========== Окропленный кровью снег ==========
Войны начинают неудачники. Те, кто не умеет ценить жизнь. Те, кто, не задумываясь, бросают в котел смерти сотни тысяч человеческих жизней ради власти, денег и политических выгод. Все это Франц понял слишком поздно. Когда его полгода назад вместе с товарищами по университету в Мюнхене отправили на призывной пункт, он думал, что поступает верно. Он сражается ради своей страны, своей семьи, где он после смерти отца остался единственным мужчиной и теперь нужно было помогать сестрам и матери. Он был уверен, что скоро вернется домой героем, как им обещала красочная пропаганда, что у них будут деньги, он сможет восстановиться в университете, где изучал историю древнего мира. Будущее виделось ему светлым до того момента, когда их, неопытных юнцов бросили в первый бой.
Никто не говорил, что война — это так страшно, что убить человека — так сложно. Никто не говорил, как пережить, что рядом с тобой взорвался снаряд, и от твоего друга, с которым ты с детства был не разлей вода, с кем ты пережил столько радостей и горя, останется только кровавое месиво, а тебя, оглушенного, оттащат санитары на носилках в окоп, а оттуда — в лазарет, где кричат и стонут еще сотни обреченных на смерть. Тот первый бой он будет помнить всегда. Именно тогда в нем умер прежний человек. Да, он оправился после контузии через несколько дней, руки и ноги были целы, он исправно нес службу, исполнял приказания командира, но это был уже другой Франц. Война уже пометила его своей кровавой пятерней и навсегда засела в каждой клеточке его тела. Дни шли за днями, каждый из них приносил новые невзгоды, но их полк упрямо шел вперед, трясся в поездах, шел пешком по размокшим грязным дорогам, где вязли машины и орудия. Ночами они дрожали от холода в наспех натянутых палатках, бережно разделяя остатки скудного ужина, а утром все повторялось. Но сегодня что-то должно было измениться… Он не знал, почему, просто чувствовал.
— Эй, Франц…скоро в атаку. На…покури, — Йозеф, начальник его отделения, протянул ему затянуться. Парень на автомате вдохнул и выдохнул горький дым вместе с облаком пара. Утро было чертовски холодным. Они стояли лагерем в местности при Вердене, был получен приказ о наступлении в 4 утра. Солдаты были измотаны вчерашним марш-броском, и боевой дух был как никогда низок. Все молча ждали, когда отдадут приказ.
— Кер, ты умеешь толковать сны? — тихо спросил Франц, запахивая шинель поплотнее, и присел рядом с рыжим солдатом, который сосредоточенно растирал замерзшие ноги.
— Сны? Мамка моя умела, к ней все в нашей деревне ходили… А я так, кое-чего знаю. А что, снилось что-то любопытное? — поинтересовался он, положив на колени винтовку.
— Да…я видел женщину, в красном длинном платье… Очень красивую… Она шла босиком по снегу и пела… У нее были очень красивые длинные волосы цвета воронового крыла, сплетенные в косу…и глаза, я помню ее глаза… Зеленые, как два изумруда… Она подошла ко мне, протянув руку, и…
— И ты едва не залил себе одеяло от радости, — расхохотался рядом тощий Пауль, сплевывая кровь в тряпицу.
— Пошел ты… — буркнул Франц, не став связываться с идиотом, которому доставляло изощренное удовольствие цепляться ко всем ради драки.
— Ну… — тем временем затянул Кер, почесав в кучерявом затылке. — Думаю, как только мы сегодня разобьем врага, тебе надо поискать себе в деревеньке какую-нибудь молоденькую мамзельку и как следует ее…
— Подъем! Строиться! Первый взвод!
Раздались крики, и прозвучал сигнал к атаке. Началась обычная дежурная суета, и все разговоры были забыты. Короткая речь командира — и пехота, сомкнув ряды, бросилась вперед. Они схлестнулись на поле возле небольшого лесочка, и схватка была ожесточенной, но короткой. Остатки французов спешно удирали в лес, а подгоняемые командирами Франц с товарищами устремились следом. Было слишком легко, но это стало понятно лишь когда из-за холма показалось подкрепление в виде еще двух свежих полков французов. Грохнули выстрелы, и те, кто бежал впереди, повалились в снег, тут же напитав белое покрывало алой кровью.
Последовал приказ отступать, но было слишком поздно. Кер с простреленным коленом упал в двух шагах от Франца. Подскочив к нему, немец подхватил товарища под рукой, взваливая на себя. Нужно было уходить. Шанс на спасение был близок… Но тут что-то просвистело и больно ужалило в спину под правой лопаткой. Кер пошатнулся. Медленно, как будто во сне, Франц завел руку назад, прикладывая пальцы к дыре на шинели и затем удивленно смотря, как на них осталась кровь. Теплая, красная…
Он хотел помочь другу, но ноги вдруг ослабели. Франц упал на колени, успев поднять голову, видя, как серое небо неожиданно раскидывается над головой, и чувствуя, как тело утопает в снегу. Постепенно перестают греметь выстрелы, наступает тишина, и только с неба медленно падают снежинки, щекоча лицо. Хотелось спать, и, после упорной борьбы, он сдался, закрывая глаза и позволяя тишине забрать себя. Снег шел всю ночь, укрывая саваном несколько десятков тел, а в штабе уже подсчитывали убитых, вычеркнув из списка довольствия рядового Франца Майера.
Беатрис де Валуа. 22 года. Замужем. Родители — остались жить в пригороде Парижа. Муж — призван на войну. Ее дом — небольшой городок на востоке Франции. Ее жизнь до войны — спокойная размеренная юность. Ее жизнь после начала войны — непрекращающийся кошмар ожидания, тревог, молитв.
Это краткое досье стало для Беатрис своеобразной утренней молитвой, напоминающей ей о том, кто она, что она, где она и зачем. Мадам де Валуа вышла замуж уже во время войны, за капитана французской армии, и покинула куда более безопасный Париж и родителей, чтобы быть поближе к мужу, который почти не покидал фронт. Она не стала слушать никого, даже любимого, настояв на своем. Слишком юная и глупая, она не понимала, какой опасности подвергается. Капитан де Валуа поддался напору молодой жены и перевез ее в район Вердена, поселив в доме на краю брошенной людьми деревни. Беатрис не роптала — она получила, что хотела. Она оказалась недалеко от мужа, но и не на месте военных действий. Ее никто не осуждал и не упрекал, а тишина природы вокруг создавала иллюзию, что войны нет. Вплоть до того дня, когда эту тишину разрезал ужасный звук — звук боя. Артиллеристские выстрелы не дали девушке в ту ночь сомкнуть глаз. Ужас приковал ее к постели. И лишь утром, повторяя привычную досье-молитву, француженка встала с постели и, дрожа, оделась. Звуки боя стихли несколько часов назад, но де Валуа решилась покинуть дом только сейчас. Страшная мысль, что там, в том бою, мог оказаться ее муж, гнала Беатрис, толкала в спину.
Всего четыре месяца назад ее муж был в увольнении. Они провели вместе несколько чудесных недель. И теперь, зная, что она уже не одна, Беатрис не могла потерять мужа. Ее тревоги за него росли, казалось, день ото дня…а писем от любимого не было. Страшные мысли перестали покидать сознание девушки. Война перестала казаться чем-то эфемерным. А страх за жизни мужа, ее собственную и еще одну маленькую внутри нее укреплялся с каждым закатом. И вот сегодня…сегодня война приблизилась к ее дому.
Беатрис де Валуа. 22 года. Замужем. Родители — в относительно безопасном Париже. Муж — на фронте. Ее дом — область Вердена, где проходят кровопролитные бои. Ее жизнь до войны — забытый сон. Ее жизнь во время войны — страх, бессонные ночи, молитвы, холод и голод. Беременна.
В доме было холодно. На улице — еще холоднее. Беатрис оделась максимально тепло, собрала свои длинные черные волосы в привычную прическу, заколов шпильками, чтобы они не мешались и не болтались на спине. Теплым платком она укрыла голову, на плечи легла шерстяная шаль. Ей в любом случае надо было идти в лес — дерево для розжига огня в печи было на исходе, а дом прогревать было просто жизненно необходимо. Из-за беременности де Валуа старалась не надрываться и ходить в лес каждый день, принося в дом понемногу толстых веток. Но сейчас…сейчас в лес идти было страшно. Так и разрываемая ужасом и необходимостью, француженка покинула дом и потянула за собой сани, на которых обычно и привозила дрова.
