– Ничего так, – сообщил он, облизываясь. – Но соли маловато.

Банри, от злости утратившая дар речи, безмолвно наблюдала, как зверюга сыто вытягивается на траве и довольно жмурится. Затем Барбас и вовсе откровенно засопел. Имперка скрипнула зубами. Хотелось есть, но сил на готовку уже не оставалось, так что она просто пожевала хлеба и завалилась спать.

Утро началось весело – явились хозяева лагеря, крайне недружелюбно настроенные к чужакам. Заспанная Банри даже не успела ничего предпринять, увидев направленное на нее оружие, потому что Барбас вскочил и с ходу оторвал руку предводителю бандитов, после чего те спешно и беспорядочно отступили, вопя от ужаса (а главарь – от боли и шока). Пока слегка испуганная имперка торопливо собиралась и седлала свою кобылу, пес хватал пастью траву и листья, пытаясь избавиться от мерзкого, по его словам, привкуса крови во рту.

– Тебе явно не повезло родиться собакой, – заметила Банри, взобравшись на Альфсигру.

– А я и не рождался, – загадочно проговорил пес.

Через некоторое время показались стены Хелгена, все еще черные от копоти. К счастью, Барбас выбрал кружной путь, и они миновали поселение, не заходя в ворота. Когда башни скрылись из виду, Банри не выдержала и оглянулась – над развалинами форта вился дымок, вроде как от костра. Странно. Она-то считала, что это место заброшено...

Барбас все бежал на восток, к горам. Имперка покрутила головой – места были знакомые, где-то тут неподалеку высилась Одинокая скала, и раскинулся «тайный» лагерь повстанцев.

– Барбас! – Пес оглянулся, не останавливаясь. – Ты уверен, что мы в правильном направлении движемся?

– Уверен-уверен, – подтвердил тот и припустил еще быстрее. – Давай поживее, немного осталось.

На перевале было темно, хотя до заката оставалось еще несколько часов, и очень холодно. Задувал ветер, да еще посыпалась снежная крупа со скал. Банри закуталась в плащ поплотнее, но голые руки совсем закоченели, а перчатки покоились где-то на дне седельных сумок. Женщина придерживала Альфсигру, помня о несчастье, случившемся в этих местах с Лидией несколько месяцев назад. Барбас остановился, принюхиваясь. Имперка присмотрелась и поняла, что они прибыли к входу в какое-то подземелье. Странно, что проезжая здесь раньше, она не заметила этой пещеры – довольно большой, между прочим.

– Позор Хеймара... – пробурчал пес.

– Что?.. Чей позор?

– Хеймара. Так вроде эти пещеры называют.

Банри спрыгнула на заснеженную дорогу и порылась в сумках, отыскивая теплые вещи. Вряд ли подземелья в этой местности балуют теплом, нужно подготовиться.

– Здесь точно есть святилище Вайла? Как-то обидно получится, если мы проделали немалый путь зазря.

– Точно-точно, – рассеянно отозвался Барбас, заглядывая в темноту. – Я пойду вперед, а ты догоняй. – Он помолчал и добавил: – Если все получится, обещаю, ты получишь награду. Только не доверяй никаким его предложениям... ясно?

Пес исчез в недрах гор прежде, чем имперка смогла ответить. Готтлсфонт привязала Альфсигру к каким-то чахлым кустам, натянула свой лук, запалила свежий факел и стала спускаться вниз.

Почти сразу же стало ясно, что факел, как и заклинания света, ни к чему – пещеры были хорошо освещены. Тем не менее, продвигалась вперед Банри медленно – каменный пол, стены, а иногда и потолок гротов были покрыты толстым слоем льда. Имперка радовалась, что на сей раз хорошо утеплила ноги. В первой же камере она обнаружила следы деятельности Барбаса – тело довольно молодого редгарда с разорванным горлом. Лужа крови, исходящая паром, разлилась на несколько локтей, и лед под ней слегка подтаял. Из бокового тоннеля доносились приглушенные расстоянием злобные вопли и рычание большого зверя. Банри потушила факел, засунув его в снежное крошево, наметенное ветром, пристроила за пояс своей куртки и пошла на шум, держа натянутый лук наготове. По дороге она наткнулась на довольно большую кучу какой-то сыпучей субстанции. Имперка присела на корточки, пропустила порошок сквозь пальцы, выудила из самой середины тряпку, оказавшуюся потрепанным платьем, и задумалась.

Шум стих. Банри мелкими шажками прокралась дальше по тоннелю и оказалась в большом ледяном зале с деревянными перекрытиями. Барбас стоял посреди помещения в самом низу и отплевывался.

– Поклонники твоего хозяина не слишком гостеприимны, – проговорила имперка.

Пес поднял голову, встряхнулся и коротко ответил:

– Вампиры.

– Вот оно что... – Банри спустилась к нему и склонилась над очередной кучей порошка. В отличие от того, что оставался от поднятых некромантией мертвецов, этот пепел был темным. – С чего бы вампирам поклоняться Клавикусу Вайлу?

– Думается мне, вампирами они стали не так давно. Ну... относительно. – Барбас выплюнул обмусоленный и окровавленный обрывок материи, встряхнулся и потрусил ко входу в очередной тоннель. – Не отставай.

В общем-то, Позор Хеймара (интересно, кто это такой?) оказался почти хрестоматийным гнездом вампиров, что бы там ни говорил Барбас. С кровососами всех рангов, и их рабами и слугами из числа обычных смертных. Самый главный и сильный вампирюга обретался непосредственно в святилище Клавикуса Вайла, окруженный свитой вампирчиков пожиже. Большая часть работы по устранению кровососов выпала на долю бессмертного и почти неуязвимого Барбаса, но и Банри пришлось приложить немало усилий, чтоб не пасть жертвой клыкастых тварей. Особенно много хлопот доставил главный упырь, он никак не хотел подыхать, даже будучи утыканным стрелами, словно еж – иголками, и даже после того, как личная собака Вайла отхватила ему обе ноги. Правда, потеря нижних конечностей поубавила прыти, и Банри смогла отрубить выродку голову, после чего он рассыпался жирным пеплом, как и остальные члены его «семейства».

Барбас обнюхал останки вампира, подошел к статуе Вайла высотой в три человеческих роста и улегся у ее подножия прямо между кувшинами и горшками с приношениями. Банри отдышалась и смахнула пот со лба. Хоть какая-то польза от драки с вампирами – теперь ей было не холодно, даже жарковато. Имперка покосилась на статую – явно не новодел, небось, несколько веков стукнуло, а то и больше, вдобавок изображение самого Принца не слишком стандартное: вместо рогатого коротышки – долговязый длинноволосый юнец, правда, все же с рогами и знаменитой маской в воздетой руке. Выглядел Клавикус несколько одиноко, может, это как-то связано со словами Барбаса об утрате влияния?..

Банри переступила с ноги на ногу и неуверенно спросила пса:

– И что теперь?

– Ну, обратись к нему... – Барбас шевельнул хвостом.

– Как?

– Да просто говори, как заговорила бы с любым смертным.

Имперка прикусила губу. Одно дело с человеком, другое – с даэдра. Да и беседовать со статуей...

– А ты сам почему не попробуешь?

– Он злится на меня и не станет отвечать. Нарочно отгородится, чтоб не слышать.

Банри вздохнула и, чувствуя себя идиоткой, проговорила, глядя на каменного юношу:

– Лорд Вайл, у меня к тебе просьба.

В ту же секунду ее ноги приросли к заиндевевшему полу, и вкрадчивый голос проговорил:

– Ну-ка, ну-ка, мне интересно. – Как и случае с Хирсином голос Клавикуса воспринимался не слухом, а будто всем телом. Банри, обмирая от страха, уставилась на спокойно лежащего Барбаса – тот не сводил с нее внимательного взгляда. – Я тебе обязан по крайней мере за то, что последнее желание моих последних почитателей исполнилось... Они так страдали от вампиризма, так просили меня исцелить их. И тут приходишь ты и прекращаешь их страдания! Я бы сам лучше не придумал.

Ситуация с кровососами предстала с неожиданной стороны, и имперка перевела дух. К тому же на практике выяснилось, что дышать, вертеть головой, шевелить пальцами и производить другие движения вполне возможно, единственное, чего было нельзя – это сойти с места, ступни словно приклеились к каменной кладке.