Окна ее комнаты выходили на восток и север. Где-то там с надрывом орала кошка. Взвизгнула и тут же замолчала автомобильная сигнализация. Красивый женский смех разорвал тишину, и вновь всё смолкло. И сюда почти не долетал рев проспекта. Словно он был далеко-далеко, а не за углом. В этом особая прелесть улочек этого огромного мегаполиса! Открой окно гостиной, и в комнату тут же ворвется разговор проспекта: шум машин, голоса людей, пение клаксонов на светофоре, или вдруг тренькнет звонок велосипеда, откуда-то долетит музыка, и до всего этого рукой подать. Иногда многоголосье проспекта Инна сравнивала с оркестром. Убери какой-нибудь звук, и ты получишь новую мелодию, рассказывающую свою историю. Интересно, какая бы мелодия получилась у ее истории?
– Без визга тормозов, – тихо проговорила Инна, повернувшись на бок. – Тормозов у моей истории, судя по всему, нет.
Алька проспала, перепутав смены. Ей позвонил администратор, и малышка долго пререкалась с ним по телефону. Потом, даже не позавтракав, вылетела из квартиры. Инна помогла ей найти зонт, так как за окном дождь стоял стеной, затем прошлась по квартире и, наконец, зашла в ванную. Вчера она забыла снять линзы и сейчас из-за этого чувствовала дискомфорт. Она сменила линзы и вновь посмотрела на себя. Волосы отливали золотом, и девушка вздохнула.
– Хочешь спрятать дерево, спрячь его в лесу. Хочешь спрятаться самому, стань другим человеком, – проговорила она.
Сейчас ее мучили угрызения совести. Зря она так вчера поступила с Вадимом. Он, как и обещал, сделал ее другой, она же в благодарность нашипела на него, аки змей! Несправедливо!
Инна поставила чайник на плиту и обозрела масштабы ремонта. Кухню она потихоньку поободрала. Теперь стены выглядели так, словно по ним стреляли картечью. Она провела по ним рукой, и вдруг всё решила. Оглядев мешки с сухой смесью, она притащила один в столовую и приготовила раствор. К полудню она закончила шлифовать стену с окном, как вдруг в дверь позвонили.
Она глянула в глазок и, увидев Изму Изральевну, открыла дверь. Дама улыбнулась и озвучила цель своего визита. Оказывается, у них в ванной перегорела лампочка, а поменять некому. Не могла бы это сделать девушка? Инна тут же заверила оперную певицу, что, конечно же, может, какие пустяки. Закрыла квартиру и прошла к соседям. Эммануил Маркович, кряжистый старик с палкой в руках, сетовал на жену, и уверял, что и сам может это сделать! Какой же он мужчина, если даже поменять лампочку ему не по силам?! Изя махнула на него рукой и указала девушке, где стоит стремянка. С табуретки даже с Инниным ростом до лампочки было не достать.
Когда с этим было покончено, старики тут же пригласили ее на чай. Девушка отнекивалась и не знала, как бы улизнуть, не обидев при этом стариков. В конце концов сказала, что развела раствор и боится, как бы тот не успел застыть. Изма Изральевна проводила ее до двери.
– Спасибо вам, душенька, – сказала женщина. – Я, признаться, очень рада, что Вадим нашел девушку по себе.
– По себе? – не поняла Инна.
– Такую же статную и серьезную. И, конечно, привлекательную. У него очень хрупкая душа, несмотря на пережитое им. Ведь годовщина уже в эту субботу? Для меня этот день дороже собственного дня рождения. Аля как всегда что-нибудь придумала, да? Я понимаю его. Бедный мальчик, он не любит об этом вспоминать, но наша жизнь – это платок, сотканный из воспоминаний. Вот только у Вадима он почти черный. Надеюсь, что с появлением вас в его жизни, платок расцветет радужными красками, и для черного цвета не останется места, – говорила она, стоя на пороге своей квартиры.
Гостья смотрела на нее, не понимая смысла услышанного. Годовщина, но чего? Может, это годовщина со дня смерти бабушки и деда?
– Изма Изральевна…, – начала она, но дама перебила.
– Конечно, я ему и словом не обмолвилась, что помню об этом дне! Свят, свят, свят! – воскликнула она, всплеснув руками. – Боже сохрани! А что задумала Аля?
– Я… не знаю, – честно ответила Инна, и женщина вскинула на нее удивленный взгляд.
– То есть…, – прошептала она.
– Мы еще об этом не говорили, – тут же нашлась Инна. Хуже всего будет, если Изма Изральевна вдруг по своей неосторожности выболтала чужой секрет. Беднягу замучает совесть. Вон как побледнела! Вадим и Алька ведь ей как внуки. – Сегодня четверг, так что время еще есть. Алюша сказала, что нужно всё тщательно обдумать. Я в их семье человек новый, с этим… днем сталкиваюсь впервые, так что всецело полагаюсь на нее.
У Инны даже ладони взмокли от такой откровенной лжи. Врать она терпеть не могла.
– Это правильно, правильно, – проговорила соседка, кивая. – Самое главное, чтоб Вадим не сбежал.
– Ну, за этим я постараюсь проследить.
– Вы знаете, каждый год я благодарю Господа за то, что Вадим выжил! Да, ему многое пришлось оставить за порогом юности. Он был вынужден отказаться от того, чем жил столько лет! Ведь если бы не та страшная трагедия, мы бы с придыханием произносили его имя. И не только мы, весь мир бы рукоплескал ему! Но, увы. Я знаю, как трудно ему было расстаться с мечтой, – вздыхала певица. – Слава Богу, этот мальчик нашел в себе силы начать жизнь заново. Он остался жив! Это самое главное!
– Совершенно с вами согласна, – сказала Инна, потому что нужно было что-то сказать. И на этом они распрощались.
Весь остаток дня она прокручивала и прокручивала в голове этот разговор. Нет, она не станет говорить об этом Вадиму. Видимо, тогда действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Он даже не любит об этом вспоминать, тем более не захочет говорить. Как бы так намекнуть Альке об этом разговоре с Измой? Только сделать нужно так, чтоб девчонка не испугалась.
К Алиному возвращению Инна зашпатлевала почти всю кухню. После проделанной работы, стены стали ровными и совершенно белыми. Не важно, что брат с сестрой будут здесь делать, теперь можно хоть обои клеить, хоть плитку класть, хоть панели выставлять.
– Ого! Это ты сама сделала? – изумилась Алька.
– Я, конечно, не гастарбайтер из солнечного Таджикистана, но кое-что умею, – усмехнулась Инна, спускаясь со стремянки. – Ну, как?
– Круто! А вот у меня руки из того места растут, откуда у большинства людей ноги, – призналась Аля. – Так здорово! Весь день батрачила?
– Зато день с пользой прошел, а то от безделья уже крыша едет.
– А ужин?
– В духовке, – прокричала Инна из ванной. – Картошка с мясом в горшочках!
– Тебе цены нет!
– Давай иди в ванную, а я пока на стол направлю.
Они ужинали. Алька опять забралась на стул с ногами и рассказывала о сегодняшнем случае.
– Нет, ты только представь, он доковырялся до того, что я плохо говорю по-английски! – возмущалась сестра Вадима. – А я ему, дескать, это что, мой родной язык, что ли? Или мы в школе, чтоб за него отметку получать? Почему я обязана знать его? Он мне: «Ты работаешь в таком месте, а даже стараться не хочешь. Терпят тебя только из-за брата!» Так хотелось ему врезать один разок, кое-как удержалась. Именно из-за брата и удержалась.
– А причем тут Вадим?
– Так он уже десять лет стрижет Людмилу Марковну, владелицу ресторана. Это он попросил ее взять меня.
– Зачем тебе вообще работать? Вадим, как я понимаю, зарабатывает вполне неплохо, я бы даже сказала отлично, судя по размаху ремонта. Так и спрашивается зачем?
– Конечно, он зарабатывает, но не хочу просить у него денег на те же прокладки, или на то, чтоб посидеть с девчонками в кафе, – ответила, пожав плечиками, Алька. – Он меня и одевает, и обувает, плюс кормит, а я зарабатываю, как говорится, на булавки. На мелкие, но приятные мелочи. На те же подарки.
– Кстати о подарках. Сегодня приходила Изма Изральевна, у них лампочка в ванной перегорела. В общем, я совсем ничего не поняла, но она что-то говорила о предстоящей субботе, – сказала Инна, следя за реакцией Али.