Обсудив ее слова, все сошлись на том, что это лучший вариант, который можно выбрать. Теперь оставалось довести это до самих ребят. Это они поручили адвокатам.

Посидев еще с полчаса, они стали расходиться.

Лиля под руку со Светланой потихоньку двинулись в сторону ресторана «Акчарлак».

— Вы знаете, Света, — стала жаловаться Лиля, — меня уже три раза допрашивали в МВД. Они пугали, что посадят меня в тюрьму, и я очень испугалась. Представьте, тюрьма, роды за колючей проволокой. Я рассказала им, что Алмаз и Максим привозили мне шкуры, из которых я шила шубы. Что мне оставалось делать? О мехах им рассказали мои соседи. Наверное, я поступила неправильно и навредила им. Но я, правда, очень испугалась тюрьмы.

Так, за разговорами, они дошли до остановки трамвая, и Светлана, попрощавшись, поехала домой.

Дома из-за переезда был полный беспорядок. Она уже упаковала основные вещи, оставалось собрать книги, которые стопками лежали на полу.

Светлана разделась, налила себе чай, прошла в комнату и присела. На полу лежал фотоальбом. Она смахнула с него пыль и стала листать тяжелые страницы. На одной из них была старая школьная фотография, на которой в полный рост стояли она с подругой и Витя Абрамов. Тогда они с Витей впервые поцеловались. Прошло уже столько лет, но память по-прежнему хранила вкус того поцелуя, первое прикосновение его губ. Светлана вспомнила, как у нее закружилась голова, и она прислонилась к березе, что росла у них во дворе. Она впервые в своей не столь длинной жизни почувствовала это нежное прикосновение мужских губ. В этот момент ей показалось, что стук ее сердца может разбудить спящих людей. Если в жизни существует счастье, то в тот момент она была как никогда счастлива.

А что теперь? Они с Виктором — в разных лодках и плывут в разные стороны. Он предпринимает все меры, стараясь лишить ее сегодняшнего счастья.

«Может, мне тогда не нужно было молчать, а сказать ему, что не могу жить без этого парня? Может, он понял бы? Рассказать, что Максим — единственный лучик тепла для нее, каким когда-то был он, — подумала вдруг Светлана, по-прежнему держа старое фото. — А может, он хочет, чтобы я лично попросила его о помощи? А почему бы и нет? Нет, он непременно откажет. Ведь для таких людей справедливость — главное, что есть в жизни. Он еще в школе боролся с несправедливостью, и еще тогда можно было понять, что он всю жизнь посвятит этому. Он не поможет. Не потому что помнит ту обиду, а из-за принципа. Он через себя не переступит! Наверняка он полностью уверен, что Максим совершил этот разбой».

Да и как она попросит? «Помоги, ведь я его люблю?» Нет! Не надо иллюзий! Абрамов не такой человек! Он не сможет ее понять!

Но поговорить все-таки можно, поговорить, не просить.

Она сняла трубку и набрала номер Ермишкина.

Прошло несколько секунд и трубку сняли.

— Здравствуй, — начала Светлана. — Сергей, ты должен мне помочь. Договорись, пожалуйста, чтобы мне дали свидание. Я знаю, это в твоих силах. Что ты говоришь? Ты отдаешь отчет своим словам? Ты сам меня познакомил с этим мальчиком, а теперь, когда он оказался в таком положении, ты бросаешь его! Да, я не боюсь тебе в этом признаться и думаю, что он не рассказывает про тебя только потому, что еще верит мне и не хочет создавать проблемы тебе! Ты не можешь о нем так говорить, он еще не преступник, и преступником может его назвать только суд! И вообще, у нас любой может стать преступником, даже такой как ты! Может, напомнить тебе о твоей явке? Помоги, и ты больше никогда не услышишь ни о нем, ни обо мне. Ведь ты этого хочешь?

Светлана положила трубку и прошла на кухню.

Я не успел войти в здание МВД, как постовой предупредил меня, что заместитель министра назначил совещание в девять утра, и я приглашен.

— Володя, — спросил я постового, — какая повестка?

— Я не в курсе, просили только передать! — ответил он.

Размышляя о том, что могло случиться такого, что совещание назначили на такую рань, я поднялся на третий этаж и открыл свой кабинет. Уже через пять минут мне позвонил начальник управления уголовного розыска и пригласил к себе.

— Началось в колхозе утро, — сказал я сам себе и направился к руководству.

Когда я вошел, в кабинете уже сидел Носов.

— Что мы имеем на сегодняшний день? — спросил меня начальник. — Кто какие показания дает?

— Извините, я не в курсе! Какое дело вас интересует? — спросил я.

— Меня, Абрамов, интересует всего одна тема — меха! Давай, докладывай! — скомандовал он и смерил меня непонятным взглядом.

Я начал докладывать.

Начальник управления слушал, не перебивая.

— Агент Фомин, работая в камере с Марковым, уверен, что тот является одним из участников группы, совершившей налет на контейнеровоз, — говорил я. — По словам агента, Марков, говоря о разбое, неоднократно детализировал это преступление. Эти детали он не мог услышать от работников уголовного розыска, следовательно, или он участник, или хорошо знаком с участником, который рассказывал ему о налете в мельчайших подробностях.

Агент Фомин считает, что Маркова необходимо как-то расшевелить, вывести его из состояния равновесия. Сейчас мы планируем вывезти его на повторный обыск в квартире. У него сильно болеет мать, и эта встреча должна повлиять на него.

Мой доклад прервал Носов:

— Мне опять звонили из Обкома партии и просили организовать свидание Маркову. Как быть? — спросил он у начальника управления.

Услышав это, начальник взглянул на меня.

— Извините, — ответил я, — но я категорически против этих всех свиданий. На предыдущем, со слов агента, Маркову была передана записка, содержание которой нам неизвестно. О чем ему писали? Все эти свидания бесконтрольны. Мы их только слушаем и ничего более. Я не исключаю, что Марков в курсе всех событий, он полностью владеет информацией о следственных мероприятиях, знает, какие показания дают свидетели, и поэтому он спокоен, как танк.

Неожиданно раздался звонок телефона.

Начальник управления поднял трубку.

— Приглашают! — коротко произнес он.

Мы все втроем направились на второй этаж к заместителю министра.

Там в приемной уже находились начальник следственного управления Фаргат Исламович Зиганшин, а также следователь управления Новиков Виталий, который вел это дело. Один за другим стали подтягиваться и другие руководители аппарата министерства, приглашенные на это совещание.

Услышав из-за двери приглашение, мы все вместе прошли в кабинет и сели за большой овальный стол.

Заместитель министра вышел из-за своего стола и пересел к нам.

— Ну, кто начнет доклад? — спросил он. Его взгляд не предвещал ничего хорошего, и предчувствие сжало мое сердце.

Слово взял начальник следственного управления Зиганшин.

Он доложил о работе следственного управления, назвал количество допрошенных людей, произведенных обысков, назначенных экспертиз. Он говорил достаточно долго, чем вызвал недовольство шефа:

— Ну и что дальше? Из вашего доклада я не понял, что же делает следственное управление для того, чтобы уличить задержанных в совершении преступлений? Говорили вы много, засыпали меня цифрами, а конкретики никакой. Как же так получается, что эти ранее не судимые ребята вдруг стали такими рецидивистами, что ни уголовный розыск, ни следствие не могут доказать их причастность? Что, работать разучились? Если вы не можете этого сделать, то гнать вас надо в шею, а ребят просто отпустить, как лиц, пострадавших от произвола милиции. Вы этого добиваетесь?

Начальник следственного управления попытался что-то возразить, но на него так посмотрели, что Зиганшин замолчал на полуслове.

— А что скажут представители оперативных служб? — тихо спросил он и посмотрел на начальника управления.

Тот перевел взгляд на меня. Я начал свой доклад с момента, когда нам впервые поступила информация о кражах с меховой фабрики. Чем дольше я говорил, тем суровее становилось лицо замминистра. Когда я закончил, в кабинете повисла небольшая пауза, которую прервал заместитель начальника управления уголовного розыска.