Угомонились младенцы только к полуночи. Детки расселись по углам и теперь злобно пялились друг на друга, изредка клюя носом – они все-таки были маленькими, а драка отняла много сил. Юни выбралась из своего убежища и привела нескольких слуг, которые споро устранили беспорядок и накрыли в столовой праздничный ужин.

Встретив новый год и презентовав хозяйке подарки, гости разбрелись по комнатам, оставив Юни потрошить упаковки и ахать от восторга и неожиданности. Фран живо нашел общий язык с Нозару и Блюбелл, и теперь вся троица носилась по территории особняка, оглашая окрестности диким визгом. Маммон тем временем вновь умудрилась вдрызг рассориться с Фоном.

– Ну все, с меня хватит! – прошипела она, вскакивая на ноги и выбегая на улицу. – Фран, мы уходим!

Фран, облепленный снегом с ног до головы, выполз из-за угла почему-то на четвереньках.

– Зачем так рано, Madame? Босс вряд ли успокоился…

– Мне плевать! Ни минуты больше не останусь тут с этими! Уж лучше сунуть голову в пасть разъяренному лигру! Если хочешь – оставайся!

Маммон потопала к припаркованным машинам, загребая снежную кашу ногами. Ботинки ее тут же промокли. Юни выскочила на крыльцо и заголосила:

– Вай… То есть Маммон! Ты куда?! Мы же еще десерт не пробовали!

– Спасибо, что-то не хочется, – ворчливо отозвалась Маммон. – Пусть кто-нибудь из твоих людей меня подбросит до дому. Только меня – мальчишка тут подольше остаться хочет.

Юни печально вздохнула и исчезла в доме.

***

Рано утром первого января шофер Джильо Неро высадил штатного иллюзиониста Варии у ворот замка и укатил восвояси. За ночь слегка потеплело, и снег подтаял, превратившись в мерзкую жижу. Маммон, уставшая, замерзшая, мокрая и несчастная, потащилась в сторону виднеющегося из-за деревьев замка. «Пусть убивает, – думала она, ковыляя по аллее и прижимая к себе спящую Фантазму, – хотя бы в тепле помру».

Выйдя наконец к замку, Маммон ошеломленно застыла. Еще у ворот ей показалось, что что-то не так, но только вблизи стало ясно, что именно. От вида, открывшегося взору, сердце Маммон забилось с перебоями, а вмиг ослабевшие ручонки разжались, и Фантазма плюхнулась прямо в ледяную лужу, но не проснулась.

Почти все окна фасада были распахнуты настежь, некоторые створки болтались на одной петле, как будто их высадили тяжелым ударом. У подножия замковых стен валялась мебель, большей частью разбитая и изломанная. Были там и стулья возрастом в двести лет, и канапе, обитые китайским шелком, и резные кофейные столики – словом, вся обстановка штаб-квартиры Варии.

Маммон застонала от ужаса. Позабыв о валяющейся на земле жабе, она засеменила вдоль стены замка и завернула за угол. Через несколько минут аркобалено добралась до апельсиновой рощи и задрала голову. Окна ее спальни были закрыты, деревья тоже уцелели, а траву под ними не устилал слой мебельного лома. От сердца слегка отлегло, но расслабляться было рано. К тому же именно отсюда стал виден масштаб катастрофы. Тот, кто решил обновить обстановку в замке (интересно, кто бы это мог быть?), подошел к делу с большим старанием – некоторые предметы обихода, долженствующие, например, валяться на кровлях более низких построек, покоились в куче других стульев, столов и шкафов, то есть их не просто выбросили из окна, но и целенаправленно скинули с крыши.

Но горы антиквариата, украшающего теперь газоны и клумбы по периметру замка, не столь впечатлили Маммон, как кардинально изменившийся интерьер здания, хотя, казалось, куда уж сильнее? Аркобалено извлекла Фантазму из лужи и с замиранием сердца вошла в полутемный вестибюль. Здесь мебели и раньше было маловато, так что отсутствие нескольких кресел и пары столиков не очень бросалось в глаза. Зато остальные комнаты, ранее пышно (даже чрезмерно) обставленные, теперь были абсолютно пустыми, на своих местах остались только зеркала, где они имелись, да светильники всех мастей. В столовой из мебели уцелело только кресло босса, окруженное батареей пустых бутылок из-под виски и бренди. Единственным помещением на первом этаже, которое разъяренный Занзас не разнес к чертям, была кухня, что, в общем-то, не удивительно. Библиотека пострадала наполовину – свой письменный стол босс вышвырнул в атриум, как и все стулья, кресла, диваны и кушетку, на которой Маммон нравилось иногда вздремнуть, но не тронул стеллажи и полки с книгами. Не иначе как из любви к чтению, хотя аркобалено готова была поклясться, что ни разу за все время знакомства не видела Занзаса читающим. Также неизменными остались комнаты Франа и самой Маммон, к невероятной радости последней – там их босс даже пылинки не коснулся.

Чем выше Маммон поднималась, тем больший ужас она испытывала. Причем был он скорее благоговейным, и возрастал с каждой осмотренной комнатой. Забредя в крыло, где проживал Занзас, аркобалено остановилась, заслышав какой-то шум. Она крадучись прошла вперед и заглянула в приоткрытую дверь спальни босса. От увиденного волосенки под капюшоном встали дыбом.

Комната пустовала. Почти. От большей части мебели хозяин спальни, очевидно, избавился раньше, так что единственным напоминанием о том, что апартаменты были богато убраны, напоминали только царапины на полу, да более темные участки стен, виднеющиеся тут и там. Сам Занзас в промокшей от пота рубашке возился у дальнего окна, пытаясь пропихнуть в проем свое ложе. Если бы Маммон не видела этого собственными глазами, то ни когда бы не поверила, что один человек способен хотя бы приподнять этого кроватомонстра, площадью девять квадратных метров и выполненного из трех сортов дерева, над полом хотя бы на пару сантиметров. Тем не менее, босс хоть и запыхался, но уверенно одерживал победу над гигантским предметом мебели. Послышался треск – оконная рама не выдержала веса постельки – и изделие каких-то ушибленных мастеров восемнадцатого века соскользнуло вниз и исчезло из виду. Через несколько секунд послышался жуткий грохот, а Занзас, удовлетворенно проследив полет кровати, прислонился к стене, достал из кармана брюк изрядно помятую пачку сигарет, сунул одну в рот и прикурил от собственного пальца. Потом он узрел довольно громко стучащую зубами от холода и страха Маммон.

– Ну что, уже нагулялась? – на удивление добродушно поинтересовался босс. – А я тут решил, что пора бы выбросить все рунье, Новый год все-таки.

По всей видимости, во время «уборки» гнев его унялся, и теперь Занзас пребывал в сносном настроении. Если не сказать больше. Маммон, не в силах издать ни единого звука, заторможено кивнула, тупо глазея на босса. «Он не человек, – думала она. – Точно. Он не менее чем полубог. Нет! Скорее хтоническое чудовище, рожденное Матерью-Землей для устрашения жалких людишек, что возомнили себя хозяевами бытия. Да-да, так оно и есть!»

«Чудовище» докурило сигарету до половины и вышвырнуло окурок вслед за кроватью.

– Вали на кухню, возьми там свечи и выставь по одной на каждое окно, – сказал он. – Я потом их зажгу, хе-хе.

Маммон послушно потопала выполнять задание, но через пару шагов остановилась.

– Босс… Я думаю, на все окна свечей не хватит…

Занзас на секунду задумался и кивнул:

– Тогда только на те, что на фасаде располагаются.

***

Свечи Маммон нашла, хоть и с трудом. Были они весьма старыми и сильно погрызенными мышами, очень странно, потому что вроде бы это был парафин, а не воск, да и наличествовало их еще меньше, чем ожидала аркобалено. Пройдя через столовую, она наткнулась на Занзаса – он мирно дремал в своем кресле в окружении пустеющих бутылок, на губах его играла довольная улыбка. Маммон вздохнула и потопала дальше – ей еще нужно было расставить пятьдесят с лишним свечек на подоконники.

Почти конец

– Занзас, что ты натворил?! Что?! Что значит, ты решил блюсти традиции?! Да убери ты руки, Койот, все в порядке с моим сердцем! И Занзас! Тебе не нужны паршивые приглашения, чтобы прийти на мой бал! Родственников не приглашают, Занзас! Господь Милосердный, ты же мой сын!

Далее последовала пауза, во время которой босс должен был выдать “Я тебе не сын” или “Ты мне не отец”, а то и оба утверждения сразу. Через несколько секунд вопли дона Тимотео перешли почти в ультразвуковую тональность.