– Если бы вашим предполагаемым женихом не был мой двоюродный брат, может быть, я бы так и поступил – появился эффектно в самый последний момент. Но я не следил за вашей жизнью. Поэтому, скорее всего, я бы даже не узнал, что вы дали брачные клятвы, как оказалось бы потом недействительные, другому мужчине.

– Не следили? Вам было все равно, что со мной? Так зачем же сейчас вы здесь?

– Я же уже сказал – из-за кузена. Не скажу, что испытываю к нему нежные братские чувства, но он мой родственник и я в какой-то мере ответственен за него. Но это не единственная причина моего приезда сюда. И настала, наверное, пора вам все узнать.

– Я узнала и что дальше? – тихо и как-то безнадежно спросила Альвина. – Позвольте еще вопрос, Себастин?

– Я вас слушаю, спрашивайте, – милостиво разрешил герцог.

– Скажите, – так же тихо продолжила девушка, – у вас же была замечательная возможность отомстить мне жестоко за все то, что я сделала, но поверьте не со зла, а по глупости. Почему тогда, в нашем замке, вы помогли мне?

– А может мне не хотелось, чтобы мою жену насиловали гвардейцы, – оскалился жутковато герцог, – оставляю это право за собой.

Альвина вздрогнула и поежилась от его слов. Она так хотела вычеркнуть из своей жизни тот день, но он никогда не сотрется из памяти, никогда не забудутся унижение, чувство беспомощности, ужас от того, что с ней могли сделать одуревшие от вседозволенности и безнаказанности гвардейцы.

Ее била дрожь, надо бы встать и уйти, покинуть этого мужчину и не видеть больше никогда, но опасение, что ноги не удержат и она рухнет к ногам герцога, заставило девушку остаться сидеть в кресле.

– Альвина, простите мне эти слова, я не должен был так говорить, – раскаялся герцог, увидев помертвевшее лицо девушки и дрожащие пальцы, комкающие платье на коленях. – На моем месте и в той ситуации любой бы заступился, даже если бы был зол и обижен на вас.

– К сожалению, не любой, – с невыносимой горечью ответила девушка.

– Еще раз простите мне грубые слова, но не надо ставить меня в один ряд с мерзавцами, встретившиеся вам. Я больше не упомяну то, что случилось восемь лет назад.

– Я не знаю какой вы на самом деле, вернее, каким стали. А может я и не знала вас никогда настоящего, – бесцветным голосом сказала девушка. – Столько лет вы не вспоминали обо мне и, как утверждаете, не интересовались моей жизнью. Так что вы хотите сейчас, что, по-вашему, должно теперь измениться для нас? Думаю, что ничего. Так ведь? Я вам не нужна, вы мне тоже, значит, можно и попрощаться, желательно, навсегда. А наследниками можно признать и бастардов, не удивлюсь, если за столько лет они у вас появились.

– Увы, но нет, – многообещающе усмехнулся мужчина, – попрощаться навсегда уже не получится. А бастардов у меня нет.

– Если нет, так вполне могут появиться, – устало и безнадежно произнесла девушка. – Что вам нужно еще от меня?

Герцог задумчиво смотрел на Альвину и не спешил с ответом. Он ее когда-то безумно любил, затем негодовал на нее, считал себя по вине этой девушки униженным, казалось, даже ненавидел, презирал, жаждал мщения, в какой-то момент злорадствовал (за что сам себе был омерзителен). Он ее боготворил, а она оказалась вероломной, жестокой. Сколько раз Себастин пытался изгнать ее из сердца, души и мыслей и, вроде бы, забыл, но вот по воле случая она опять появилась в его жизни и он, наверное, принял правильное решение. Но сейчас, глядя на поникшую, растерянную девушку, не мог подобрать слова, чтобы сказать ей то, что собирался. Раньше ему никогда не было ее жалко, даже когда отбил у гвардейцев не жалел (именно тогда к своему стыду, он злорадствовал). А сейчас герцог, разглядывая, перешитое, старое платье, явно оставшееся с прежних времен, исколотые иглами пальцы, поникшие плечи, бледное лицо, худенькую фигурку (а он помнил ее крепко сбитой, пышущей здоровьем), испытывал к девушке странное чувство. Неужели жалость? Вероятно, на него повлияло и то, как сейчас жила Альвина. Когда он нашел дом, где жили мать и дочь, то с любопытством оглядывал все, что видел. Но маленький дом с потертой, старой мебелью, обшарпанными стенами и скособоченными дверями удручал Себастина. Особенно его впечатляло желание сделать этот дом уютнее, приличнее – на стенах, закрывая дыры, висели небольшие акварели, скорее всего нарисованные Альвиной, особенно потертые и поцарапанные места мебели маскировались вышитыми подушечками, ажурными салфетками. Герцог знал, что герцогиню Лэвирин и ее дочь выслали подальше от столицы, в глушь и сохранили им титул. Но он не представлял, что женщины ведут почти нищенское существование. Понятно, почему похудела Альвина, вряд ли у герцогини и ее дочери еда разнообразная и сытная. Внезапно пришедшая мысль, что они могут даже голодать, ужаснула герцога.

Оценивающий взгляд герцога, его молчание разозлило Альвину, заставило выпрямиться в кресле. Окинув мужчину неприязненным взором, она холодно спросила:

– Сколько еще вы будете меня рассматривать, Себастин? Ожидаете, что на мне цветы вырастут?

– Нет, – очнулся герцог и натянуто улыбнулся, – я не жду от вас цветов.

– Зато я жду, – сморщив носик, пренебрежительно произнесла Альвина, – когда вы покинете мой дом. Вы мне неприятны, поэтому будет лучше, если уйдете немедленно. Меня мало интересует, что вы собираетесь еще мне поведать. Уходите, наконец, вы утомили меня.

Да-а-а уж, а ведь он ее только что пожалел, но Альвину, похоже, ничего не исправит. Нет, нельзя ни в коем случае давать ей в руки такое оружие, как его чувства к ней, пусть даже это и возможная жалость. Один раз он уже поплатился за свое слепое увлечение этой девушкой.

– Значит, так, – жестко проговорил герцог, – король требует, чтобы я женился и произвел наследника. А так как я, увы, женат, то мне ничего не остается, как представить королю свою жену, то есть вас. Я сейчас уйду, оставаться в вашем доме у меня нет никакого желания. Утром будьте готовы уехать со мной. У вас вся ночь впереди, чтобы приготовится к отъезду. Но судя по тому, что я вижу, вам и часа достаточно собрать свои вещи.

Сказав эти слова, мужчина встал и, стуча по полу тростью, направился к дверям. Альвина отмерев от ступора, подскочила, как ужаленная с кресла, и стремительно обогнув Себастина, встала перед ним, загораживая выход.

– Вам не кажется, ваше сиятельство, – едко сказала девушка, – что вы не спросили моего согласия?

– Вашего согласия? – приподнял в удивлении брови мужчина. – Зачем мне оно?

– Затем! Кто вы такой, чтобы решать за меня?! – разозлилась Альвина. – Я не собираюсь никуда с вами ехать!

– Я ваш муж по всем законам, – прямо глядя в глаза девушки, холодно произнес герцог, – и как я скажу и решу, так и будет, а вы обязаны полностью и безоговорочно подчиняться моим желаниям. Не захотите добровольно, у меня хватит рычагов заставить, и я не погнушаюсь применением физической силы – поедете связанной.

– Вы не посмеете! – испуганно воскликнула Альвина.

Себастин неприятно усмехнулся в ответ.

– Нет, нет, – замотала в отрицании головой девушка, – вы не можете…, вы не понимаете…

– Могу, а понимать не желаю, – перебил герцог, – если не будете готовы утром, поедете в том, в чем окажитесь на тот момент. Хотя…одежду можете с собой не брать, подозреваю, что все равно придется покупать вам новую.

– Себастин, – Альвина сменила тон на умоляющий, – пожалуйста, я не могу с вами поехать, поймите, прошу вас, я не могу оставить мать одну.

– Ваша мать больна?

– Н-н-н-ет, – неуверенно ответила Альвина.

– Вдовствующая герцогиня, насколько я знаю, еще не старая и немощная, а раз не болеет, то вполне способна обходится без вас. Если вы переживаете о том, что у нее будет недостаточно средств, то не беспокойтесь, я оставлю достаточно денег, чтобы ваша матушка не нуждалась.

– Она не сможет без меня…

– Наймет помощниц, – опять перебил герцог, – я оставлю деньги и для этого в том числе. Вы, как герцогиня Адъяр, можете покинуть место ссылки, а герцогиня Лэвирин, ваша мать, не имеет право на это. Я даю вам время до утра все рассказать матери и приготовиться к отъезду.