— Прошу прощения! Я всегда считал, что отдел явно не дорабатывает, — начал Носов. — Однако, несмотря на мои замечания, начальник отдела не только не активизировал работу своих подчиненных, но порой прекращал ее по различным надуманным причинам.

— Погодите, — прервал замминистра, — насколько я помню, ответственным за разработку этой группы назначены вы лично! Может, я что-то путаю?

Я невольно взглянул на начальника управления и увидел недоумение, которое читалось у него на лице. Он встал и принялся разъяснять позицию уголовного розыска в раскрытии этого преступления.

Начальник управления доложил то, что я не решился озвучить на этом совещании. Он сообщил о том, как была провалена следствием попытка провести опознание задержанных за это преступление. Он не стеснялся в оценке сотрудников следствия, которые так глупо и непрофессионально действовали на очной ставке, проводимой ими самостоятельно, без сотрудников уголовного розыска. Они, планируя это опознание, не подготовили не только свидетеля, но и представили задержанного на опознание без ремня и шнурков на ботинках, а главное — проводили его в отсутствие адвоката.

Если бы мы сейчас даже имели положительный результат в опознании, то все негативные моменты, которые я озвучил, свели бы этот результат на нет.

Представьте себе: водителю, который еще не забыл угрозы преступников, пытавшихся подорвать его квартиру, вдруг предъявляют на опознание задержанных!

Когда начальник управления закончил, слово взял заместитель министра.

— Ситуация ясна. У нас на сегодня нет никаких доказательств вины группы Маркова. Здесь мы в полном дерьме, по самые уши. Мне неприятно об этом говорить, но приходится констатировать факт. Проколов много. Надо признаться, что эти ребята оказались более подготовлены, чем мы. Нам неизвестно, где находятся меха, сколько лиц принимало участие в налете. Имеем лишь предположения. Так не пойдет! Нам этого никто не простит, и нас не поймут. Поэтому считаю, что сейчас надо приложить все усилия, чтобы доказать их причастность к кражам с фабрики. Для этого необходимо поднять все материалы и возбудить уголовное дело по данному факту. Руководство фабрики готово написать необходимое для этих целей заявление. Надо привязать этих ребят ну хотя бы к этим кражам. В отношении разбоя работать дальше, думаю, не имеет смысла, если привяжем их к кражам с фабрики, сделаем большое дело. Поэтому приказываю приостановить работу по разбою до лучших времен, надеюсь, что начальник управления уголовного розыска и вы, Абрамов, поняли меня? Перебросить все силы отдела на раскрытие краж с фабрики.

Он замолчал, давая понять, что совещание закончилось. Мы молча потянулись на выход.

Чувство досады переполняло меня. Как так прекратить работу? Работу, в которую вовлечены десятки сотрудников уголовного розыска! Понятно, что это сложное дело, но бросить просто так — мне это совсем не нравилось. Получалось, что кто-то там, наверху дергал за ниточки, а мы, как марионетки, подчинялись?

Мне была совсем не понятна позиция Носова. То, что он не наш человек, было ясно давно, но чтобы так поступить! Это выходило за грань всех понятий о порядочности! Я невольно вспомнил далекие годы сталинских чисток, когда люди вынуждены были отказываться от своих родных и знакомых. Но это было тогда, а сейчас совершенно другое время! А что изменилось? Своя рубашка всегда ближе к телу?

Чего добивался Носов, обвиняя меня в отсутствии активности? Ему просто хотелось перевести стрелки. Если бы я был заместителем министра, то непременно спросил бы лично с него, а не с начальника отдела.

Мои размышления прервал нагнавший меня в коридоре начальник управления.

Я прошел вслед за ним в кабинет, где он, не стесняясь в выражениях, высказался о своем заме. Он сказал мне, что предупредил заместителя министра, что больше не может работать в одном управлении с Носовым и попросил доложить об этом министру внутренних дел республики.

О том, что события начнут развиваться в этом направлении, я и не мог предположить. Видно, терпение шефа иссякло.

Во второй половине дня мне доложили, что к Маркову пришла на свидание женщина, и что свидание разрешил Носов. Я попросил усилить внимание за Марковым, чтобы исключить возможность передачи ему каких-либо записок, и дал команду о присутствии на свидании одного из сотрудников уголовного розыска.

По окончании свидания я пригласил эту женщину к себе. Было около четырех часов дня, когда в дверь моего кабинета постучали, и на пороге появилась Светлана.

Она, как всегда, выглядела крайне элегантно. Ее одежда отвечала всем требованиям тогдашней моды, а макияж только подчеркивал ее безупречную красоту.

Я предложил ей чая, она без всякого кокетства кивнула, и мы приступили к разговору.

— Ты знаешь, Света, я никогда не думал, что увижу тебя в стенах этого заведения. Мне всегда казалось, что ты намного выше этого, и вдруг — ты здесь, борешься за свободу преступника. Пойми меня, Марков не просто преступник, а настоящий бандит! Неужели ты не знаешь? Ты наверняка прекрасно знала об этом, еще когда он был на свободе. Я знаю, что ты ему помогала — продавала шубы из краденных ими мехов. И если бы не твой муж, мы бы встретились с тобой намного раньше, когда тебя задержали работники Бауманского РОВД. Когда я об этом узнал, просто не поверил! Во-первых, я думал, что ты по-прежнему в Москве, а во-вторых, шубы и ты — это просто не укладывалось в моей голове! Но сейчас я бы хотел задать тебе всего один вопрос: как дорог тебе этот человек, что ты обиваешь пороги министерства? Ты ведь замужем!

Светлана опустила глаза и достала из сумочки носовой платок.

— Абрамов! Почему ты такой жестокий! Неужели ты думаешь, что я не понимаю? Да, этот человек мне очень дорог, так же, как был дорог ты! Он молод, и его еще можно исправить! И я хочу это сделать! Я не знаю, что тобой движет, закон или чувство мести мне, но я тебе скажу, что в том, что произошло, моей вины нет. Видно, не судьба быть нам с тобой вместе. Я прошу только — пусть все идет, как идет. Не вали на него того, чего он не делал. Подави в себе чувство мести, он ведь в этом не виноват? Что ты от меня хочешь? Я все сделаю!

Она отставила от себя чашку и стала вытирать покрасневшие глаза.

Я сидел за столом и не знал, как мне поступить. Мои уговоры не действовали на нее.

Время шло, а она все сидела и плакала. Наконец, немного успокоилась и сделала несколько глотков остывшего чая.

— А ты помнишь нашу школу? — спросил я. — Недавно видел математичку, Аллу Борисовну, еле узнал. Только тогда понял, сколько времени прошло. А ты кого из наших встречаешь?

Мы сидели и вспоминали школьных учителей, общих друзей и знакомых. И на время забыли, кто мы, где мы, и полностью предались нашим воспоминаниям.

Время незаметно перевалило за семь, и если бы не звонок Носова, мы так бы и сидели. Я попросил Светлану подождать в кабинете, а сам направился к нему.

Вернувшись минут через пять, я предложил ей прогуляться. Погода стояла великолепная, и она согласилась. Мы медленно шли по улице Карла Маркса. В тот момент мне казалось, что не было этих лет разлуки, и мы, как прежде, вместе.

Каждый думал о чем-то своем, и лишь на какую-то долю секунды наши взгляды встречались, и мы улыбались. Нам казалось, что мы вернулись в нашу юность, и у нас все еще впереди.

— Виктор, расскажи о твоей семье. Я знаю, что ты женат и у тебя дочка, — попросила Света.

Когда я рассказывал о семье, о маленькой дочери, которую я любил без памяти, я заметил, как у нее сверкнули слезы. Наверное, это были слезы несбывшейся мечты.

— Слушай, ты все такой же, каким я тебя помню. Время над тобой не властно, и если бы не седина, как будто и не было этих лет. А у меня жизнь не сложилась, ни нормальной семьи, ни детей. Видно, судьба наказала меня за тебя, за то, что не побежала за тобой, не остановила тогда… Знаешь, я еще могла это сделать, когда в Саду рыбака ты пел песню, в которой были слова «мне почему-то все равно». Ты помнишь эту песню? И я помню. Я хотела тебя увидеть и попросить прощения за родителей, но не смогла и решила забыть тебя. Может, это и к лучшему? Теперь у тебя есть жена, ребенок, а у меня другой человек, который мне дорог. Вы разные, ты такой весь праведный, ну а он, ты знаешь какой, лучше меня. И если бы не он, ты все равно бы никогда не вернулся ко мне. А он, он придет, сколько бы вы ему ни дали — десять, пятнадцать лет. Поэтому прошу тебя, прости меня, прости меня за мою любовь к тебе, за все мои ошибки, за моих родителей, которые невольно и неосознанно обидели тебя, ведь они так хотели мне счастья, а вышло иначе. Прости!