— Мне снова нужны будут таблетки, Лоретта. — это было так чертовски сложно выговорить.

— Обезболивающие? Я не могу, Кайл, твоя рана не настолько глубокая, — пробормотала она.

— Мне нужен не анальгин. Ты знаешь, про что я.

Она вздохнула.

— Мы ведь уже несколько месяцев ничего тебе не выписывали, я думала, что терапия прошла успешно.

Я лишь покачал головой.

— Мне нужны антидепрессанты. — слеза покатилась по щеке, и я нервным движением стер ее с подбородка.

— Хорошо. — согласилась Лоретта. — Я вышлю рецепт Лилиан.

Она положила руку мне на плечо и слабо прижала к себе, успокаивая.

— Не переживай, мой мальчик. Все будет хорошо, вот увидишь.

— Спасибо, Лоретта.

Тереза.

Она сидела на подоконнике возле открытого окна, всматриваясь в ночь, заботливо укутавшую город, как большое прохладное одеяло. Сжимая между кончиков пальцев наполовину скуренную сигарету, она невольно морщилась после очередной затяжки. Запах дыма был отвратительным. Она задерживала дыхание и ждала, когда табачное марево наконец рассосется.

Ее мать, ярая противница курения, несколько месяцев назад упала бы в обморок, увидев дочь курящей, но сейчас ей будет плевать, даже если найдет ее окровавленный труп на коврике перед входной дверью. Она просто расправит свою строгую юбку-карандаш, до боли стиснет зубы и перешагнет через мертвое тело. Потому что так Весты справляются со своей болью — они притворяются, что ее не существует.

— Ну вот и все, — едва двигающимися губами шептала Линда.

— Что — все? — лежа на кровати рядом с сестрой, Тереза дрожала от страха за то, что Линда растворится, уйдет из ее жизни в любую секунду.

— Время кончается, — глаза сестры были блаженно прикрыты, на губах блуждала загадочная улыбка. — Бонни в последние минуты было совсем не больно. И даже не страшно. Только вот она не говорила, что секунды такие тяжелые, что их можно даже потрогать. — она неосознанно протянула в воздух слабую руку вместе с торчащим из нее катетером.

— Нет, — Тереза поймала бледную руку сестры. — Ты не можешь их потрогать. Зато можешь потрогать меня. — она сильнее сжала в своих ладонях холодную слабую руку. — Вот, чувствуешь? Я не отпущу тебя просто так, Лин.

— Я знаю. — она все же открыла глаза, слезящиеся и налитые алой кровью. – Я знаю это, Тесс. Но уже слишком поздно.

Люди ошибочно полагают, что раковые больные умирают, хотя на самом деле они единственные по-настоящему живут. Линда ценила каждую данную ей секунду, принимала ее, как невероятный дар. Она во всем видела волшебство и неразгаданные загадки, ее сердце билось в такт суетящемуся вокруг миру. Это сердце заслуживало больше стуков, чем ему было дано.

К тому времени Линда уже находилась на лечении в хосписе на дому. А хоспис означал только одно — ее дни сочтены. Каждая секунда, в течение которой Линда все еще оставалась жива, была на вес золота.

Она лежала неподвижно, словно утратила всякий интерес к движениям, ее волосы выпали после химиотерапии, а тело покрылось сиреневыми пятнами и шрамами, появившимися после пересадок костного мозга. Тереза смотрела на жизнь, вытекающую из самого дорогого ей на этом свете человека, и проклинала весь мир.

— Это ведь не честно. Почему ты, Лин? Почему? — она сдалась и на этот раз начала проклинать уже себя, ведь она не собиралась плакать.

Она хотела, чтобы сегодня они были просто Тесс и Лин, сестрами, между которыми еще не встала болезнь, к которым на всех парах не неслась смерть.

—Знаешь, этого дня я боялась даже больше, чем дня своей смерти.

— Какого дня?

— Дня моих последних слов тебе.

Линда не плакала. Все, что она оставит от себя после смерти — это итак тонны слез, которые выплачет вся ее семья, это горе, которое они будут стараться пережить, и утрата, которая оставит в их жизни ничем не заполняемую пустоту. Пусть хотя бы сегодня, в свой последний день, она не прольет ни слезинки. Она покинет этот мир так, словно ее ждет лучшее место.

— Я долго думала, что сказать. Я правда готовилась. Но все это так неправильно. Потому что у меня так много слов...так много важных слов и слишком мало времени, чтобы сказать их все.

— Не говори пока, — всхлипнула Тереза. — Еще не время, еще очень-очень рано.

Линда не боялась смерти. Печальный конец маячил у нее на горизонте столько, сколько она себя помнит, и другого выхода, кроме как смириться, у нее не было. Она боялась лишь одного — уйти и раствориться. Вдруг ее семья так и не узнает, как сильно она их любила? Вдруг миссис Любрен снимет ее фото с доски почета за рекорд по отличным отметкам за семестр? Вдруг кто-то другой будет съедать те шоколадные батончики, которые Тесс просовывает в щель ее двери по утрам?

Она так боялась уйти никем.

— Смотри, как красиво, Тесс, — она кивнула в сторону открытой дверцы балкона, откуда дул прохладный полуночный воздух. — Обычно перед смертью хотят увидеть солнце, а мне хочется попрощаться с ночью. Можешь сделать мне одолжение? В последний раз, обещаю. — слабо выдохнула она.

Врачи прописали Линде строгий постельный режим, включающий в себя наблюдение за больной, постоянные инъекции и чуть ли не внутривенное питание. Тереза понимала, что Линда хотела вырваться, глотнуть свежего воздуха перед тем как... уйти.

Со слезами, градом текущими по щекам, и трясущимися от страха руками, Тереза помогла сестре взобраться на складное инвалидное кресло и вывезла сестру через балкон прямо под ночное небо к бассейну с подсветками.

Линда сидела в своем кресле, сцепив руки в замок, а Тереза разместилась на шезлонге рядом с сестрой, положив голову ей на колени.

— Я буду скучать по звездам, — сказала она, вглядываясь в мерцающее небо. — Мне при виде них всегда становилось легче. Они словно живые, Тесс.

Тереза подняла голову, хотя картина перед глазами была смазанная от слез.

— Да, очень красиво, — все же кивнула она.

— А может, они и правда живые души, кто знает. Мне кажется, душа Бонни тоже где-то там. — втянув полную грудь воздуха, Линда наклонилась к сестре, чтобы все же сказать последние слова: — Тесс, я...

— Можешь не говорить, — догадалась она, приподнимая голову и заплаканные глаза, сливающиеся с горящим ночным небом. — Ты не обязана.

— А ты сможешь жить дальше с пустотой вместо слов?

— У меня будет этот момент, — Тереза нащупала руку сестры и крепко сжала. — Он лучше любых слов, Лин.

— Момент, — шепотом повторила Линда. — И звезды. У тебя будут звезды, Тесс.