— Не могу, Фомич, у меня жена беременная. Если я смотаюсь из города, они убьют её, я это точно знаю.

— Тогда отправь жену куда-нибудь, а потом уедешь сам. Я не поверю, что у тебя нет денег для того, чтобы укрыть свою семью. Ну, хочешь, я тебе помогу деньгами?

— Фомич, я устал прятаться и дрожать. От судьбы не уйдёшь. Я не думаю, что они завтра нанесут по мне удар, дадут всему этому успокоиться, и когда я тоже успокоюсь, вот тогда они и ударят.

— Володя, я совсем недавно встречался с Аликом. Если бы ты мне раньше обо всём этом рассказал, то я бы их всех положил на этой встрече. У меня была уникальнейшая возможность положить всю эту бригаду в лесу.

— Вот видишь, я везде виноват. Я не хотел тебя напрягать своими проблемами, рассчитывал, что сам могу во всём разобраться.

— Зря ты, Володя, зря. Сейчас, конечно, вряд ли что-то можно изменить в этом деле. Я бы на твоём месте всё же свалил.

— Спасибо, Фомич. Давай, приезжай, хотел бы поговорить с тобой вживую, а не по телефону.

— Спасибо за приглашение, как выберу время, сразу же подскочу.

Фомич положил трубку. Этот поздний вечерний разговор расстроил его окончательно. Лобов хорошо понимал, что дни Ефимова практически сочтены, и по-честному, глубоко сочувствовал ему и его семье. Выбранный Ефимовым жизненный путь в конечном итоге привёл его к логическому концу. Это хорошо понимали и Ефимов, и Лобов. Всех их в конечном итоге ждал подобный конец, одних раньше, других позже.

Лобов прошёл на кухню и, налив себе полстакана водки, выпил её залпом. Он поставил стакан на стол и направился в спальню. Долго лежал с открытыми глазами, пытаясь заснуть, но сон не шёл. Лобов заснул лишь под утро. Он спал тревожно, часто просыпаясь и ворочаясь в кровати. Ему снился странный и непонятный сон. Сон, словно многосерийный фильм, крутился в его голове, каждый раз он начинался и заканчивался одинаково. Очнувшись от сна, Лобов старался понять, к чему снился ему этот непростой для него сон, что он мог сулить, добро или зло.

— Надо будет спросить бабку, что означает этот сон, — подумал Лобов.

Он повернулся на бок и посмотрел на часы, они показывали половину шестого утра. Встав с постели, он направился на кухню.

Он вышел из дома и направился в соседний дом, во дворе которого уже суетилась баба Дуня.

— Здравствуй, бабуля, — поздоровался с ней Лобов. — У меня Валентина как-то говорила, что ты можешь толковать сны.

— Больше она тебе ничего не рассказывала? Надо же, так и в колдуньи угодить можно, — произнесла баба Дуня. — Мать у меня покойная, та хорошо толковала сны, а я так себе. Давай, Толя, рассказывай, может и смогу чем-нибудь помочь тебе.

Лобов смахнул снег с лавочки и присел на неё. Бабка, развесив на верёвках стираное бельё, подсела рядом с ним.

— Понимаешь, баба Дуня, я ночью неоднократно просыпался, но этот сон словно преследовал меня всю ночь. Стоило мне снова закрыть глаза, он вновь и вновь возвращался ко мне.

— Что, Анатолий, напугался? Так это только сон, и не более. Так я слушаю, что ты видел во сне?

— Представляешь, баба Дуня, как будто я бегу по дороге, а дорога всё не кончается и не кончается. Да и сама дорога какая-то ненормальная, жёлтого цвета, словно выложена кирпичом. В конце концов, я споткнулся и упал. Смотрю, а это не кирпичи вовсе, а золотые слитки. На каждом таком кирпиче выбиты какие-то фамилии, имена. Поднялся я на ноги, оглядываюсь назад, а дорога за спиной такая длинная и вся светится жёлтым цветом. Я снова захотел побежать дальше, а у меня ничего не получается. Такое ощущение, что упёрся я в какую-то невидимую для моего глаза стену, вот она и не даёт мне бежать дальше. А впереди, за этой стеной, словно какая-то другая жизнь, однако я никак не могу прорваться сквозь эту стену.

Лобов замолчал и испытывающим взглядом взглянул на бабку.

— Ну, что скажешь, баба Дуня? — спросил он.

Бабка Дуня задумалась, а затем произнесла:

— Похоже, вещий сон ты видел, Толя. Дорога, а тем более золотая, это твоя теперешняя жизнь. Золотые слитки с именами и фамилиями — это деньги и состояние людей, которые вымостили эту дорогу, по которой, заметь, ты не шёл, а бежал. Так вот что я тебе скажу, всё, что ты нажил в этой жизни или ещё наживёшь, пролетит мимо тебя, с большой скоростью, что ты и не заметишь, как это всё потеряешь. Стеклянная стена — это преграда, которая на какое-то время отделит эти две жизни, золотую и обычную. Что это за преграда, я не знаю, но она достаточно прочная, и ты её не сможешь преодолеть с этими богатствами. Ты вернёшься в другую жизнь, но при этом у тебя не будет ни денег, ни нажитого тобой добра.

Лобов заулыбался и, встав с лавочки, направился к своему дому.

— Надо же, — подумал он, — всё, что заработаю в жизни, всё потеряю. Да быть такого не может. Ещё не родился тот человек, который сможет вот так просто отобрать у меня нажитое. Да я убью его, прежде чем он это сделает.

Баба Дуня проводила его взглядом и перекрестилась. Она хорошо понимала, какая опасность нависла над её соседом, но помочь или что-то изменить в его судьбе она была не в силах.

— Как пришло, так и уйдёт, — подумала она и, взяв в руки пустой таз из-под белья, направилась к себе в дом.

После обеда Лобов уехал в Мензелинск. На въезде в город его встретил Ефимов, которого сопровождали три парня спортивного телосложения. Лобов и Ефимов обнялись и направились в придорожное кафе.

— Я думал, Ефимов, что мы поедем к тебе домой, а ты меня тащишь в кафе. Ты думаешь, что я не бываю в кафе? — пошутил Лобов.

— Фомич, не обижайся. Просто не хочу светиться с тобой в городе. Зачем тебе мои головные боли.

— Ты за меня не решай, будут у меня головные боли или нет, тебя это не должно напрягать.

— Да ты не обижайся на меня, я ведь из лучших побуждений, — ответил Ефимов.

— Да я и не обижаюсь. Как у тебя дела, как жена? — поинтересовался Лобов.

— Всё нормально, Фомич. Пока, видишь, держусь. Вот ребят набрал, охраняют даже ночью.

— Ты думаешь, они спасут тебя? Я в этом что-то сомневаюсь.

— Да, ладно, Фомич, от всего не застрахуешься. Знать бы, где упадёшь, соломки бы постелил. А может, и прокатит, Кашапов не такой уж весовой, чтобы за него впрягались ребята.

— Он просто никто, но у него есть родной брат, и брат, насколько я знаю, держит казну. А это, брат, серьёзная должность, не каждому его доверят.

Они молча выпили и стали закусывать.

— Слушай, Фомич, а почему ты не завалил этого Алика и всю его бригаду, пожалел, что ли? Они бы тебя не пожалели бы, закатали бы тебя в асфальт. Есть там у них такой ухарь, Мотором зовут. Так он хуже зверя, говорят ребята.

— Да видел я их всех, в том числе и этого Мотора. Мне показалось, что у них понтов больше, чем дела.

— Ошибаешься, Фомич. Насколько я знаю, этот Алик имеет большие связи среди сотрудников УВД.

— Володя, мне это всё до лампочки. Я их подпёр двумя БТР, и они сдулись, как резиновые шарики. Теперь они перед тем, как сунуться ко мне, немного подумают.

— Слушай, Фомич. Может, мне самому этого Алика завалить, как ты думаешь?

— Вот тогда тебя точно кончат, это я тебе обещаю. Володя, бери жену и беги из города. Пойми меня, это не трусость, это мудрость.

— Нет, Фомич, я не побегу. За мной ребята, кто их будет кормить, не ты же?

— При тебе кормить и содержать не буду, а если что произойдёт, подтяну их под себя.

Они ещё посидели часа два, поговорили о жизни, о делах. На улице стало совсем темно, Лобов накинул куртку и направился к машине.

— Володя, передай жене, если что-то произойдёт, пусть не стесняется, звонит. Без защиты и денег не оставлю.

— Спасибо, Фомич, я передам ей это. Ты меня раньше времени не хорони, может, всё и прокатит. Может, попьём ещё с тобой водочки.

Они обнялись. Лобов махнул на прощанье рукой и, сев в машину, помчался в Елабугу.