Впрочем, институт занимался не только чистой наукой. Были еще и коммерческие проекты. Некоторые лаборатории выполняли заказы различных кампаний, связанных с освоением дальнего космоса. Несмотря на войну, жизнь продолжалась. Бизнесмены уже успели привыкнуть к вялотекущему конфликту с пришельцами. Как говориться, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Вот так и жил ВНИИВП от подачки до подачки. Зарплата сотрудников была небольшой, и многие, не выдержав, уходили. Если так пойдет и дальше, то ВНИИВП развалиться сам собой, просто потому что будет некому работать. А ведь начиналось все очень романтично. Когда Антон пришел сюда, будучи молодым магистром, институт переживал годы своего расцвета. Но, как говориться, это было давно и неправда. Нынче институт был на гране развала.

–Ничего пробьемся! – уверял себя Антон и продолжал ковыряться в отчетах.

Работа спорилась быстро. Он углубился в нее на столько, что даже не заметил, как пришли сотрудники кафедры.

Так продолжалось до полудня. Пока он не почувствовал, что ему осточертела волокита с отчетами. Введенский отодвинул от себя клавиатуру и выключил рабочий терминал. Он от души зевнул и потянулся. Его взгляд остановился на центре стены там, где в паутине трещин, покрывавших светло-синюю краску, висел портрет Циолковского.

Почему именно Циолковский? – думал Антон. – Сколько я тут работаю, здесь все время висел этот портрет. Почему именно этот? Наверное, предыдущий завкафедрой был почитателем Циолковского, или он просто завесил дырку в стене первым попавшимся портретом? Странно, почему я раньше никогда не задумывался над этим?

Введенский встал из-за стола и подошел к портрету. Так и есть. Когда он отвел портрет в сторону, то увидел что под ним большую дырку, где сквозь остатки осыпавшейся штукатурки виднелась старинная кирпичная кладка.

Антон махнул рукой и оставил портрет в покое. Решив, что тот, наверное, будет висеть здесь вечно.

Он вышел из своего кабинета и направился в «зал совещаний». На самом деле «зал совещаний» только так назывался. В реальности здесь было нечто среднее между кухней, курительной и комнатой отдыха. Да и на зал он не тянул. Просто большая комната.

За обеденным столом сидели Наташа и Фарида. Они пили кофе и о чем-то оживленно беседовали. Напротив большого монитора сидел бездельничавший лаборант Володя Зотов. Он переключал термик с канала на канал. Введенский поздоровался со всеми и подошел ближе к терминалу, стоявшему в углу на маленьком столике возле окна. Когда-то давно его место занимал старый добрый телевизор. Теперь найти телевизор можно разве что в каких-нибудь антикварных лавках или в особо отсталых странах – ассоциированных членах Конфедерации. Впрочем, не существовало и многих других вещей его детства. Например, телефона, приемника, калькулятора и многого другого. Все это заменил универсальный терминал, подключенный к единой информационной Сети планеты. Правда, обретя новую внутреннюю сущность, вещи по-прежнему носили в себе рудименты дизайна своих допотопных предков. Что отразилось на жаргонных названиях терминала – термик, ящик, часы, записная книжка и тому подобное, начавших затем жить собственной жизнью.

–Антон Петрович, вам налить кофе? – спросила Фарида с восточной учтивостью.

–Если можно, – Введенский присел рядом с Зотовым.

–Ну что показывают, Владимир?

–Так, ерунду всякую. Как обычно сериалы про войну и прочую патриотическую ботву. Вот только по «Свободе-ру» сказали, что интербесы поймали одного хакера, совсем еще мальчишку.

Как точно он подметил. Интербесы – это, пожалуй, самое лучшее название для интербезопасности. В последние годы они только и делали, что «охотились на ведьм», вместо того, чтобы заниматься реальной контрразведкой.

–Ой, совсем забыла! – Наташа чуть было не выронила чашку. – Я слышала, что это сын Капылевича…

В комнате воцарилось гробовое молчание.

–Не может быть, – сдавленно произнес Антон и посмотрел на Наташу. – Где вы это слышали?

–У меня одноклассница замужем за интребезовцем. Сегодня утром звонила.

Фарида поставила кофе на стул рядом с Антоном.

–Черт! – произнес Введенский, соскакивая с места.

После этой новости настроение у Антона как-то сразу испортилось.

–А кофе?

–Спасибо, уже расхотелось, – подавлено ответил Антон.

Похоже, годовой отчет провалиться, думал он, выходя в коридор. А затем покинул корпус и по переходу направился в кафедру Экзогенетики. Он застал Соню за просмотром журнала «Инопланетная флора и фауна». Ее больше карие глаза излучали почти детский задор. Иногда, Антону казалось, что она почти не изменилась с тех пор, когда двадцать лет назад он впервые увидел ее в проходной института.

–Как там Машка? – спросил Антон.

–Отправила ее на учебу, – отодвигая терминал, сказала жена.

–Она сопротивлялась?

–Еще как! Говорит, что еще не выздоровела....Лентяйка!

–Ты слышала про Капылевича?

–Да, – Соня тяжело вздохнула. -Плохо дело.

–Отчет скорее всего накроется.

–Не отчаивайся, не все так плохо, – Соня улыбнулась. – Я совсем забыла сказать радостную новость. Нам выдадут гонорар за ту работу. Ну ты помнишь.

–Да конечно, – вспомнил Антон. -И что?

Недавно их кафедра провела большую исследовательскую работу для Европейской Колониальной Корпорации.

–По четыре тысячи конфедеративных долларов на человека! – радостно провозгласила жена. – Видишь, какая у тебя крутая.

–А я вот в Шувалово еду, – грустно сказал Введенский. – Все из-за этого дурацкого отчета. Нужно кое-что выяснить на месте.

В районе Шувалово на северо-западной окраине города располагались некоторые научные лаборатории ВНИИВПа, а также несколько общежитий.

–Что-то ты неважно выглядишь. Может, заболел? – спросила Соня, заботливо поправляя ему воротник рубашки.

–Да нет, со мной все в порядке. Это из-за сына Капылевича… Подчерк такой же, как с тем идиотским «делом экстрасенсов». Вспомни, тогда тоже все начиналось с одного человека, а потом пошло-поехало…

–Погоди, может еще все образуется, – подбодрила его Соня.

Но оптимизм жены нисколько не взбодрил Антона. Чувство тревоги все больше овладевало им, не давая покоя.

Звезды в открытом космосе очень большие и яркие – зрелище недоступное на Земле. Для того чтобы созерцать это море разноцветных огней надо быть космонавтом…

И вот, после пяти лет учебы, ты становишься им. По началу ты очень гордишься, что тебе, в отличие от многих миллионов живущих на Земле, довелось прикоснуться к вселенской красоте. Однако наступает определенный момент, когда тебе надоедает восхищаться разноцветными россыпями звезд, и ты просто прекращаешь обращать на них внимание. И вообще романтика космоса улетучивается после десяти-пятнадцати вылетов. Особенно когда от магнитных ботинок на ногах появятся мозоли. Вот тогда ты плюнешь на звезды, и будешь просто исполнять свою работу.

Майор ВКС Катерина Ярова командовала «Афиной» – сторожевым крейсером третьего класса. Крейсер патрулировал шестнадцатый сектор обороны Земли. Шла третья неделя боевого дежурства. За это время не случилось ничего из ряда вон выходящего, если конечно не считать столкновение с микроскопическим метеоритом. В десять ноль-ноль Катерина поднялась в рубку, чтобы сменить дежурного пилота. Рубка была рассчитана на двух человек и не отличалась простором, поэтому приходилось выгибаться словно гимнастке, чтобы не столкнуться с каким-нибудь прибором. Катерина сняла надоедливые магнитные ботинки и подлетела к креслу пилота, в котором терпеливо дожидался смены капитан Никалоеску.

–Вы свободны, Серж, – сообщила она на английском (официальным языком Конфедерации был английский).

Капитан Серж Никалоеску освободился от фиксаторов и подлетел к потолку.

–Вы сегодня чертовски красивы командир! – сказал он с сальной улыбочкой.

Этот проклятый бабник начинал ее доставать. Сержу пора отчаливать в другой экипаж, в «чисто мужскую компанию». Обязательно напишу рапорт, если не угомонится, решила Катя.