"Что верно, то верно."– Соня вспомнила мать с отцом.

–И наконец, – не останавливаясь ни на секунду, продолжал Фил, – Наши дети с концами отрывают уцелевшие обрывки, врезаясь надгробием в кучу дерьма, которую мы накидали за все дни своего существования и под которой наша жизнь и была погребена. Ведь мы убьем на них столько времени, средств, сил и нервов и это при том, что вероятность фактической окупаемости, как бы потребительски, если совсем уж мизантропично это ни звучало, очень низка. Мы– неблагодарные сволочи и воспитаем таких же неблагодарных сволочей, что аукается каждому новому поколению вне зависимости от культурных перемен и происшедших из них последствий, будь оно хоть образцом духовности и морали, либо верхом маразматичной тяги к личной выгоде и эгоцентризма. А ведь мы б столько могли сделать, не будь их всех! Просто пошли бы и сделали то, о чем мечтали всю жизнь! Мечты– это и есть крылья и момент, когда мы перестаем мечтать, означает, что нас окончательно приземлили, пригвоздили к поверхности к миллиардам остальных бескрылых форм жизни. Мы– птицы. Мы рождены быть свободными, но вековые традиции и сам принцип формирования общества отобрали это у нас, навязав пустышку под названием "система", не следуя которой либо оступишься с пути и получишь по кумполу, либо сыграешь в ящик. Мы– птицы. Мы должны летать, покорять новые вершины, наслаждаться жизнью такой, какая она есть, не думая ни о ком, кто не думает о нас иначе, как о человеке, достойном блага! А вместо этого мы всю жизнь страдаем. Страдаем от безысходности нашего положения и от страха свернуть с пути, ибо это означает конец. Нет пути назад, а ты даже не будешь уверена, взлетишь ли хоть на несколько миллиметров, почувствуешь ли зуд восторга чуть ниже лопаток и выше пупка, как настоящая птица! Ты не уверена, заслуживает ли это того, чтоб пустить всю нашу жалкую жизнь на самотек. И это ужасно тяжело принять. А знаешь, что самое смешное?

Она качнула головой и тогда он ответил:

– Самое смешное то, что все, что я сказал– бред сивой кобылы, ибо вышеупомянутое есть суть необходимого, без которого мы станем просто животными, не задающимися подобными вопросами.

Соня не знала, что сказать в ответ, потому просто продолжила смотреть вместе с Филиппом на птиц. На душе заскребли кошки.

* * *

–Папа!

–Что, дочка? – отец оторвался от бумаг, хаотично разбросанных на своем рабочем столе, снял очки и положил их перед собой параллельно шариковой ручке, которой и вносил коррекции.

–Ты же помнишь, что обещал мне?

–Ты про телефон? Конечно помню! Как же я мог забыть, по-твоему? – заискивающе улыбаясь, мужчина почувствовал себя не в своей тарелке, как и всякий раз, когда дочь приходила к нему с очередным требованием купить ей то или сё. Соня это поняла и ей стало неприятно.

–Не делай так, пап.

–Как? – все еще глупо ухмыляясь, он упорно делал вид, что все в порядке.

–Не надо улыбаться так, как ты сейчас это делаешь! Ты выглядишь глупо и мне иногда стыдно, что ты мой отец.– невооруженным глазом было заметно, что она несколько перегнула своей резкостью палку, что слова больно ранили папу, но он лишь вновь скорчил ту же кислую улыбку и собрался было вновь углубиться в бумаги; видя это, она продолжила,– Забудь о просьбе, я лучше скажу о другом. Вам с мамой пора прекращать ваши оры по ночам, потому что из-за вас я не могу ни выспаться, ни просто спокойно посидеть у окна, потому как ты даже не можешь упросить маму кричать потише, чтобы я хотя бы в наушниках ничего не слышала. Мне не нравится слышать, что кто кому сделал, подгадил в утреннюю кашу или обложил по полной, так что… думаю, пора бы тебе перестать вести себя так, как ты ведешь себя обычно и ответить маме по заслугам.

–Чт… что? – севшим голосом переспросил отец, словно ему предложили предаться плотским утехам в церкви.

–То, папа! – Соня повысила голос, решив не жалеть его, – Мне, конечно, это не столь интересно, но пора бы тебе уже показать маме, из какого ты теста сделан. Мне стыдно смотреть на то, как она унижает тебя по поводу и без.– даже зная, как ее слова действуют на отца, она продолжала давить на больные мозоли,– Ты знаешь, что из-за твоих уступок ты давно уже перестал быть мужчиной в ее глазах? А я вот наслушалась разных историй, особенно во время телефонных разговоров, когда мама вовсе не прячется от меня и в открытую говорит, какой ты и остальные мужчины жалкие, и меня совершенно не радует перспектива стать свидетельницей того, как часть моей семьи унизит до конца вторая часть. Вспомню мою подругу Катю, у которой мама с папой так громко разводились, что ей пришлось перейти в другую школу из-за того, что ее постоянно все обсуждали. Так вот, ее перевели не столько поэтому, сколь по причине ее нервного срыва! А начиналось-то все так же, как и у нас– ее мамаша начала поносить ее папу, не стесняясь даже меня, маленькую девочку!

–Но ведь… если я скажу слово против… все! Конец! Твоя мама не будет со мной церемониться и постарается отобрать все включая и тебя тоже! – его глаза округлились, на лбу выступил пот.

–Успокойся, никто у тебя ничего не заберет. Я несовершеннолетняя, забыл? Разумеется, мама все это попытается провернуть– она же меня и учила, как это делать, на примере своих подруг, которых ты, разумеется, помнишь прекрасно. Только не забывай, что я по закону имею право выбора. Бояться нормально, но, может, тебя успокоит то, что я выберу тебя. Тогда и я и эта квартира останемся, а мамочке придется искать новое жилье. – имей слово форму, уже бы свилось на его шее скользкой ядовитой змеей.

Неужто ее мать сделала из девочки столь холодное существо, которое стояло перед ним теперь, готовое обратить знания против той, что дала их? Возможно ли было обратить ее превращение, вернуть в состояние той малышки, которая еще не смотрела на него снизу словно свысока, или ее детскому сознанию пришел конец в виде неизбежного взросления?

Отец долго молчал, но наконец вымолвил:

–Зачем ты так?

–Просто так.

–Ты умная девочка, но чересчур жестокая.

–Маме это скажи. – кивнула Соня на груду бутылок, сваленных за диваном в гостиной.

–Я подумаю над твоим неожиданным предложением. – уклончиво ответил отец дежурной фразочкой, которую наверняка частенько использовал на работе.

–И еще, пап!

–Да?

–На счет телефона– мне он не нужен. Давайте лучше заведем собачку! – и ее глаза загорелись вместе с лучезарной улыбкой.

Отец, в это время пивший клюквенный сок, подавился. Раздался звон стекла– то разлетелся новый граненый стакан.

* * *

–Тебе никогда не казалось, что все вокруг ненастоящее? – спросил у нее Филипп, едва она, как ей думалось, огорошила его этой новостью.

–Я тебе про Фому, ты мне про Ерему! Хоть бы прокомментировал! – негодующе воскликнула Соня, но миг спустя все же ответила, – Нет, не кажется!

–Береги щенка. – только и сказал Фил, нацарапав что-то на стволе дерева, – А почему?

–Что почему?

–Почему не кажется? Разве ты абсолютно уверена в реальности всего, что видишь, и у тебя не возникает никаких сомнений?

–Так правильно же– ибо это все бред собачий! – крикнула Соня в ответ, задрав голову.

Они вновь сидели на ветвях "спирали", как однажды девушка назвала это дерево, когда Филипп решил наполнить кормушки, рассказав ей, что именно благодаря ему их стало великое множество, приманившее во двор столь многих птиц.

–Возможно. Но я почему-то не столь уверен. – он опустил свой взгляд, глядя ей в глаза, – Иногда мне кажется, что все вокруг и вправду нереально. Словно мир– театр, а мы в нем негласные участники в окружении полчищ актеров. Во всяком случае я.– хитрые бесенята так и прыгали в его глазах, – А порой наступает ощущение, что все вокруг действуют по написанному кем-то протоколу и где-то неподалеку расположился край нарисованного в матрице мира. Или не так– все вокруг сцена и везде понатыканы бесчисленные скрытые камеры, которые следят за мной, в то время как некий наблюдатель постоянно шепчет в рацию, координируя действия всех людей за пределами моего угла зрения. А бывало и так, что все окружающее меня казалось простыми декорациями, как в музее. И люди тоже– все являются копиями со встроенными в полые грудные клетки микрофонами. И что все в округе– лишь картон, только раскрашенный гениальной рукой художника по оптическим иллюзиям и оттого кажущийся реальным, что бы из себя не представлял объект. Бывает и такое, я отнюдь не шучу! Такое впечатление нахлывает особенно спросонья, когда чудится, будто все кругом движется, а когда ты фокусируешь взгляд, застывает на месте. Только вот в самом ли деле оно стояло на месте все это время? Знаешь, это даже жутко несмотря на то, что для пущей уверенности я касаюсь всего рукой, чтобы удостовериться, что это действительно не картон. У тебя точно такого не было?