— Записала.

— Обязательно сошлитесь на дату смерти.

— Седьмое июня.

— Вот-вот, седьмое июня. Укажите, что с момента смерти одного из учредителей в Компании велась невидимая, но титаническая работа по концептуальной реорганизации стратегии и характера деятельности. «Концептуальной», пожалуй, вычеркните, вставьте «нравственной». Вставили?

— Вставила.

— Давайте напишем «по концептуальной и нравственной реорганизации»? Так будет лучше — и вашим, и нашим.

— Да, так лучше.

— В последнем абзаце я говорю о необходимости полной ликвидации монстра, что только могила исправит горбатого, это не слишком пылко?

Помощница пожала плечами.

— Тогда оставим. И вот что, подготовьте-ка для публикации списочек «восстановленных», сделаете?

— Весь? — удивилась Анечка.

— Нет, конечно, мы ведь не идиоты — ликвидироваться же не собираемся. Имен сто.

— Простых, из народа? В смысле — инженеры, геологи?

— Нет-нет, что вы! Это основа основ, базовый контингент. И «шишек» не нужно. Просмотрите хронических должников — пусть катятся к черту. Внесите руководителей среднего звена, но только тех, кого высвечивать не опасно. Люди должны знать, что мы к ним с душой и открытым забралом. Лучше, знаете что, перешлите мне файлы, я сам подберу, договорились?

— Хорошо, мсье Волан.

— Вот и замечательно. Да, чуть не забыл, направьте мне файлы по губернатору, он в списке первым пойдет.

— Так он ведь из…

— Да-да, Анечка, из «шишек», только хватит гражданам голову морочить. Нужно понимать, что сажали морковку, а выросла редиска.

— В каком смысле?

— Выборы главы города будут отныне справедливыми, демократичными и прозрачными. Пусть люди знают, кто сидит в губернаторском кресле, кто посадил и кто отвечает.

— Будет сделано.

— Подытожим. «ВОССТАНОВЛЕНИЕ Ltd» никогда не сможет морочить голову, Компания в прежнем виде умерла. Раз?

— Раз.

— Концептуальная, нравственная реорганизация. Два?

— Два.

— Выдвигаю себя на пост губернатора. Три?

— Три.

— Ничего не пропустил?

— Вроде нет.

— Через час жду телевизионщиков, идите.

Закрутился послушный волчок, развернулся тяжелый корабль, шарахнул по населению, побежало время, понесся в эфир телевизионный сигнал, выстроилась ложь в причудливый узор правдоподобных событий — выстрелило заявление. Вот уже, не умолкая, трещат экраны о грандиозном разоблачении и чудовищной афере, свистят газеты о жертвах обмана, пресс-конференции следуют одна за другой. «Губернаторскую камарилью под суд». «Конец империи «ВОССТАНОВЛЕНИЕ Ltd» Кто следующий?». «Благая идея для людей или Как нам обустроить и приумножить губернию».

— …Но в ее основе лежала благая для людей идея — продление, пусть виртуальное, но все же продление! жизни близких, — Щепкин оглядел зал, глянул в бумажку, — для обычных людей эта идея не умрет, а даже наоборот — возродится в рамках нового проекта «ВОСКРЕШЕНИЕ Ltd». Проект этот уже работает, для большинства наших замечательных граждан все остается в силе.

— То есть «восстановленные» теперь будут называться «воскресшие»? — спросили из зала.

— Понимаю, в вопросе подвох, но я вам отвечу. Если вы внимательно следили за нашими публикациями, то наверняка заметили, что мы изменили концепцию. Да-да, изменили. Отныне для нас приоритетными являются не коммерческий успех и прибыль, хотя и они чрезвычайно важны, но нравственное, духовное возрождение нации. Более того, я отказался от французского подданства, вернул имя, — Щепкин показал на табличку, — в конце-концов я гражданин моей страны и я патриот, потому что кажется мне… нет, я уверен, из нашего города, вот с этого места, где сидите вы, где находимся мы все, понесется волна новизны, нового смысла, мы станем свидетелями невиданного российского ренессанса, событий, способных кардинально изменить ход человеческой истории. Нас ждет очищение! Нас ждет катарс… — Последние слова Щепкина заглушили аплодисменты. — Подождите, подождите, — замахал он, призывая публику к тишине, — я не закончил. Я не закончил… Внимание! Хочу сказать, что эра клубники уходит в прошлое, и я провозглашаю эпоху широкого ассортимента, ура!

И вновь грянули аплодисменты, журналисты бросились к трибуне задать последний вопрос, только вдруг кто-то крикнул «Рукавова в губернаторы», и зал принялся скандировать.

— В губернаторы!

— В губернаторы!..

Продолжал крутиться послушный волчок, покорно ворочался тяжелый корабль, неслось время, летел в эфир телевизионный сигнал. А силлогизмы оставались прежними, разве что более раскованными, непринужденными. Трещали газеты, свистели экраны, и пресс-конференции сменяли одна другую. «Рукавова в губернаторы». «Очищение и «ВОСКРЕШЕНИЕ Ltd» как зеркало российского ренессанса». «Широкий ассортимент шагает по планете». И вновь повсеместное ликование, вновь требования о губернаторстве, письма горожан, свежие чаяния… И вновь скандальные разоблачения, уголовные дела и справедливые суды. И вновь розыск пропавших тел, теперь уже для иного восстановления — справедливости: поиск тела прежнего губернатора, поиск начальника тюрьмы, двух профессоров-сельскохозяйственников. Поиск захоронений, истлевших трупов.

И поиск «далекой»!

— А моих артистов я тронуть не дам, дудки! Это же лошадки, участники производственного процесса. Пусть в другом месте копают. Как там Вращалова, нашли?

— Ищем, господин Рукавов, — доложил руководитель службы безопасности.

— Найдите ее.

— Есть! Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

Щепкин выключил громкую, откинулся на спинку кресла. Нет, он не ошибся, ступив на этот путь, не ошибся. Ведь на его стороне фортуна! Значит что? — а то, что кто-то в вышине следит за ним, оберегает. Значит, все правильно сделал, в нужном направлении движется. И не щепкой туда-сюда болтается, а стрелой летит, разящей, непреклонной. Да уж, ступил… Только ведь не путь это вовсе, а жила — золотая, наваристая. Долой былые незрелые и дурацкие сомнения! Да здравствует решительность! Все от слабости и отсутствия денег. А теперь денег много, и теперь он не свадебный генерал Щепкин, отчим собственному детищу, а единственный и полновесный владелец влиятельной корпорации; это на него работают интеллектуалы, это ему, если нужно, любую идею подкинут, всякий принцип обрисуют и грудью закроют. За вознаграждение, разумеется. И пусть! Эх! вот когда жить-то нужно.

Он вспомнил, как сидел в кафе, девушку в свекольном переднике, режиссера вспомнил. Улыбнулся. Катись оно ко всем чертям, самому мало! Теперь не до разговоров об искусстве, иной масштаб. Будто плащ волшебный надел — дышать по-другому начал, и сердце чужое, и язык. Разве так бывает? «И на «е» бывает, и на «ё» бывает…» Надо же, не дает покоя тот бородач. Точно! — вот важный пункт программы: чтоб не испражнялись в рекламе. Это после клубники пойдет.

— Анечка, зайдите ко мне, где вы ходите?

И с газетами нужно что-то делать. Неинтересная какая-то пошла. Не праздничная, не легкая и не оптимистичная. Всюду срут и издают плохую газету. Из Москвы все идет, там модники эти сидят, ничего, и до них доберется. Из Москвы все разложение, оттуда вся гниль. Тоже нужно записать, электорату понравится.

Размышления прервала Анечка.

— Привезли статую, куда ее?

— Сюда давайте, где она?

— В приемной.

Вращалова скрывалась у подруги, инструктировала её на предмет продажи имущества, готовилась к отходу, спала на раскладушке. Отход планировался в Европу, которая и спасет, и укроет. Которая в трудный час всегда выручит нашего человека, случайно разошедшегося с генеральной линией. Взмыленная подруга прибегала с очередного объекта, вздыхала, убегала вновь.

— А что не в Москву, Леночка? Москва большая, отсидишься.

— Ты что, совсем ничего не соображаешь? Я в Москве как на ладони, думай, что говоришь!

Самым трудным представлялось вывезти прах отца. Оставлять покойника на родине не хотелось. Сложность состояла не в том, что никто бы не дал раскапывать могилу — за деньги еще как дал, и не в том, что на такси его, разумеется, к поезду не подвезешь, а в том, как с ним быть в долгой дороге. Не станешь ведь объяснять каждому встречному, что без покойника никак. Решила везти один только палец: дешево и не занимает много места.