–Ты и сам знаешь, что я права, сынок. Он не позволяет тебе жить, вечно удерживает на месте в этом несчастном городишке. Ты даже пойти бить морды теперь спокойно не можешь, потому что знаешь– случись что с тобой и он обречен. Но он всегда обречен, пойми ты это! Упираясь в своем нежелании признать очевидное, ты лишь навредишь себе! Не смотри на меня, что я старая и пьющая– я уже была старая, когда он родился, и постарела за шесть лет на целых двадцать шесть! Так худо мне еще никогда не было и не будет и… я рада, что бросила его. Жить в свинарнике с каким-то храпящим хреном под боком доставляет мне куда больше удовольствия, потому что это мой свинарник, мною учиненный, мною же и будет убран! Что хочу, то и делаю… и никто мне не указ! Знаешь, мне даже кажется, что я гораздо счастливее, чем когда у меня был только ты и твой отец. Даже так! Оказалось, что мне от жизни многого и не надо– всего-то подходящий член, побольше пива или водки, да денег. Дай денег.

–Не дам.

–Ох, не дашь? Стало быть, они у тебя все-таки имеются, правда?

–Ты их не получишь. Я на них кормлю своего брата.

–И моего…

–Он не твой сын, а ты ему никто. Мне глубоко срать на все, что ты мне сейчас наговорила, потому что я знаю, какая ты. Тебе лучше уйти отсюда.

–Денег, значит, не дашь?

–У своей собутыльницы проси– она скоро приедет.

–Да неужели? Сдается мне, наколола она тебя, как простака. – мать снова засмеялась, хлопнув себя по макушке, – Ты всегда был доверчивым дурачком. Помню, папа тебе как-то сказал, что купит машинку, а ты весь загорелся, радостный такой… Так вот, наступает следующий день, у него в руках коробка, а ты визжишь сразу же, как видишь его!– новый приступ смеха продрал ее легкие,– Но не это было смешно, а то, с каким видом ты снял крышку и увидел всего лишь фиг!– расползаясь по полу, женщина и не думала прекращать смеяться, шлепая уже по полу,– Такое непонятливое, удивленное личико, а эти глазищи!.. Ух, такие яркие, под смешно задранными бровками– и тут же заливаются слезами. Весь момент испортил!

–Если ты сейчас же не заткнешься, я выбью тебе зубы.

–Валяй, тряпка. Я все равно сказала все, что хотела, а денег ты мне так и не дал, скопидом!

Не успел Кирилл встать, как снизу раздалось металлическое эхо от хлопнувшей двери. Всего через минуту запыхавшаяся тетка уселась на ступени пониже его матери и, отдышавшись, крикнула:

–Чего расселась, овца? Вставай– в бар едем!

Они обе ушли, но Кирилл так и остался сидеть на ступенях до самого утра, обдумывая все, что услышал. Ему хотелось ужаснуться материнским словам, но они не вызывали внутреннего отторжения, раз за разом прокручиваясь в голове точно кассеты, перематываемые назад по одинаковому отрезку, с сопутствующими щелчками.

"Мы с тобой его оба ненавидим…"– щелчок, гудение, щелчок, – "Мы с тобой его оба ненавидим…"– щелчок, гу…

"Неправда! Я вовсе не ненавижу его. Мне тяжело, это правда, но я не ненавижу его! Он– мой брат, единственный по крови, а братьев ни за что не бросают!"

Но он и сам не был уже так сильно уверен, как, к примеру, прошлым днем.

Скорее услышав, чем увидев в оконном отражении, как отворяется соседская дверь снизу, Кирилл тихо, но быстро поднялся к своей. Запершись внутри, из любопытства приник к дверному глазку, видя, как не особо-то и знакомое лицо поднимается наверх. Еще один любитель посидеть на крыше, ничего особенного.

* * *

-Я ему это так не спущу! – запоздалая злость внезапно хлынула из Кирилла, будто с прорванной плотины, и руки, вырвавшись из крепкой хватки Натальи, тут же обрушились на мебель. Стул разлетелся о дверной косяк и затем сразу же с грохотом разбивающихся стаканов перевернулся стол. Вступив ногой в осколок, Наташа крикнула от боли и только этот еле слышный писк, пробивший насквозь вой, остудил его пыл. Немедленно же хлопнув Рому, громко ревевшего от страха, по губам и вытерев лицо от слез, смешанных со слюнями, Кирилл развернул его к Наташе, тут же растянувшей губы в притворной улыбке.

–Гляди, Ната! Смотри, Ната пришла к тебе в гости, а я просто дурачусь, видишь? Никто не пострадал, а я всего лишь уронил стол и стаканы, так что прекрати плакать и помаши ей ручкой… Вот так, да! Привет, Ната, привет! – ни капли злобы больше не было в этих глазах и лицо наконец разгладилось, перестав хмуриться.

–Н-на… на! – улыбнувшись, Роман помахал ей одними пальцами, тем не менее радостно улыбаясь, немного жутко пуча глаза. В уголках его щербатого рта снова собирались пузырьки слюны и пришлось их опять вытирать. Потряхивая рукой, младший брат вытянул указательный и средний пальцы, указывая на девушку.

Поймав ее взгляд, Кирилл пояснил, что так брат показывает свое желание прикоснуться к ней, и предложил их просто пожать– он будет и этому очень рад. Заметив, как поблекла, но не исчезла полностью улыбка с ее лица, взглядом указал сделать то, что нужно. Иначе брат расстроится и начнет плакать снова. И ее тонкие пальцы схватились за худую ручку подростка, потрясли и тут же отпустили. Уходя на кухню, она вжала голову в плечи, с отвращением слушая чуть басовитое: "Уы-ы-ы."

–Ну вот, Ната поздоровалась, пошла на кухню– делать что-то полезное. А мы сейчас сделаем полезное сами, правда? – снова склонившись к брату, Кирилл попытался улыбнуться и сам, но не мог, даже когда его рука привычно пошлепала по щеке, – Я смотрю, твой фильм уже закончился, да? Прости, надо было поставить что-то более длинное. Спать хочешь? – мычание в ответ и вновь движения пальцами, – Хорошо, сейчас я тебя покормлю. Курочку будешь?

Пока курица с обычной гречей разогревалась в микроволновке, Кирилл вновь отмыл брата от испражнений и переодел в чистую пижаму, которую купил на днях у рыночного торговца. Затем, то и дело отвлекая младшего от созерцания вертолетиков на синеве новой одежонки, неспеша покормил и вытер подбородок от налипших кусочков. Принеся закрытый стакан с полуметровой трубочкой, поставил его в угол сидения, чтобы неловкое движение брата не смогло опрокинуть его.

–Смотри, Ром! – щелчком привлекая внимание к себе, шепнул Кирилл, – Захочешь водички– просто подцепляешь пальцем во-от так… и спокойно пьешь. Ну, попробуй! – и Роман тут же исполнил просьбу, сделав первый глоток, – Умница! Вода у тебя есть, теперь держи пульт. Сейчас поставлю тебе "Мулан" и отойду, лады? – согласное мычание.

Вновь погладив уставившегося в телевизор младшего по голове, Кирилл вернулся на кухню, где его дожидался уже его ужин. Глядя в скучающие глаза Наташи, качнул головой и зло буркнул:

–Я его достану.

–Забудь о нем. Он всего лишь пьяный школьник. – заявила она, усадив его за стол и встала у раковины, – Он того не стоит, правда! Я же говорю– замухрышка, каких поискать! Такой от одного удара ляжет и после уже не встанет, я точно знаю. Не забывай– тебе ж потом отвечать, не ему! Прошу, милый, не надо трогать его– не хочу видеть твое лицо за решеткой! Мы оба знаем, что ты остаешься на свободе только до тех пор, пока снова не проколешься, потому что они только этого и ждут. Не оступись и дай им повода себя забрать! Не позволь этому случиться, любимый, я очень тебя прошу! Ты же не хочешь оставить меня одну, ведь так? Вот и не поддавайся на провокации всяких лошков. Ведь ты и я знаем, чего такие стоят, правда?

Он знал. Но перед глазами стояли все те же черные глаза, не мигающие и странно давящие. Впервые за всю короткую историю зрительных контактов от его собственных глаз не отвернулись, но напротив– заставили отвести взгляд его самого. Никто еще не выдерживал взгляда Кирилла больше пяти секунд, но этот любитель линз был не из их числа. Чертов сукин сын никак не вылезал из головы, терзая самолюбие Кирилла, не оставляя в покое. Ему во что бы то ни стало захотелось спуститься этажом ниже, выбить дверь в квартиру и свернуть ему шею. Зная, что этот попутавший берега щенок сейчас спокойно сидит у себя в квартире и в ус не дует, Кирилл напрягался еще сильнее, в непроизвольном спазме быстро сжимая и разжимая пальцы, представляя в них лицо патлатого недомерка, но, как ни пытался превратить самодовольное выражение в гримасу страха, оно неизменно сохраняло спокойствие. Кирилл замотал головой, отгоняя наваждение.