– В следующий поезд посадки не будет. Просьба отойти от края платформы,– женский голос сделал паузу и закончил объявление оптимистическим.– Приносим извинения за доставленные неудобства.– Леонид двинулся вдоль перрона, выискивая взглядом подозреваемого номер один – парня с квадратным лицом, который спешил к подруге с романтическим именем Сусанка и возможно жалел о том, что вынужден проделывать это в муниципальном транспорте, в то время как вполне может позволить себе личный. Увидев же его перекосившуюся, в гримасе раздраженной, физиономию, встал рядом и, прислушавшись, с удивлением констатировал, что ничьих мыслей не слышит, будто все потенциальные пользователи мозгов, дружно перешли на другую волну. Покрутив головой и попытавшись услышать еще пару тройку "абонентов" Леонид понял, что организм слушать никого не желает, кроме самого себя. Желудок, в подтверждение этой версии, выдал уже не урчание, а рык тигриный и Леонид, разочарованно махнув рукой, отправился снова на выход, справедливо решив, что на "нет" и суда нет.

– "Повезло мазурику",– подумал он, шагнув на ступеньки эскалатора, убегающие вверх. А потенциальные абоненты, словно опять сговорившись, вернулись на волну общения прежнюю и мысли их сумбурные и незатейливые в основном, снова потекли в черепную коробку Леонида, заставив сморщиться.

Клиент-буржуй, заключивший контракт с "Экстримом", отправился в город-герой Севастополь совсем не для того чтобы получить пару раз по сытой мордашке от тамошних бомжей, влившись временно в их сплоченные, одинаковыми проблемами, ряды. Клиент пожелал получить от этого города своеобразную сатисфакцию. Это был город его юности. В нем он когда-то давным давно, в прошлом веке, учась в одном из учебных заведений, получил некоторую сумму знаний, которые в дальнейшем возможно и позволили стать ему успешным предпринимателем, но в памяти у бывшего студента осталось негативное воспоминание о городе юности и вот почему. Тогда еще наивный и прыщавый он однажды, провожая сокурсницу, был остановлен уличными хулиганами и на глазах у нее слегка получил по мордам. Слегка, потому что ноги у парня оказались резвыми, а хулиганам гоняться за ним было лень. На другой день, все студенты учебного заведения, тыкали пренебрежительно пальцами в его сторону, а студентки презрительно морщили губы и носики. Хорошо, что курс был уже последним и, терпеть всеобщее порицание не пришлось долго – всего один учебный семестр, но и за это время, показавшееся будущему буржую вечностью, он чуть не сделался психом. Ну, хотя бы потому, что обращаться к нему стали исключительно по прозвищу, которое для этой цели и выдумали высоколобые, но плохо воспитанные, однокурсники. Оттолкнулись от фамилии в своих фантазиях. Обычная, в общем-то фамилия – Зайцев. Совсем не обидная. Да и кличка – Заяц, тоже вроде… Когда прежде сокурсницы называли его же, в порыве страсти, Зайкой, то он почему-то не комплексовал. Теперь просто Зайцем стали дразнить… Все, и это было мучительно обидно.– "Ну, сбежал… С кем не бывает?",– думал Зайцев.-"Этой-то, Нинке, ничего такого не сделали. Говорит, что до дому даже проводили и спокойной ночи пожелали. Вежливые попались хулиганы… А если бы я не сбежал, то и мне бы наваляли, и ей бы навешали под горячую ногу. Лечились бы потом оба в больнице от травм полученных. Ни за что, ни про что. Правильно выходит, я убежал. Поступил героически, можно сказать. Спас девушку от побоев. А может и честь ее спас. Вот кто знает?"– однако героем Зайцев выглядел только в своих монологах мысленных, а в реальности все окружающие были убеждены, что он обыкновенный трус.– "Поглядел бы я на вас, если бы вас на мое бы место той ночью. Может в штаны бы вообще наложили",– думал неприязненно о сокурсниках Зайцев, а они, не подозревая о тех невысоких оценках, которые он им мысленно выставлял, буквально принялись травить его, издевательски потешаясь. Разыгрывали, импровизируя, целые сценки, от которых Зайцева бросало то в жар, то в холод от негодования, ненависти и обиды.

– Зайца не видели?– орал обязательно кто-то, входя в аудиторию.

– Кого?– переспрашивал кто-нибудь, под ехидные ухмылки остальных присутствующих.

– Серенький такой, с ушами,– пояснял вошедший.– Трясет ими все время. Увидите, передайте, что его в деканат вызывают.

– Зачем Зайца в деканат, Петь?– звучал естественно вопрос.

– Медаль ему "За Отвагу" Родина решила выдать,– под смех скабрезный отвечал Петя.

– Что-то Родина поскупилась, Петруха. Я бы ему орден выдал, размером с люк канализационный, с закруткой на спине,– хохмил второй импровизатор. Жизнь сокурсники устроили Зайцеву, просто невыносимую. Чуть не довели беднягу до суицида или бегства, куда глаза глядят, лишь бы не слышать их ежедневные шуточки. Чуть экзамены не завалил. Чудом сдал.

Попав по распределению, опять же чудом не иначе, в город-герой Санкт-Петербург, тогда еще называвшийся официально Ленинградом, Зайцев, при первой же оказии, фамилию свою дескредитировавшуюся сменил. Вступил в брак и фамилию супруги в свой паспорт вписал. Похоже, что и женился только ради этого, выбирая спутницу жизни исключительно по фамилии. Подобрал назло врагам – сокурсникам бывшим, с диаметрально противоположным значением. Антагонистичную от первой буквы до последней, по отношении к своей кровной. Собакиным стал Зайцев по паспорту. С первой супругой жизнь у Собакина, бывшего Зайцева, не сложилась, и развелся он с ней через год интеллигентно, почти без скандала в суде. Судьи попытались примирить молодоженов, предложив им месяц на размышление, но истица – Собакина, так завизжала протестующе, плюнув при этом в супруга, Собакина же, раз десять, что видавшие всякое судьи, настаивать не стали.

Собакин вышел из зала суда, хоть и заплеванный, но с высоко поднятым подбородком.

– Ты не права, Алиса,– сказал он на прощанье бывшей супруге.– Твоих вещей я не брал. Почему ты не веришь, что нас посетили позавчера квартирные воры – домушники?

– Козе-е-е-ел!!!– ответила ему бывшая супруга Алиса.– Дурой меня считаешь? Воры все ценное выносят, а эти взяли только исключительно мои вещи. Сволочь ты и подонок. Чтоб ты сдох,– она еще долго кричала всякие нецензурные слова, собрав вокруг себя толпу любопытных, но Зайцев… пардон Собакин, слушать ее не стал, юркнул за угол, добежал до остановки и прыгнул в гостеприимно распахнувшиеся трамвайные двери.

С тех пор как будущий буржуй превратился из Зайцева в Собакина, много утекло воды в Неве и, город на этой реке поменял название, и жизнь вроде бы в нем, переименованном в который раз, удалась в материальном плане, но… Остался неизжитый комплекс неполноценности. Комплекс этот грыз Собакина изнутри, отравляя ему жизнь. В последнее время почему-то стали сниться его давнишние сокурсники. Являлись во сне, молодые и язвительные. Заявлялись по одному и, всей группой бывало, но всегда, кто-то орал,– Эй, Заяц! Все трясешь ушами? Ну и рожа у тебя, Косой,– что-то всегда в таком духе. Очень обидное. Собакин просыпался мокрый от пота и, сердце у него чуть не выскакивало из груди, громыхая по заплывшим жиром ребрам.

Психоаналитик, к которому он обратился, дотошно его расспросил и вынес вердикт-диагноз.

– Маниакальная депрессия у вас, уважаемый, так скать. Это лечится вполне успешно. Я вам выпишу препараты, которые необходимо принимать регулярно, так скать, на протяжении курса лечения. Пройдете, попьете таблеточки и все у вас нормализуется. Нет причины, так скать, для паники, уверяю вас.

– Как же нет?– вскочил с кушетки Собакин.– А сны эти сволочные?– забегал он по кабинету.

– Сны? Ах, сны. Со сновидениями несколько сложнее, уважаемый, так скать. Чувство вины неосознанное, вот что их порождает, по моему мнению, и вам следует, так скать, избавиться от этой гипотетической вины.

– Как, как? Научите. Я все сделаю, как скажете, доктор. Я забыл, когда спал нормально. Я не высыпаюсь постоянно. У меня сердце болит от этих снов,– Собакин, упал на кушетку и замер, оцепенев, в ожидании совета врача.