное тело за ногу, одним ударом переломил в колене.
–Что, сука, нравится?!– кричал он, впившись в невидящий взгляд, – Нравится?!
Но осознание того, что происходит, наконец пробилось через кровавую завесу его злобы. Оглянувшись вокруг, Кирилл понял, что находится в эпицентре пожара– огонь уже пожирал навесной потолок, проползая по чернеющим обоям и опускаясь к ковру. Половина гостиной уже была объята огнем и времени оставалось катастрофически мало. Изменившись в лице, он посмотрел на поверженного противника, не зная, что ему делать. Ступор завладел его телом, не желая отпускать. "Бежать!" Но ни единое сочленение внезапно ослабшего тела не посмело и шевельнуться… "Бежать!" Пальцы рук дрожат, но не от страха, а от съеживающей мышцы боли. Они вот вот подогнутся, обломятся вновь! "Бежать!" Опухшее лицо всего лишь мальчика продолжала смотреть на него. Линза в левом глазу, еще не опухшем от его ударов, сложилась пополам между ресницами, открыв настоящий цвет радужки. "Бежать!" И его губы растянулись в улыбке, ощерившись нарушенным рядом серых кирпичиков. "Бежать!"
Внезапно одна из штор оторвалась и упала на пол, обдав его жаром, тут же вырвав из секундного паралича. Схватившись за руку Филиппа, Кирилл снова наткнулся на его улыбку, вновь взглянул в его глаза и отпустил ее. Чувствуя странную пустоту и полное безмыслие, зацепил еще не горящий край шторы и перетащил прямо по телу подростка во вторую половину гостиной, забросив на не замедливший загореться диван и, не останавливаясь на достигнутом, перетащив в прихожую, сбрасывая сверху куртки, сумки, даже обувь. На секунду остановившись в еще открытом дверном проеме, вбежал на кухню и повернул ручку газопровода. Теперь точно все! – и запер дверь снаружи, сразу же обломав ключ в скважине.
"Теперь вниз, во двор!"
Едва выбежав наружу, он услышал мощный хлопок.
И только минуту спустя сообразил, что его зовет брат.
Междусловие третье.
Они с отцом мирно ужинали за столом. Впервые за долгое время. Силясь угадать, с чего отец так расщедрился на готовку и накрытый по всем правилам стол, Фил отправлял кусочки мяса и картофеля в рот. Они сидели на против друг друга, уперевшись локтями в белую скатерть, которую мама обычно накрывала на стол по праздникам и выдающимся дням. Таким, как тот день, когда она, казалось бы, шла на поправку. В тот самый день они накрыли на стол, подали выпивку, поставили свечи и купили торт. Уплетая салаты и жаренного цыпленка, сын с отцом соревновались, кто же лучше произнесет тост, и пили: Фил, так как был ребенком, всего лишь малиновый сок, отец– шампанское. Мама в силу своего положения и беспокойства за свое здоровье тоже предпочла сок. Тихие семейные посиделки с оттенками праздника. Смотря друг на друга увлажненными от робкого счастья глазами, они тихо беседовали на разные мирские темы, нередко травя друг другу беззлобные анекдоты. В тот день мама старалась как можно реже выпускать их руки из своих ладоней, словно стараясь слиться с ними воедино и уже никогда более не расставаться. Ласкова трепля сынишку по пышной шевелюрке и прижав мужнину руку к своей влажной от то и дело стекающей слезы щеке, она говорила, как сильно их любит и что все у них будет прекрасно. И они верили ей, два маленьких и наивных человека.
